Ночь. Пляж и песок. Луна опухла от млечпути...

Ночь. Пляж и песок. Луна опухла от млечпути.
Продолжаться? или не унижаться для вечности?
Наверное, это был самый большой недуг -
Не бояться в страдающем город затеряться,
Зато трястись, лишь бы не подошёл лучший друг,
И не сказал: "Теперь мы с ней будем встречаться!"

Я заранее знаю, какой корабль сможет сохранить моряков,
А какой обречён стать сокровищем для морских коньков.
Так же любой предвидит - выбирать в очереди цветы,
Или в окно смотреть, из дома не выходя,
Может из-за простуды, может из-за того же дождя,
Или между квартирой и улицей разводятся петербургские мосты.
Не зря же кто-то выдумывал книги, и то, чему они учат,
Их оставят такими же, только электричество отключат.

Так влияет весна, все тексты из песен нАяву,
Все разговаривают также смело, как Пушкин писал Чаадаеву.
У кого мозг, как библиотека, - видит дальше городских окраин,
Здесь любой фонарь к утру не уснёт, сгорая,
Здесь каждая женщина становится независимой, раздеваясь,
Погони, перегонки, ничего не оправдывает, не смущает,
И в последнем вагоне, с отъездом в вечность, помещаясь,
Даже не видно, кто с кем живёт, кто от кого рожает.
Часто слышно: "Самоуверенность - конёк всех обещавших
Построить такое общество, что не нужно никаких анархий".
Только где уж искать больших, головы к небу поднявших,
Купающихся в пирамиде социальных иерархий...
Вы думали, каждый роман - дополнение школьной программы,
А за них даже не вечность, - за них нездоровые кардиограммы.

Неприятно писать у моря, когда выкинет штормом медузу,
Как потом читающему придётся надеть тысячи очков,
И всё равно, не найдётся и горстки хороших слов,
Это ещё прибавка к без того невыносимому грузу.

А те, кто поймёт меня, - попросят подробнее и сначала,
Выкинуть изречений больше столетнего телеграм-канала.
Не тот счастлив, кто сидит в кресле перед камином,
А тот, кто, читая газеты, видит не призывы, а факты.
Люди всего раз в сто лет слышат об озере лебедином,
Значит тем лишь прославишься, сколько испишешь бумаг ты.