Потянуло, как из Менделеева!

Потянуло, как из Менделеева!
Бывало…
Был такой приятель!

Что было, а что, нет: вечно мучает разгадка!
От нечего делать, с ума схожу!
Стихов, уж, прорву написал!

Надоело, страшно!
Попробую, какие-то, переделать!
Например: из Гейне!

Шлю вам на сужденье:
Не пора ль, как Пушкин,
Памятник, какой, ни будь бы, накатать?

Но! Сколько волка не корми, всё равно,
Есениным ему, уже, не стать!
И, нам-то, остальным, не всё ль равно:

Убиты иль удавились ли, они,
Есенин, тот же, с Маяковским,
Результат-то, опять-таки, один и тот же:

Иных, уж, нет! А те, далече!
Вот и гадай: что у чёрта на рогах!
Поэма, благодать, или трагедия? 

А Пушкин, Лермонтов, Цветаева?
Жертвами времени, изменника паршивого, что ль, пали?
И, ты! Раззявился чего! Спешишь туда же!?

Разве, когда ни будь, чего ни будь, заране, угадаешь?
Да-а, так… в общем…

Я вспоминаю Гейне

Я часто вспоминаю Heinrichs Heine,
Его нетленное стихотворенье
Auf die Berge, will ich steigen.
Такое удивительно простое,
Но, искренности, трепетности, сколько!

А Гейне, гений, сумевший обуздать
Столь жёсткую, скелетную, твердыню,
Немецкой, истинно, солдатской речи. 
Прервав картавое рычанье, пеньем,
Словами неги, нежного томленья.

Похоже, гениальность Гейне способна,
Гортанным заклинаньем чукчи,
Тонко выразить любое чувство.
И хочется, тот стих, пропеть по-русски,
Не потеряв романтики и сладкой грусти:

Мне снятся наяву, вершины гор!
Невольно тянет вырваться туда,
В великолепный горный воздух,
К убогому жилищу горца, там
Отдохнуть от тяжкого труда.

Сменить усталость восхожденья,
На ощущенье разнообразья,
Великолепья ярких скал, снегов.
Услышать рёв бурлящих рек.
Журчанье ручейков. Ущелий эха...

К подножию вершин ворваться.
Взор устремить на изумруд лугов,
В сверканье ледников, долин туманных, 
И, в тёмный мрак ущелий.
Испить воды, прозрачной, ледяной.

Там нет людей, там полное безмолвье.
Недвижно виснут на остриях вершин,
Дымящиеся флаги облаков.
Орёл, задумчиво парит над бездной.
Сокрытой вечной мглой.
 
Подняв, на фиолетовое небо взор,
Забыв заботы суеты земной,
Воззришь себя, отторгнутым от мира.
Разнежишься. Вздохнёшь, и … вдаль,
Опять, уж, взором, устремлён.

И, неуёмную печаль, невольно,
Глубиною чувств, развеешь.
Успокоишь остроту желаний.
Мгновенно воспаришь душой. И…
Как бы, вечность с воздухом вдохнёшь!

Ах! Этот романтичный Гейне!

Как ручеёк, журчат, переливаются, стихи.
И, сквозь соблазн, разнеженной души,
Сам силишься состряпать, как у него,
Хоть, и, не столь уж, сладкое, но…
Сердцу своему, созвучное, стихотворенье.

Нет! Не так!
Ах! Этот Гейне! Поэтический волшебник!

Журча, как ручеёк, переливаются стихи.
И, сквозь восторг, раскрывшейся души,
Спешишь пропеть своё, вослед.
Хоть может, и, не столь уж, идеальное,
Но… столь, сочувственное, сердцу!

Что ж! Это стихотворение,
Наверно в сотый раз, переписал,
Стремясь поэта Гейне, искусство перенять.
И, может быть, стремление свершилось?
И я, поэтом называться, всё же, стал?

Я понимаю: мне далеко до Гейне!
Но я, и не стремлюсь к величию его.
И право, буду я доволен, хотя бы,
Кто-то из друзей, прочтёт моё стихотворенье!
И скажет, Кирюша Бочавер, почти, как Гейне!

На душу, тут же, ляжет благодать!
Ни что, теперь, меня не остановит,
Стих, хоть, первому встречному, читать!
Так возникает самомненье.
На остальное, наплевать!

И, далее, во славу, мож, памятник себе оставить.
Как, бывало, Пушкин, себе позволил. Я же,
Хоть и не Пушкин, но может Пушкину,
То ж, как поэт, мог бы подражать.
И, в самом деле, какой не-то, читатель ли, писатель!

Мог бы, меня, для жаждущих читать.
Ваял бы, иль, в крайнем случае, нарисовал!
Тьфу! Чёрт! Такое, ведь, не раз, уж, было!
Правда, я, тогда, ещё, стихов-то, не писал!
Но! Ведь, у художников, вещее чутьё!

К примеру, друг мой Старцев, или
Моя внучка, рисовали. Какая разница!
Но, всё ж, нарисовали! Было дело!
Пророки! Гении судьбы!!?
Жена и дочь, фотографировали, неоднократно!

Что ж, гении музы, и, они???
Спросить, что ли, у тёщи?
Она всё знает, сидя у подъезда.
Бывало, переслушает все слухи!
Все новости, квартальной новизны!

Впрочем, про тёщу, я, напрасно!
Не сидела, с кумушками на крыльце.
Умница, трудяга!
Вот, у Лёхи Бабушкина, тёща…  была… та, другая…
Лежит, себе, бывало, на диване.
Кричит соседке через коридор: селёдку выкинули на Сивцевом Вражке! И, масло!

Мы, рядом, в преф, по пятаку, играем!
А Лёха, поясняет: четвёртую неделю
С дивана не встаёт!!! Но! Знает где чего!
А мы играем и играем!
Нам-то, не до селёдки с маслом!

Да ладно! Лишь бы, не было б, войны!

Ну как!
… … … …
Не получилась ли, поэма или драма?
А, также…  по подробнее б, узнать:
Где ж, памятники, теперь, ваяют?