третья полка

вопреки всему

...и быстрой ножкой ножку бьёт (А. С. Пушкин)

подоблачные рваные края
накладывать в три слоя друг на друга
чтоб из кустов выскакивал рояль
внезапно и подпрыгивал упруго

такой чудесный выдался февраль
как выскочил из-под земли как выбил
копытами дождя и серебра
подснежники крапиву кости рыбьи

нам даже напрягаться не пришлось
настала жизнь немыслимо простая
ещё бы выбить мне из горла кость
казалось что весной сама растает

но нет но нет
о как же он в прыжке
о ножку ножкой бьёт неподражаем
и я и я
котом в глухом мешке
а кость что кость
почти и не мешает


обречённое

дунешь в дудку, а она голосом человечьим
выдаёт сокровенное, и заткнуть её нечем:
мол, слушайте все, кому знать хотелось, спросить кололось!
а ты слышишь и морщишься: до чего неприятный голос...

хорошо, что дудка - не птица, и сказ у неё короткий,
а что в неё не вдохнул - то костью застряло в глотке.
и что услышали люди - да ничего, пожалуй -
они и тебя-то слушать не так чтоб бегом бежали,

а тут и подавно слышат привычное "волки! волки!"
и поворачиваются зубами к стенке на верхней полке,
если на нижней или на боковых - может быть, краем уха
и различат, что голос живой, а не комар, не муха -

и отвернутся тоже. а ты убираешь дудку,
выходишь на первой станции необитаемой ночью жуткой
рысью до пустыря за крайним домом в случайном глухом посёлке
и выдуваешь за костью кость своё вечное волки! волки!


себя переживая

холодной крови каберне во мне стакашек,
и жёлтый, жалкий клён в окне листами машет
и всё пытается взлететь, роняя перья,
но в общей будней суете никто не верит,
что он летал - и как летал! - ещё вчера же,
что он почти попал туда, откуда машут
давно глядящие на нас, как на блаженных -
я верю, клён.
ещё вина - от ран душевных?
хотя - какие раны там, какие боли?
и вдруг хочу туда, куда лишь поневоле -
и удивляюсь: ну, зачем? что, правда, хватит?
и сердце отдаёт в плече, сухой прагматик:
мол, мы с тобой который раз - а толку, толку?
а голый клён взлетит без нас на третью полку
плацкартной облачной стрелы, как на полати -
а за окном белым-белы - о, как назвать их? -
не ангелы, не облака, всего-то перья,
я выдыхаю их, пока он не поверит,
что долетел, что спи уже, весна далече,
а что не свят и не блажен - так даже легче.


всё ближе

тут ещё ничего, а на холме сдувает -
первый холодный день, и каштаны градом.
как-то особенно ясно: душа живая;
хрупкая жизнь бесконечна;
смерть, безупречна, рядом.

тут ещё ничего, но ветер, ещё недавно
ласковый, жаркий, сухой,
в грудь ледяной ладонью
резко толкнул, грудь распахнул, как ставни -
теперь там гулко, светло, ярко, потусторонне.

так ещё ничего, и каштаны звонко,
яблоки глухо, айва бесконечно долго
падают, сыплются, бьются о барабанные перепонки,
и вот уже тыгыдым, тыдым, ту-ту - и волчок улыбается с верхней полки.


внятное

когда ночью
быстрый снег по ветвям шуршит -
насекомыми лапками по голым сухим и ломким -
почему-то снова очень хочется жить
с ветки на ветку ловко или неловко

застынешь, голову запрокинув, ёжась, едва дыша,
слушая белый шум, потусторонний/посюсторонний шорох:
это и есть жизнь - сиюминутна и хороша,
иногда особенно хороша в паузах и повторах

сколько раз повторялось и мимо шло,
мимо летело всё, что мне было нужно? -
а сколько вдруг застывало и тяжело -
так тяжело! - так нескоро трогалось, так натужно

и кажется: хватит, ну хватит, ну правда, зачем оно?
не могу, не хочу, нет больше сил об этом...
выйдешь с собакой - снег шуршит, холодно и темно -
и жизнь сквозь тебя тобой снегом шорохом дальним светом


привидевшееся

с человеком входит морозный воздух
застывают снежинки в нелепых позах
превращаются в воду и дышим паром
на мгновение счастье для всех и даром

человек пьёт чай не о том об этом
суета махровым и пышным цветом
обступает и человек уходит
и букет махрового на отлёте

на столе как раз у лица поставит
и сто раз поменяет ещё местами
с чашкой трубкой очками пером бумагой
и кружит как муха пока не лягу

встанет сядет придвинет и отодвинет
пока душу всю из меня не вынет
ну а я засыпаю с меня довольно
хочешь воли - вольно!


небесное ветреное

театр теней кочует, тени теней летят
гончими впереди, обгоняя ветер
в багровых, лиловых, сизых омутах и сетях
всё, что хоть отражённо, хоть мимолётно светит

в театре теней премьера, аврал, аншлаг,
везде веселящий снег дорожками и мазками

занавес - неподъёмный, тяжёлый, как первый шаг -
легко, как душа, взлетает? распахивается? впускает

тени танцуют тени поют - они
сплетаются расплетаются двоятся не то троятся
серые синие багровые чёрные в белые эти дни
такие живые в белые эти дни
бегут от восторгов цветов оваций

ни ручку поцеловать ни вызвать сто раз на бис
сколько их было, театров, у нас пролётом

две тени как будто остались и смотрят вниз
ангел-хранитель и кто-то ещё да кто там


давнее

ты читаешь похоже дневник
чем ещё могут быть эти бредни
понамешано всякого в них

(словно дети, оставшись одни,
долго топчутся в стылой передней
(в дверь стучат всё настойчивей) - всё
безнадёжней стоять затаившись)

и не думай: войду - и спасён
гость незваный непрошеный бывший

не читай не стучи не входи
прижимая мимозу к груди


тёплое

тело дождя податливо, будто я
обнимаю и кутаю,
а края
не смыкаются, как его ни тяни,
как ни сжимай в серые эти дни

серые-серые в дырах голубизны
то-то и верую в редкие эти сны
тело дождя замедлится как в кино
в снежное переселится
ме-длен-но

медленно что-то падает дождь ли снег
белое делит надвое грубый след
с чёрной землёй и чёрной водой поверх
тихо и обречённо и без помех

падает падает всё ему не упасть
всё бы парить не обращаясь в грязь
не просыпаясь
всего-то мгновенье длясь


предвесеннее

было немного снега немного света и ты и ты
время от времени происходил со мною
и от того сияли вокруг цветы
весь белый свет стоял за спиной стеною

он и сейчас стоит, весь этот белый свет
будет стоять, пусть даже нас не станет
синие птицы в его голубой листве
станут дразнить других нашими именами

ну и пока гаснет неспешно круг
света у ног у головы скажи мне
если бы мог - во сколько обнял бы рук
если б ещё хотел обнять меня в этой жизни


неделя до марта

в старых деревьях музыка всё слышней
и сквозь кору дышит просвечивает лопочет
в тонких ветвях в немыслимой вышине первые взрывы почек
только солнце видит гладит дует на нежный пух
подсвечивает младенческие макушки
а ветер окатит холодом и сердце ухает в тихий ужас
но музыка греет вкрадчиво исподволь изнутри
дышит просвечивает лопочет
кажется миг и заговорит
и покатится новой сказки весенний тугой клубочек


спокойное

и нас не станет, а весна настанет
и вас не станет, а весна настанет
прекрасная и страшная местами
а мы чух-чух на грузовом составе

в щелях то свет то тень то вперемежку
плечом к плечу ни миллиметра между
и задние в затылок дышат нежно
передние смиряются конечно

ещё не тени но и не живые
чужих каких-то снов сторожевые
и гончие стоим стоим и дышим
вот-вот прибудем и гудок уж слышен
прибудем и сорвёмся и погоним
тепло к щекам стопам груди ладоням
и кто-то да проснётся да воскреснет
и снова будет спета наша песня