21. Мой первый дивный день творенья

Мой первый дивный день творенья

Меня вернули.
Не отпустили, а именно вернули.
Душа была пробита насквозь…

Я вновь и вновь закрываю глаза, надеясь увидеть это. Ощутить. Переосмыслить. Удержать. Здесь, в человечьей земной тяжести это невозможно. Там – другая острота ощущений. Другая мера, плотность, тяжесть. Вернее, там этому другие границы, плоскости, слои, там уместно спросить, ошарашено, восхищённо – а чему здесь у вас равно число «пи». Мне ещё надо привыкнуть.

Ощущение «там» и ощущение «здесь» несовместны. Всё стало каким-то маленьким, почти мелким, скукоженным, неважным, незначительным. Мера, вес, расстояния  размылись, потеряв привычные земные очертания. Открылось нечто, чего человек примитивным своим земным языком сказать не может.

Меня  - взяли в неизвестность.
И пока я зачарованно пыталась соотнести увиденное, меня разобрали, починили, исправили заломы, залечили трещины и бугристые от боли разрывы, смазали, окунули и собрали внове. Я осталась собой. Но это была новая я.

Кривые блестящие зеркала, которыми загораживалась, огораживалась, защищалась и куда заглядывала моя душа – расступились.  Полустёртое знание о человеке, сидящем спиной к выходу из пещеры и принимающего свой световой оттиск и тени других  за реальность вдруг накрыло меня своей острой непреложной правдой. Свежий морозный воздух, отчего-то смешанный с запахом черёмухи и одичавшей, оттого ещё сильнее пахнувшей мяты, рванулся в застоявшиеся лёгкие  - меня повернули лицом к свету.  Прежней меня – не стало.

Нет на Земле такого чистого, неуловимого, непрерывного мерцающего и меняющегося света (цвета). Нет таких форм, завихрений, параллельностей тоже нет. Скажу, как умею.  Обычным, человеческим языком, умещая всю невместимость увиденного в привычные,  земные слова.

…Свод был ребристым, округлым, огромным. Он перетекал вниз, вверх, в сторону, до глубины, которой – я уверена – не было. Он вибрировал, концентрированно сжимался, расширялся клубами, завитками, спиралями цветного, непостоянного. Принимал новые формы, очертания, цвет, прозрачность и переливчатую призрачность. Точка и волна - он был всё и – ничто. Точно знаю только одно. Мне показывали, но участником я не была.

Серебряные,  пустотелые, чётко очерченные цилиндры  раскачивались, крутились, неожиданно и непредсказуемо перемещались на невидимых подвесах в очерченном для них пространстве. Длинные, матово сияющие стержни выглядывали из их пустотелого тулова и позвякивали.  Дальше были письмена. Огненная аллея вязи и завитков врастала, вырастала по обе стороны, разрозненным пятнами там и тут вспыхивали золотым, багровым, рыжим постоянно пульсирующие слова и символы.

Чуть дальше мерцали, светили, слепили, вращались  огромными гранёными шарами ярчайшие самоцветы. Сияющая бездонная прозрачность (ни одного пузырька и вкрапления!) сапфиров, аметистов, рубинов, алмазов, аквамаринов невероятными  солнцами зависала вдруг неподвижно, и тогда открывалась глубина. Иногда их сияние собиралось в бесконечный  луч, и я видела чарующую, как будто огороженную остовом огромного древнего кита, уже следующую глубину.

Думаю, мне не было позволено идти вперёд.
Перспективы, расстояния, глубины, перемещения, движения – я не могла соотнести это, как пассажир ровно и долго идущего поезда не понимает ни его скорости, ни скорости встречного пейзажа за окном.

Зелёный, концентрированный, совершенно растрёпанный, почти взлохмаченный, как летняя переросшая трава, круг дышал, сжимался, опадал, оставляя  светлую, белёсую, но не белую сердцевину. Иногда появлялись чёрные, с серым блёклым подкладом, лохмы. Они обволакивали, почти заглатывали  это радостное, живое движение, но коснувшись сердцевины, отпрыгивали, бледнели и исчезали.   Серая, плотная, витая  мякоть покрывала светящуюся сердцевину и в неё влетал маленький, совсем игрушечный паровозик и таял, растворялся, исчезал.  Всё – это  ничто. Ничто – это всё.

…Меня вернули.
Но оставили воспоминания. Свет. Цвет. Форму. Темноту. Странные, белёсо-серые, глубоко прозрачные стены с жёсткой ребристой структурой горного хрусталя.

Жизнь прекрасна и удивительна.
Возможно, не страшно просидеть по всей её земной длине лицом к стене, принимая тени за реальность. Не страшно. Если тебя не повернули лицом к свету.

…Я создаю себя заново.
Я вверилась тому, кто созидал меня по образу и подобию. Я прошу  научить мою душу делать заново первые земные шаги.

Ваша Марина Бондарева
Отданьё Пасхи, день седьмой.