Персидское Солнце

Я играю руками, как свет водой;
Листья падают в центре, на них плевать, –
Люди движутся к площади, конь хромой
Вызывает сочувствие; свет соврать
Может только однажды, когда в пруду
Заиграет рука. И, коснувшись губ
Водной глади, свет, встреченный белым ногтем
Окажется синим, – переиначу: многим
Обязан смерти, которая скоро. Сколько
Осталось до сумерек? Город лежит в потёмках;
Людям страшно себя выносить из дома, –
Кот бледнеет на фоне, не зная, что свойство фона –
Сокрытие, растворение в нем объекта;
Людям страшно не от отсутствия света,
А от тоски, что по смерти его возникнет.
Я играю руками – лунный луч освещает книги, –
И в страницах кинжал ожидает своей имперы;
Кот бледнеет на фоне, – фон как судьба измены
Постоянно на заднем плане, – взятый в осаду город.
Царь доживает свой век на троне, – и речь тут не о кинжале,
А о среде, что меня воспитала Первым.
Город лежит в потёмках, и в темноте империя
Кажется незначительной, словно тот махаон над свечкой, –
Я делаю три поправки: Кровь. Продлевает. Вечность; –
И в меня вселяется Гений из прошлой жизни.
Котов не осталось на бледном фоне.
Я играю руками, словно на; свет попавший призрак.
И вода в контексте грядущего
Делается условной.

Мне не нравится смерть, но порог её очень сладок.
Как на ветках развешенные орфисты...
Переживают себя, так почва пожнет осадок.
О, как чувственно смертоубийство!
Или другая история с очень плохим концом,
Похожим на мускус, спаренный с мундштуком; –
Когда открываешь бутылку, –
Или другая жизнь, спящая за клинком.
О, как чудесно себя познать как попытку
Существования, как рыбы и птицы те же,
Что летают и плавают в винном смраде.
Это лекарство от мыслей! Свойство любых пробежек –
Марафонец в аду, на большом параде.
Я не верю в искусство, но мне больно смотреть на свет,
Который уж больше дома со всеми его углами, –
Я про картину – (за рамой лежит ответ)
Свет из окон перемножается меж домами.
Да, я времени числа учил наи;зусть,
Варианты судьбы, математику изменений.
И сделал вывод: время, – кавычки, – известь
Арендует природу а-ля каршеринг.
И всё вьется, вьется, как клюв птенца.
Царь за царем. Кровь омрачает насыпь.
Вселенная невозможна, если она сыта,
А потому рыщет голодной лаской
По человеку, словно тот камень, – водой поточен, –
И расправляя когти...
Вгрызается в изумь пророчеством тихой ночью,
Аорту вскрывая своей природе.
Зима! Зима при Галилее... Это сон.
Я понаслышке. Я наслышен. Звуком
Можно менять себя. И мотыга стучит о трон.
Так позволь вселенной достучаться до бытия –
Игрой в Немытую Руку.

Сумерки этого мира...
В конце всех миров
Односторонняя пирамида,
Катаклизм.
Я беру свой кинжал,
Выхожу на бис.
Оправленный рифмой
И сбитый с ритма
Жизни, но в первую очередь
Кинофильма.
Цвет черно-белый
Вселенной, карий –
Цвет бога,
Его Кинжал
Пишет в последней книге:
Моё имя Дарий!
Я Апогей и людям, и вещам.
И только Время – единственный
Государь... Государь для отступников.
Но Смерть заплетает свои интриги,
И История возвращается в кулуар
Для особо опасных преступников.