Лошадь Пржевальского

Сиракузов писал
эротические тексты,
хотя это занятие ему совершенно
не нравилось.
Обычное дело, -
огромное количество людей занимается нелюбимым
делом...
Сиракузов писал про нефритовые стержни,
пещеры мадам Дрозденко,
геологические наслоения
и таинственные
проникновения,
входы и выходы,
вздымающиеся холмы,
тугие перекрёстки
и испарину на левой
ягодице,
мистические хлюпы в тёмном углу
спальни...
При этом он испытывал почти физическое отвращение
к этим своим
текстам,
но ему было надо на что-то жить
и содержать жену,
Арчибальду Антоновну...
Кстати,
жена его отдыхала в смежной комнате,
ведь была глубокая ночь.
Арчибальда Антоновна громко всхрапывала
в средней тональности...
Сегодня Сиракузов решил сменить амплуа:
он будет писать про чистую любовь,
ограничивая себя эротическими сценами в пределах прожиточного минимума...
Он ещё раз перечитал стихотворные строчки, которые родились у него час
назад:

Ты бежала, одежды не зная,
Сексуальный роняла ты пот,
Твоё тело, даров кладовая,
Гладким было, как баночка шпрот.
Я был в строгой и тёплой фуфайке,
Между нами речушка текла,
Добежала ты аж до Ямайки,
Моё сердце с собой унесла!

Эти строчки
не тянули на большую и чистую любовь, они были ближе к канонам социалистического
реализма.
"Нет, с этим надо
что-то делать, так жить нельзя, надо заняться чем-то настоящим, грандиозным
и полезным!" - решительно встал со стула
Сиракузов.
Он облачился в одежды
для решительных
поступков,
а потом написал записку для Арчибальды Антоновны:
"Дорогая,
я уехал спасать
лошадь Пржевальского,
как устроюсь, я тебе напишу.
Целую,
твой Сигизмунд
набухший".
Затем он вытащил из кармана банковскую
карту Тинькова
и оставил её на столе...
Ещё раз осмотрелся и потихоньку вышел из дома, чтобы раствориться в ночи...