Вспомнилось

Самойло, 8, а ранее того Новгородский, 226 – мой первый
адрес при появлении в мире. До моих пяти лет мы жили на
первом этаже, а потом, до моих одиннадцати, на втором. Вот
со второго и начну. Представь: девушка, присев на колени,
протянула вперёд руки. Очень похоже выглядел в плане наш
коммунальный коридор. Точнее, как ключ с бородкой, стержнем
и головкой. Мы жили в «головке». Наши там соседи: Дарья,
одинокая женщина солидного возраста; семья Никищенко,
муж с женой и дети Света и Паша, ещё часто у них бывала
глухонемая сестра жены, и все в одной комнате не более
двенадцати квадратных метров; напротив них – Синицкие,
мать с сыном Володей; Осташковы, муж с женой и дочка их
тоже Света, Осташков был в экипаже ледокола «Ленин»;
рядом с ними и напротив нас жил Бобыль, очень странный
для меня человек без имени, у которого был пистолет ТТ,
который он показывал детям, если попросить. Дом наш
был ведомственный Управления внутренних дел. Бобыль,
наверное, был сотрудником угрозыска. Мы занимали на
втором этаже прекрасную «двухкомнатную» комнату. Это
были реально две комнаты, одна метров двенадцать, а
другая подлиннее, но уже первой, разделённые не стеной,
а огромной аркой, так как в первой комнате все стены
были внутренними стенами дома, а потому не имели окон.
Жили мы в этом дворце вдвоём с мамой, так как дедушка
Семён Александрович умер ещё когда мне было два года,
а отец, бывший постоянно в море, вообще ушёл от нас.
Помню эту сцену очень ярко: отец спрашивает маму, на
ком ему следует жениться, на Клаве или на Саше, мама
посоветовала Клаву. Впоследствии тётя Клава стала мамой
моего брата Сергея и у нас с ней были очень добрые отношения
до последнего её дня. Перейдём далее, в «стержень ключа».
У нас за стенкой жили в двух маленьких комнатах Голенищевы,
мать с дочерьми Любой и Надей, выделенный арками
сектор коридора, был третьей их комнатой, там стоял и
обеденный стол, и висели за занавесками их вещи.
В средней части коридора, напротив входных дверей,
две комнаты занимала семья Мурашевых, муж Пётр, он
был пожарным, его жена и дети, четверо или пятеро.
Напротив них, рядом с лестницей, жила за стальной почти
сейфовой дверью Гладышева, одинокая пожилая дама.
С другой стороны лестницы жила тоже одинокая молодая
Женщина, имени которой не помню, помню только что
она очень много курила. Далее по коридору жила ещё
одна женщина, а в повороте коридора – девушка Надя с
мамой и напротив них семья с двумя детьми, одним из
которых был Яша. Там же в «бородке ключа» была общая
кухня на всех перечисленных с единственным на этаже
водопроводным краном, и в конце коридора были два
туалета, мужской и женский, тоже на весь наш этаж.
Первый этаж, хотя и был по очертаниям аналогичен второму,
но отличался от него очень сильно. Он был поделён на два
подъезда: вход в середине дома вёл на «наш» первый этаж и
была широкая с поворотами лестница на второй этаж, а вход
в «бородку ключа» вёл в меньшую выделенную часть первого
этажа, отделённою стеной в районе «нашей» лестницы.
На «нашем» первом этаже одним из жильцов был полковник
Вечорко с семьёй, довольно молодой общительный мужчина,
которого привозил и увозил открытый то ли «виллис», то ли
«козлик».
В моём раннем детстве мы жили на первом этаже прямо
напротив лестницы. Точнее, напротив лестницы была общая
кухня не менее пятнадцати квадратных метров, а из неё
была дверь в нашу десятиметровую комнату. В комнате в
дальнем от дверей и от окна углу стояла печка, вдоль торцовой
стены была втиснута родительская кровать рядом с печкой.
Моя кровать стояла по другой стене рядом с печкой и в ряду
с кроватью деда. Ещё в комнату были втиснуты комод и стол.
Общая кухня была моей игровой комнатой и мастерской для
мужчин нашей семьи.
В самом большом крыле нашего дома, на двух этажах размещался
детский сад. В этот садик я ходил два года. У меня был
свой ключ от комнаты, и я частенько приводил домой целые
ватаги своих односадников. Наверное, по этой причине
мама перевела меня в другой детсад, тоже "внутренних дел",
находившийся в центре города напротив кинотеатра "Мир"
в пятиэтажном жилом доме во втором ряду от дороги.
Добираться до туда нужно было на трамвае.
Взглянуть из сегодняшнего дня – невозможно же так жить.
А воспоминания, живущие во мне, говорят, что это было
счастливое время, в котором всё было более чем прекрасно.

Папка 24-6 - 13