Перечитывая Подорожники Рубцова. Жар-птица

Стихотворение "Жар-птица" я люблю и часто перечитываю. Но только вчера к ночи мне открылась его некая парадоксальность. С одной стороны - оно "умышленное", с другой - очень и очень личное, исповедальное, как и всё почти у поэта...
В целом оно воспринимается мной, как воображаемое путешествие в... мечту - в покой и гармонию, где есть отец, "маленький домик в багряном лесу" (свой!), родная сердцу деревня, её знаковая фигура - пастух, мудрый и всезнающий старик, есть, наконец, терпкий и сладкий аромат "достославной старины".
Когда я его читаю, мне невольно кажется, что создавалось оно вдали от малой родины, как целебный вздох по дому, Николе, по сказке или идиллии, которую скрепляли бы семья, Родина с её " тайной древнейших строений и плит". Мир стихотворения причудливо конструируется поэтом.
Поначалу из печали сиротства "оживает" отец, который "готовит ружьё на лису". И рядом с ним - возвратившийся из странствий сын. "Так ведь могло быть" - говорит нам поэт. "Могло - но не случилось" - молча ответствуем мы... Единство отца и сына словно скрепляет и возвышает окружающий их мир деревни. И поэт проговаривает заветное, выношенное всей его жизнью:

В деревне виднее природа и люди.
Конечно, за всех говорить не берусь!
Виднее над полем при звёздном салюте,
На чём поднималась великая Русь.

Как тут не припомнить его "Звезду полей"! А "огоньки уюта" отзываются в нас шедевром "Русского огонька".
Добрую улыбку вызывает поэтовы строчки:

Не раз ко дворцу, где сиял карнавал,
Я ветреным франтом в машине катился...".

Для чего Николай Рубцов сказал так? Сказал тот, кто жил "в плену бездомья рокового"?! Мне кажется, такая вольность помогает нам, читателям (и помогла ему - поэту) острей воспринять неразрывную связь с "родной землицей, возвращение лирического героя домой из искусов большого города... Но "ветреный франт"! Может быть, самое умышленная метаморфоза поэзии Рубцова, но так необходимая именно здесь, сейчас, в стихотворении.
Как блудный сын, он припадает к мудрости и божественному простодушию старика-пастуха, вопрошает его о смысле жизни и получает единственно правильное (как кажется нам) напутствие:

- А ты, - говорит, - полюби и жалей,
И помни
хотя бы родную окрестность,
Вот этот десяток холмов и полей...

Так мало? - спросят некоторые. Так много! - отвечу я. - И единственно верно.
Стихотворение имеет щемящее обрамление. Он окольцовано красотой и печалью. Листопадом и тайной. Детским пением и "прекрасной глушью". Вечным и преходящим.
Перечитаем "Жар-птицу" ещё раз. Вместе.

Когда приютит задремавшее стадо
Семейство берез на холме за рекой,
Пастух, наблюдая игру листопада,
Лениво сидит и болтает ногой...

Есть маленький домик в багряном лесу,
И отдыха нынче там нет и в помине:
Отец мой готовит ружье на лису
И вновь говорит о вернувшемся сыне.

А дальше за лесом — большая деревня.
Вороны на елках, старухи в домах.
Деревни, деревни вдали на холмах,
Меж ними село с колокольнею древней...

В деревне виднее природа и люди.
Конечно, за всех говорить не берусь!
Виднее над полем при звездном салюте,
На чем поднималась великая Русь.

Галопом колхозник погнал лошадей,
А мне уж мерещится русская удаль,
И манят меня огоньками уюта
Жилища, мерещится, лучших людей.

Мотало меня и на сейнере в трюме,
И так, на пирушках, во дни торжества,
И долго на ветках дорожных раздумий,
Как плод, созревала моя голова.

Не раз ко дворцу, где сиял карнавал,
Я ветреным франтом в машине катился,
Ну, словом, как бог, я везде побывал
И все же, и все же домой воротился...

— Старик! А давно ли ты ходишь за стадом?
— Давно, — говорит. — Колокольня вдали
Деревни еще оглашала набатом,
И ночью светились в домах фитили.
— А ты не заметил, как годы прошли?
— Заметил, заметил! Попало как надо.
— Так что же нам делать, узнать интересно...
— А ты, — говорит, — полюби и жалей
И помни хотя бы родную окрестность,
Вот этот десяток холмов и полей...
— Ну, ладно! Я рыжиков вам принесу...—
Как просто в прекрасную глушь
листопада
Уводит меня полевая ограда,
И детское пенье в багряном лесу,
И тайна древнейших строений и плит.
И только от бывшей печали, быть может,
Нет-нет да и вспомнится вдруг,
затревожит,
Что осень, жар-птица, вот-вот улетит...

1965