Русалочий смех

кто-то придет.
ты слышишь дыхание зверя.
он за стеной с метелью февральской. 
в постели ты вздрагиваешь. неотвратимо.
видение полночное
в клочья
разрывает человеком созданные барьеры ума и морали.
знаешь точно, 
что там, на другой стороне, где тьма беспочвенная, 
там нечто не очерченное и недосказанное,
там ужас, прочно засевший в дремучем прошлом.

ты пытаешься не смотреть, отворачиваешься,
все одеяло сырое от пота.
возвращается, дышит, щекочет.
главное не рассмеяться, не поддаться безумию. но так завораживает
грань тонкая, внеземная. 
не сдерживаться ничем,
ни законами, ни сознанием. 
разорвать этот плотный мрак криком отчаяния, 
отвечать на ужасы ужасом потерявшегося.

поднимается, тянет щупальцы, лапа мохнатая сжимается.
русалки объятий жар, влага нутра проклятого.
обнимает, 
взасос целуешься в губы.
холодных пустых глазниц провалы, 
рыбьи жабры и зубы
впиваются в рот,
с металлический привкусом крови. 

страх сменяется смехом.
помеха тела, ужас жертвенный — за гранью не существуют.
бесконечной любви утехи 
перехватывают дыхание. 
хохочешь звонко, а зверь —
возвращается в лес.  
ты ревешь, ты смеешься до слез,
режешь нить там, где тонко.

смехом вертит и кружит.
смеховерть, смехо-нить. 
сметает, обезоруживает.
смехом смех, размыкает сокрытое.
смехосмерть, смертосмех.
на кровати разлитое —
то ли кровь, то ли солнечный луч
утра нового.