Василиса Премудрая

Василиса топит углями сырую печь,
Заплетает косы белой, как снег,рукой,
Они вьются змеёю у нежных покатых плеч,
Шелестит в гладких прядях калина и зверобой.
Василиса снимает с печи заслон,
На узорную скатерть ставит горячий котел,
И садится с пяльцами возле раскрытых окон,
Про себя бормоча, как молитву, «Лишь бы пришел».
Она кормит зайца в каменном сундуке,
Каждый день поливает живою водою дуб,
Не узнал бы никто только о золоченой игле,
И, быть может, их в этой глуши не найдут.
А как скроется солнце под пение болотной совы,
Она спрячет лучину, погасит огонь в очаге,
И пойдет на крыльцо, не покрыв платком головы,
Ожидая увидеть знакомый во мгле силуэт.
Ни-че-го... Только смех дикой выпи, треск веток, жужжание цикад…
И туман, что клубится и тает в низинах сырых.
Ничего… и, смахнув две слезинки, она отправляется спать,
Выплетая калину из черной тугой косы.
И, когда Василисе приснится тревожный сон,
Разметав по полати изгибы тонкой спины,
Он сорвет с бледных губ поцелуем неслышимый стон,
Выводя её имя рукой на молочной груди.
«Ну, опять растревожилась, глупая, долог был путь,
Я кругами болотными брёл, заметая следы,
Мавки мне помогли среди топей гнилых проскользнуть,
А царевич доселе еще нарезает круги…
Не кручинься, родная,ему не сыскать наш очаг,
Мы надёжно сокрыты от мира во веки веков…»
И, впервые за долгое время, тотчас
Василиса забудется самым спокойным из снов…