Шоколадная история Глава 9

Глава 9 Пасьянс для богини. Библиотечный обморок  – страсти в томах пыли
Давайте взглянем на Лорелей глазами автора. Прошло уже много лет после  их путешествия с Чадом. Лорелей являлась хранительницей и Верховным магом. У нее был ребенок от главы Эльфов Южного побережья. Хотя они так и не были обручены. Она растила Маркуса одна, хотя периодически бывала у моря. Сначала все  сплетничали, но ничего больше интересного не было в ее личной жизни, да и с отцом Маркуса их связывала дружба, так что спустя пятилетия сына, все и забыли о сплетнях. А Ведьма не давала скучать магии долины. Она была жесткой, ответственной, очень работоспособной, но справедливой. Старый Вел был бы ей доволен. Он явно не ошибся. Однако стоит признать, что Лорелей с возрастом не растеряла свою женственность, грацию и северную красоту. Ее светлые волосы так же вились локонами, ноги оставались стройными, очи блестящими, слегка располнел стан. Но это придавала ей еще больше величия. Гардероб Лорелей отличался хороших вкусом, она приветливо улыбалась, даже в гневе она была прекрасна. Но никто не видел ее плачущей, поэтому сцена у лиственницы, казалось такой далекой и неправдоподобной. Если кто  и увидел бы ведьму над пристанищем Чада, он бы не поверил своим глазам. Слишком сильной была Лорелей, чтобы плакать.
Но слезы Лорелей были свершимся фактом. Они вереницей бежали и превращались в жемчуг, который опадал на расклад Персефоны. Не сказать, что богиня была в гневе от этого, но и радости не испытывала. Она стряхнула с ладони пару жемчужин на жаровни рядом (в это время года было слишком холодно, даже для нее), капельки жемчуга зашипели, превращаясь снова в водяные пары и остатки соли. На богине было черное платье с глубоким вырезом, на плечах был наброшен плед. Черные волосы осыпались волнами на плечи. Черный взгляд был наполнен тайной и любопытством. Длинные ресницы дрожали от предвкушения. Персефона взяла со стола колокольчик и уверенно позвонила. На мелодичный звон появилось существо, похожее на угорь с длинным красном ртом, из которого торчали два небольших клыка.
- Ее Величество, звало, Расмуса?
- Да, звала, - произнесла Персефона, - подымись на вверх, посмотри, что там делает Лорелей. Филиал под ее домом всегда был местом спокойствия.
- Слушаюсь, Ваше Величество.
Угорь исчез на пару минут, Персефона же беспокойно переставляла карты на столе. Когда существо вернулось, оно продолжило.
- Она уже уходит в молчании, но по глазам видно, что она плакала. Ей грустно и одиноко.
- Ничего нового ты не сказал, умник. Найди мне Чада, пусть немедленно ко мне явится!
- Отпить от него крови для усмирения?
- Конечно, нет. Он мне нужен думающей и веселый.
- В последнее время с ним это бывает редко.
- Расмус, ты слишком стал разговорчив! Веди его сюда немедленно, пока ты не стал грустным.
- Слушаюсь, Ваше величество.
Чад появился при громком хлопке, в клубе дыма. Трудно было разглядеть его черты, но Расмус прочно вцепилось ему в руку, стягивая, как жгут.
- Да, отцепись ты. Что за дурные наклонности, - Акробат попытался его скинуть, но это оказалось трудной задачей. Персефона смотрела на борьбу с ироний, не заметив, как плед упал на пол. Его край попал в жаровню и воспламенился. Добавился черный едким дым. Богиня подскочила, но Чад, оставив попытку отцепить угря, вылил содержимое кувшина на плед. Вода угрожающе вскипела, но остановила горение. Персефона облегченно вздохнула, но не решилась поднять плед.
- Расмус немедленно отцепись!
- Он шутил надо мной!
- Так это хорошо, он нужен мне сегодня веселый. Принеси мне лучше другой плед, - Богиня помолчала и снова сел, уставившись на Чада, - Как ты понял, что в кувшине вода, а не вино.
- Седьмое чувство.
- Седьмое? – богиня не спешила кричать сегодня на Чада, нужно застать его врасплох, - А что тебе говорит сегодня седьмое чувство о Лорелей? – Вопрос попал в живое, что и желала Персефона. Она много знала о своих подопечных, даже то, что все эти годы Чад в озере забытья все равно стонал от боли, повторяя имя кудесницы. Но акробат не был так прост, ей не получалось проникнуть ему под кожу души, туда он не пускал никого.
- Вы прекрасно знаете богиня, что с каждым днем связь с внешним миром меркнет, душа забывает. Я слишком долго у вас, поэтому понятия не имею, что с ней.
«Правдиво врет», - подумала Персефона. А в душе Чада был огонь. Сегодня он мучился вдвойне. Бывали дни, когда он произносил имя Лорелей легче, но сегодня душе не было покоя. Было больно и тоскливо. Будто Лорелей тоже еще помнила о нем и звала его. Но у него не было возможности, хотя бы на минуту ее увидеть. Конечно, у Персефоны было особое зеркало, но она никогда ничего не делает просто так. А цена будет довольно жестока, поэтому не искушался, как ему не предлагали все эти годы.
- А почему вы спрашиваете, Ваше величество? – продолжил Чад, при условии Богиня отметила, что он старается быть вежливым.
- Сегодня Лорелей залила нас горькими слезами, - Богиня высыпала еще горсть на жаровню, создавая шипение, - Что раньше с ней не бывало? Муки и слезы, - Персефона снова выжидающе посмотрела на Чада.
- Удел плакать женщин. Значит, ей было грустно. А от слез стало легче.
- Да. Конечно, твои речи разумны. Но так хотелось бы знать причины.
Даже, если бы Чад их знал, то не сказал и при пытках. Богиня хлопнула в ладоши, на столе показался чайный сервиз, из носика полного чайника шел приятный аромат. Персефона сама разлила чай Чаду. Видя его колебания, она гневно прошептала.
- В ней нет сыворотки правды. Бери немедленно!
Акробат протянул руку и слегка прикоснулся губами к обжигающей жидкости.
- Вот и хорошо. Сколько лет ты у нас?
- Двадцать пять, Ваше величество.
- Уже так много! – Персефона изобразила удивление, - Думаю, что срок приличный. Подойди ко мне, скажи, что ты видишь, в моем раскладе пасьянса, - Чад уже слышал, что посмотрев, на карты Персефоны, никто не возвращался от нее. Значит, так нужно, - Так хочется чего – нибудь приятного, а не ужасного.
Чад заглянул в пасьянс. В его картинках складывалась ночь, холодная и голодная. Рядом с ним лежала оставшаяся колода карт. Еще в детстве он начинал талант циркача с карт, почему не рискнуть и сейчас. Персефона подливала себе еще чая, когда Чад вытащил несколько карт из колоды и положил их сверху. Карты закряхтели, в глазах акробата зарябило, ноги стали ватными. Но в центре картины появилось цветущее дерево. Богиня повернула голову и разлила чай от неожиданности, ведь она точно знала, о чем гласил пасьянс.
- Весна, Ваше величество,  - сказал устало Чад, а вот в голосе Персефоны исчезла наигранная жеманность.
- Покажи руки! Немедленно!
Чад нехотя протянул ладони. Местами были трещины, но руки были, как руки. Богиня внимательно посмотрела на акробата.
- Удивительно. Но твои руки не сожглись. Ты тронул карты, а они целы. Ты не забыл солнце. Никогда не видела такое спустя столько лет. – Персефона в задумчивости откинулась на спинку кресла. Расмус? Отведи Чада на вверх.
- Как это отвести на вверх? – на мордочке угря было адское сомнение.
- Как привел, так и отведи.
- Но
- Конечно, не навсегда. И, когда я за тобой пришлю, известно, только мне ,чтобы ты научился ценить каждый миг в своей жизни. Но помни, не пытайся мне обмануть. Быстро, пока я не передумала.
Расмус явно, не горя желанием,  снова обвил его ладони с силой.
- Закройте глаза, сэр.
Чад впервые откликнулся на его приказ. Его оторвало от земли, тело сдавило, будто его просовывали через узкую трубку, дышать стало тяжело. Стук в голове нарастал. И Чад, пробывший 25 лет в подземном царстве, просочился, как смола, из ствола лиственницы и был выброшен на снег рядом.
- Всего хорошего. Моя бы воля, - угорь сладко облизался.
Чад решил промолчать. Пусть проваливает к своим чертям. Мужчина перевернулся на спину, ощущая спазм в животе. В ушах стучала целая кузница. Губы стали сухими, но Чад жадно глотал воздух ртом. Сахарный воздух, вкусный воздух. В груди бешено стучало, горело. Но эта боль была настолько сладкой, что Чад заплакал, как ребенок. Зачерпнув ладонью снег, он засунул его в рот, понимая, что счастья бывает даже в снеге. Пусть холодным в ночи, а он в одной рубашке, но как же хорошо, что он существует. Чад, шатаясь, встал сначала на колени, потом на дрожащие ноги, выдохнув воздух, который заклубился белыми шарами. И только теперь рассмеялся. Если бы увидели со стороны его сумасшедший смех, то обошли стороной. Но Чаду не было до мнения большинства дела, он был в эйфории, он упивался красотою мира, красотой синих роз. Насмеявшись вдоволь, Чад огляделся. Он плохо знал это место. На пригорке стоял замок, и сейчас в темноте светилась только одна свеча в одном окне.
Чад шел очень долго к этому окну. Оно было на три пролета вверх, что акробат даже забеспокоился, как же теперь поступить, чтобы не разбудить весь замок. Мало ли чей он?
- Лодку бы сейчас, - мужчина даже не ожидал, как его ноги подрезала небольшая серая лодочка , так что акробат развалился в ней от  усталости, - Надеюсь, что та не красавца –Марвела. К окну, где свеча, - лодка поняла беспрекословно и понесла его к свету. Окно оказалось закрытым, но в ботинке Чада была всегда шпилька на все случаи жизни. Мужчина без труда открыл магическое окно и ввалился в комнату, не заботясь, кто в ней может быть. Главное, в тепле, - Они не делают выводы, думая, что их магия может защитить от всего. Исчезни, - лодка послушно растворилась в ночи, а Чад закрыл окно на замок.
Комната оказалась большой библиотекой. В ней было тихо, местами пыльно. Но в центре был камин, который горел.
- Неоправданная трата дров, но я рад,  - Чад сел на пол, возле огня, протягивая руки.
- Я сейчас же позову Лорелей, она – мощная кудесница, которая тебя накажет, - голос был  старым и хрипящим.
Чад повернул голову к говорящему.
- А ты постарел, Амадео. Сколько лет прошло, когда я поймал тебя и подарил Лорелей. И я надеюсь, что она снова не превратит меня в лягушонка.
Ворон испугался еще больше. Но взлететь не получалось.
- Мне мерещится. За мной пришла смерть. Я был не прав с тобой.
- Успокойся, Амадео, я не собираюсь отправлять тебя на тот свет.
Ворон приоткрыл один глаз.
- Правда?
- Правда. Скажи, где прячет вино, Лорелей. Только не говори, что она не спрятала бутылочку в любимой библиотеке.
Ворон добродушно покаркал – посмеялся.
- Видишь статую Афродиту, открой тунику.
- У нее особое виденье, - Чад вернулся с бокалом красного вина. Отпив глоток, он почувствовал теплоту и внутри. В глазах защипало.
- Как же, Чад, ты оказался здесь.
- Я сам не понимаю, Амадео. Поверь, но это долгая история, но не на ночь. Я так устал, - мужчина опустился снова на софу, - Как же не хорошо. А почему у вас горит свеча?
- Мне с ней спокойнее. Лорелей, слишком занята, я устаю в ее комнате, а со свечой не так одиноко.
Но очи Чада от тепла и вина налились свинцом, что он прилег на софу, подтянув ноги под себя, и уснул.
Утро пришло быстро. Сова постучалась в окно, но, не увидев Лорелей, поднялась выше. Но Чад резко проснулся. От вина было сухо во рту. Если знать характер кудесницы, то, в библиотеки тоже должна быть ванная или хотя бы раковина, раз она здесь ночует. Чад обошел библиотеку и на восточной стороне наткнулся на небольшую дверь с резной ручкой, за ней оказалась ванная из белого кафеля, на котором были изображены русалки. Русалки подмигнули акробату, он улыбнулся в ответ. Сбросив одежду, он смыл грязь, понимая, что легче станет сейчас вдвойне.
Чад уже одевался, когда услышал, как открылась дверь в библиотеку и застучали легкие каблучки. Лорелей, ее шаги он не перепутает ни с чьими шагами. Чад вышел, стараясь не шуметь. Голос ведьмы был нежным. От вчерашних слез не осталось и следа, хотя, что она плохо спит, было заметно. Кудесница была в легком черно – сером платье до колена с цветочным рисунком на воздушном подоле. Волосы она заколола, так что локоны достигали только плеч.
- Что - то, ты сегодня молчалив, Амадео?- она поменяла ему воды. Но ворон упрямо молчал, - И не делай вид, что ты меня слышишь, пожалуйста, - взгляд ведьмы упал на пустой бокал вина на столике. Она в задумчивости проговорила, - Неужели, Маркус? Хотя, нет. Он не знает о тайнике, кроме тебя. Амадео! – в голосе появились стальные нотки, не сулящие нежность.
- Думая, ты зря его мучишь. Вино выпил я. Но всего лишь один бокал, - Лорелей обернулась на голос. При виде смеющихся глаз Чада, она в испуге выронила графин с водой. Голова женщины закружилась, она бы обязательно упала бы на пол, если бы Чад не успел и не подхватил ее на руки, ругая себя за глупость. Он бы отреагировал так же. Пронеся ее на софу, он аккуратно положил ношу, подсунув подушки под ноги.
- Амадео, где свежее полотенце, - ворон все равно молчал, - Амадео, если вчера, я сказал, что не трону тебя. Но, если ты не скажешь, где они. Я за себя не ручаюсь. За 25 лет я насмотрелся разного.
Ворон похлопал крыльями.
- Просто попроси.
-  Как это?
- Полотенце, пожалуйста, - к ногам Чада упало синяя махровая ткань.
Мужчина пробежал в ванную, намочив холодной водой. Затем он вернулся и опустился на колени рядом с софой. Акробат заботливо обтер лицо кудесницы, которое было белее мела. Она часто дышала.
- Лорелей, солнышко, что с тобой, - Чад взял ее ладонь в свои похудевшие руки и стал разминать, целуя, - Ну, прости меня, пожалуйста. Какой же я дурак. Не нужно было тебя пугать.
Кудесница вздохнула так глубоко, открыв снежные глаза, понимая, что Чад ей не показался. Хотя первые годы его отсутствия, она часто видела его фантом. Но сейчас она ощущала его холодные руки, горячие сухие губы. Как он шепчет, чтобы она простила его. Лорелей ощущала слабость, но она уверенно села, сбросив ноги на пол, поправляя подол платья. Ее серые очи столкнулись с зеленым взглядом Чада, в котором читалась боль и мука, что она не смогла даже ничего сказать. Ее голова снова закружилась. Она прислонилась к спинке дивана.
- Что? – мужчина развернулся к ней на коленях, обхватывая ее ноги. Кудесница забрала у него мокрое полотенце и прислонила ко лбу.
-  Когда – нибудь ты сведешь меня с ума, Чад, - мужчина прислонился лицом к ее коленям,  водя губами по ткани, шепча ее имя. Его руки гладили ее икры. А она ощутила щетину на его щеках.
Чаровница опустила свои потеплевшие ладони на его голову. Волосы чуть отросли. Что же это, Старый Мерлин, у Чада появились нити седины, которая не блестела. Она была ужасна. Седая прядь – отражение его страхов и гнета. Чаровница чувствовала, как ее сердце гулко стучит, доставляя ей невыносимую боль. Ей так хотелось поцеловать акробата. Неужели, он наконец – то рядом. Но идиллия некогда не бывает долгой.
- Убери руки от моей матери! – Чад повернулся удивлено на голос. В дверях стоял молодой человек, с таким же серым упрямым взглядом. Во всей его фигуре была воинственность, - А ты даром времени не теряешь!
Лорелей часто задышала от неоправданного высказывания. Чад почувствовал ее боль, даже дернулся, что не прошло  незамеченным кудесницей. Он встал.
- Придержите коней, молодой человек. Вы не имеете права оскорблять мать, ничего не зная, - в фигуре Чада появилось что – то темное, годы у Персефоны не прошли даром.
- Да, кто ты такой?! – Маркус не унимался, дело могло закончиться дурным. Лорелей вскочила, не смотря на головокружение, и встала между ними.
- Успокойтесь немедленно! Оба! – ее голос возрос до крика.
- Ну, да, конечно! Так я послушался.
Лорелей повернулась к Чаду.
- Прошу тебя, - сын хлопнул дверью, - Оставайся здесь. Я распоряжусь о завтраке.
Лорелей выбежала за дверь, понимая, что она обязана остановить сына.
- Ничего себе утро началось. А я собирался отправиться к последнему ворону, - Амадео отпил довольный из плошки с водой. Чад же обеспокоено сел на диван ,взяв мокрое полотенце Лорелей, он приложил его ко лбу. Ну, почему он постоянно доставляет ей проблемы?