Терек

(скрип старого баркаса)

склянка 1

Какой уж год на чёртовом приколе!
Конечно, можно прозябать без гюйса*,
Но чтобы жить прикованным в неволе –
Удел хорька, как волком не рисуйся!

Куда бы лучше лечь навеки в дрейфе*,
Или ходить понуро каботажем*,
Да, я бы согласился жрать на верфи
Дым сварки дуговой и струпья сажи!

Здесь куртизанки всё на променаде!
И пахнет от волос их сладким соком,
А мне б к своей ухабистой команде,
И полным ходом в порт до Хоннингсвога*.

Но, сучий потрох, где тот мелкий фраер,
Что рынду стырил со стального шканта?!
Повесил где- нибудь её в сарае
И врёт соседу, что ходил до Нанта*!

Я не люблю мерзавцев и ублюдков,
Но для акул они – хороший ужин!
И я на брюхе здесь лежу, как утка,
Забыт, как сон, и никому не нужен.

А знал бы он, конторский прощелыга,
Кто списывал меня как хлам на берег,
Что кликал меня боцман «торопыгой»,
Хотя формально назывался «Терек».

Механик на чём свет ругал солярку,
Что в мои баки заливал заправщик,
Когда у власти вор или кухарка,
Не будут жить мои цилиндры слаще!

А как мы шторм перенесли у Бреста*!
Француз смекнул, что мне настала крышка!
Но вышли мы, видать, с другого теста,
Ну, потрепало чуть, была одышка.

Вот так посмотришь вкруг себя и взвоешь!
Чем дальше в лес, тем больше зверский выруб!
Вот, вроде жив, но ни хрена не стоишь,
И невдомёк, кому же вдарить в рыло!

Устал я что-то, всё ворчу как шкворень*,
На всех подряд без двухнедельной смазки!
Стащил бы меня ветер нынче в море,
В последний раз куда-нибудь к Аляске!

Там буду я смотреть в глаза Мицара*,
Болтать о прошлом с умной, старой нерпой,
Навру, что был когда-то ягуаром,
И прыгал на калана с чёрной вербы,

И думаю, она расскажет тоже,
Что некогда являлась в мир орлицей,
Меняемся не мы, а только кожа,
Что жизнь имеет зыбкие границы.

склянка 2

К утру вздремнул, в песок уткнувшись носом,
Как боцман наш после седьмого скотча,
Всю ночь болтал с норвежским альбатросом,
О чём, не помню, словом – vita dolce!

Но треплет душу та беседа с птицей,
Не потому, что у неё есть скалы,
Я сам могу пришвартоваться в Ницце,
Когда пишу стихи и мадригалы!

Сейчас я здесь, один как сыч облезлый,
Таращусь в море, копошусь в минувшем,
Мне бы принять вердикт, что жизнь исчезла,
А я ещё бубню кому-то в уши.

Как терпят меня скаты и медузы?
Тайфун не тащит барк в свою воронку,
Зайти бы, эдак, чёртом в Сиракузы,
Да с Архимедом поудить на донку.

Какая-нибудь умная мурена
Меня одёрнет в яростном оскале,
И прошипит - всё в этом мире тленно,
Нет Архимеда больше на причале.

Она не знает ничего о жизни,
И глупо с рыбой заводить беседу,
Ещё вчера корзину спелой вишни
Привёз я в Сиракузы Архимеду.

Он счастлив был и танцевал как дервиш,
Распался мир в его искристой сфере,
Каким аршином ты Творенье меришь,
Таким Творенье и тебя измерит.

Вросли в мои глаза морские мили,
Сейчас бы встать в Шербур за кальвадосом…
Припомнил я, семь футов мне под килем,
Наш разговор с норвежским альбатросом.

Мы ночью шли в Шербур из Сент-Хельера,
Луна висела как янтарный кокон,
И что у лун за глупая манера,
Прясть канитель из смоляных волокон.
 
Ни ветерка, ни шороха Цефея,
Скользи как гладыш по чернильной хляби,
Порой, не понимаю вовсе - где я?
И плачу я от радости по-бабьи.

И слёзы с морем заведут эклогу,
Дельфины распотешатся с кефалью,
Тогда душа моя стремится к Богу,
И забываю я себя, каналью.

Сквозь сон пришло – ты выброшен на берег?!
Скулёж поднял и буркала в мокротах!
Послушай, старина и брат мой «Терек» -
Мы истинно живём в других широтах!

Проснись ты, чёрт, с тобою я на связи!
Будь даже в брюхе дьявола матросом!
Давай, сползай из этой рыжей грязи
И обнимись с норвежским альбатросом!

Норвега, милый, в клюв тебе горбушу!
Ты не забыл скрипучего бродягу,
Дай разглядеть твою живую душу,
А я тут снова ухнул в передрягу.

Порхаю в звёздах, ворошу былое,
Ржавею точно старая подкова,
К болячкам приложить бы мне алое,
Ну, трясогузка мелкая, здорово!

Итак, всю ночь - о благости хворобы,
О древних сиддхах, пирамидах майя,
О том, что ждёт, нас смертных, после гроба,
И что есть Жизнь Реальная, Другая!

склянка 3

Как мог забыть, дырявая я банка,
Индуса «Шиву», кажется, с Бумбаи,               
Мы шли тогда зимой на Касабланку,
Он в парусах, я на «спирту», как фраер.

Такой фрегат увидеть раз, что после
На всё б забить и склеить на хрен ласты,
Или уйти в густой туман на вёслах
Куда-нибудь в Кабо Верде* и баста!

Стояли рядом с «Шивой» мы на рейде,
Блестел залив, как чешуя русалки,
Он улыбался и пилил на флейте,
Я отходил от грязной перепалки.

Потом он тихо, как бы, между прочим,
Сказал мне что-то о душе и дхарме,
Кто гуру мой спросил, ну, а короче,
Я просто лох в подобной голограмме.

Ответил с эпатажем – Всё в ажуре!
Нормальный ход поршня нам только снится!
А ты, братан, - спросил я, - кто в натуре?
Тузовая, по виду судя, птица!

Он рассмеялся, как младенец в люльке,
Перо павлинье бросил мне на счастье,
Я долго то перо хранил в кастрюльке,
Потом оно  исчезло в крысьей пасти.

И лишь потом я въехал в этот казус,
Какая, сука, страшная потеря,
Ревел два дня, как белокорый палтус,
Сам виноват, блин, сонная тетеря!

А «Шива» будто знал мои запутки
Все наперёд до самого предела,
Всю ночь с ним проболтали, как  две утки,
Не чувствуя ни сырости, ни тела.

Что есть мой ум? - я спрашивал с оглядкой,
Чтобы ничьи не прилипали уши,
Меня в клыках он держит мёртвой хваткой,
И как душа я - никому не нужен.

Но если только малость,  коллективу,
И боцман, как отец, хоть и сквалыга,
Характер у меня чуток строптивый,
Нетороплив, но кличут торопыгой.

Болтаю иногда со старой нерпой,
Смотрю в блестящий глаз ночной Венере,
Но восхищаюсь только лунным серпом,
В том лунном море тоже бродит «Терек».

Кому сказать, что я с тобой на рейде
Развёл философические толки,
Как пить дать засмеют, гарпун им в сети!
На то они и есть морские волки!

А он играл, а я, как в сонной хмари,
Скользил по волнам музыки смешливой,
В моих  цилиндрах много чёрной гари,
Но я услышал все ответы «Шивы».

Что наше тело – временный пришелец,
Что ум - подлец, но инструмент он складный,
И крутимся мы все вокруг безделиц,
В сумбурной жизни, будь она не ладной!

склянка 4

Всё люди врут, а боцман - из немногих,
Когда я был ещё совсем мальчишкой,
Он дул мне в уши – обходи убогих,
Не обойдёшь - настанет сразу крышка!

Я обходил, как мог, но в этой хляби,
Что и страной назвать не по фэн-шую,
Всегда найдётся жгучая васаби
И всё зараз сожжёт в тебе в чистую.

И понял я потом, что всё прогнило,
Цилиндры, души, принципы, идеи,
В презренном, знать, металле только сила,
И чем богаче сволочь, тем подлее!

По скотски жить мне не хватает дара,
А перестать дышать - идея ближе,
И радостно, что я, скрипушник старый,
Не скурвился в совковой тухлой жиже.

Я поржавел, зарос белёсым мохом,
Подслеповат, ещё немного взвинчен,
И шрамы по бортам, ну что ж, не плохо,
От бурь хватил я много зуботычин.

Мне всё равно, где слягут мои кости,
На них я сверху посмотрю с усмешкой,
Ни радости там, слышал, нет, ни злости.
И только свет с блаженством вперемежку.

Вот и посмотрим, а пока есть пруха,
Эй ты, щенок бездомный, дождь стеною!
Давай-ка залезай быстрей под брюхо,
Там в камбуз есть дыра, побудь со мною.

Ну что, оборвыш, тоже жизнь не сахар?
Небось, тоскуешь по родимой мамке,
Конечно, здесь сераль не как у шаха,
И  если что, живи и будем в дамках!

Там где-то в куче старые бушлаты,
И спать на них тебе – одна утеха!
А утром рыбой угощу горбатой,
Ведь ты ещё, я вижу, неумеха.

Так и живём с ним вот уже полгода,
Он шустрый стал, без ветреных истерик,
Ума - палата, но, маленько, шкода,
Назвал тогда его я тоже  – Терек.

Любил мои он грёбанные шванки,
Особо – про «Летучего Голландца»…
Мы пятый день плелись в крутой болтанке,
Такой натяг поршням моим и фланцам!

Но не было ни паники, ни гона,
Команда в хлябь травила анекдоты,
Да и рукой подать до Лиссабона,
Я, чуя лихо, сбавил обороты.

Туман накрыл, казалось, все широты,
Кэп с рубки смачно рявкнул - стоп машина!
Чертовски стало тихо до икоты,
И боцман вставил глухо -  чертовщина!

склянка 5

Стояли в мёртвом мы оцепененье,
Исчезло время и комп;с на взводе,
Скрип мачт старинных где-то в отдаленье,
Плач, леденящий кровь, и женский, вроде.

И в тот же миг из липкой бледной мути
На нас вползает чёрной тушей зм;я
Корабль-призрак, палуба в безлюдье,
И только труп качается на рее.

По борту справа шёл он авантажно,
Норд-остами изглодан грязный парус,
Мне  в первый раз, по правде, стало страшно,
Чуть не надул в штаны, да, грешен, каюсь.

С пробоин корпуса  акульей пастью
Оскалились на нас обломки д;сок,
Колода карт слетела чёрной мастью
В морскую гладь со сломанного носа.

Рдяной фонарь вспылал в его утробе,
И девы плач оборотился в хохот,
Гроб полетел вокруг меня, а в гробе
Их  капитан на лбу с чертополохом.

Он бледен был, лицо побито язвой,
Привстал в гробу, коряво поднял руку
И хохот смолк, а дальше его фраза -
«Мы вечно здесь обречены на муку».

«Я Ван дер Деккен, и покончим с этим!
Пойдёшь за мною, собранный из праха!
Твой капитан стоит на табурете
С петлёй на шее и дрожит от страха.

В туман иллюзии акулой-мако,
Нырнёшь сейчас со мной без оговорок»,
И стал  я рыхлый, как песок, однако,
Не доломал меня проклятый морок.

Он что-то прохрипел, оскалил зубы,
Покрылся гроб шершавым серым жиром,
Был боцман прав, сказав, что душегубы,
Все мазаны одним треклятом миром.

Я смачно плюнул в тусклый глаз лепнине,
Вдохнул в свои меха всю скорбь тумана,
Проткнул голландца пёрышком павлиньим,
И снизошла в моё нутро нирвана.

Истолковал я выкрутасы майи,
В моём уме рождалось всё и меркло,
Респект индусу «Шиве» из Бумбаи!
Так вылез я, мой друг, тогда из пекла.

Да ты уснул, а я тут канителю,
Спи, милый, спи, пойду смотреть на выси,
Там, почитай уж, целую неделю
Не колобродил я в созвездье Рыси.

Такого, скажешь, не было в помине,
У грамотеев все науки лживы!
А у меня, в Блистающей Долине,
Сегодня возгорит созвездье Шивы!

И, может быть, с созвездия Собаки,
Ты взглянешь тоже за Нездешний Берег,
Осклабишься как фугу с Нагасаки
И назовёшь меня созвездьем Терек!

склянка 6

Когда вдвоём – летит быстрее время,
Мелькают дни, как золотые пули,
Часы сгорают в топке как поленья,
А что в остатке? – аромат пачули!

Она не шла - скользила в полный парус,
По всем приметам, страстная испанка!
Хотя и я поддал для хода жару,
Меня в два счёта обскакала «Бьянка».

Так звал её сеньор в кофейной шляпе,
Мы шли вокруг Кантабрии в Бильбао,
И мне бы дать команду «SOS», растяпе,
Но что-то там не получилось с Дао.

Я скис, повесил нос, мои кручины
Унюхал боцман, та ещё лисица,
Потом ввернул  - Губиться нет причины,
Не твоего полёта эта птица!

Его бы придушить мне в том июле,
Но нет во мне таланта мафиози,
Откуда этот аромат пачули?!
Глюк на лицо, когда ползёшь в неврозе.

Я первый раз, быть может, в этой жизни
Влюбился без сопливого юродства,
И если есть за звёздами Всевышний,
Он видел наше радостное сродство.

Отдал швартовы, встал, как лох чилийский,       
Мне не впервой, привычная загранка,
Сейчас бы вмазать граммов двести виски,
Забыв вконец, что есть на свете «Бьянка»!

Она пришла, а я дремал в потёмках,
Восток ещё не оперился глянцем,
И тень её в воде  блистала ломко,
И вся она сплошным казалась танцем!

- Вы Терек, стало быть, из русских взморий,
Каким вас ветром в наши палестины?
У вас, слыхала, ледяные зори
И антураж с времён Екатерины?

- Прошу простить, я весь немного в саже,
Стою пред вами эким охламоном,
И что ответить вам, не знаю даже,
В империи недурственно воронам.

У нас лежат полгода льды и снеги,
Верхи народу выдумали скрепу,
Есть царь, иконы, церкви, даже реки,
Но их не возвышает это к небу.

Из всех людей мне боцман наш по нраву,
В ухватках фору даст любой акуле,
И всё твердит – обидно за державу!
И снова этот аромат пачули!

Простите мне, я тот ещё зануда,
Вы из Бильбао, сеньорита, верно?
Ваш аромат на восемь миль отсюда,
В нём есть такое, словом, атмосферно!

- Так мило, Терек, в этом вся испанка!
Давайте перейдём на «ты», не против?
- Для Вас, о чёрт, «тебя», конечно, Бьянка,
Я прослужу ещё сто лет на флоте!

По запаху твой курс найду я в море,
Пусть даже он пройдёт в небесной Ганге,
Огнём займусь в твоих шафранных зорях,
Ты только не забудь меня, мой ангел.

Легко коснулись лицами, как дети,
И не дыша стояли в мутном гуле,
Я уходил с Бильбао на рассвете,
С теплом в душе и запахом пачули.

склянка 7

Твой голос твёрже стал, волчонок с вида,
И шерсть ершится на загривке в злости,
Мне б пробежать с тобой до Атлантиды,
Но старые меня не держат кости.

Вот если лет пятнадцать скинуть с воза,
Я показал бы, где зимуют раки,
И как не взглянешь – старость, как заноза,
Где, не скажу, не буду при собаке.

Мы все в годах чудные, курам насмех,
Бредём без цели, кормим сирых кошек,
При болях в сердце врём родным, что насморк,
При насморке - ждём сонно дней погожих.

Но слышишь ты, косматая зверина!
Лишь в старости приходит эта тяга –
Жалеть всё сущее, а что на лбу руины,
Но как же в этой жизни без напряга!?

Садись поближе, просишь на ночь сказку?
Курс на норд-вест, матрос, отдать швартовы!
Как с топливом, механик, под завязку?!
Тогда в пучину, бестии Христовы!

Глазами чувств сброд видит только блёстки,
Его бог кэш, да с барахлом берлога,
А что по мне, уж лучше ветер хлёсткий
В мой хариус и фартинга немного.

Всяк в этой жизни пилигрим всего-то,
Запутанный в туманных  вязких чарах,
Ищи себя в густых потёмках  грота,
Уразумел, сопливый мой волчара!?

Но ты меня не слушай, болабола,
Все мастера - задать другому перцу,
У каждого своя свирель и школа,
А в двух словах - прислушивайся к сердцу.

Идём как есть в струну на Тенерифе,
Там переждём мистраль, посмотрим виды,
Отсюда вот, как полагают мифы,
Пошли следы великой Атлантиды.

Нам не с руки тащить учёный фортель,
Мы магики, махнём мгновенно в пафос,
И на моём слегка чумазом борте
Немного искр с иных миров осталось.

Я вижу по глазам твоим, дурёха,
Что хочешь расспросить меня о «Бьянке»,
Ей грустно без меня и даже  плохо,
Сейчас стоит с ангиной на Шри-Ланке.

Но и она, как мы, не лыком шита,
Пробьётся  к нам в сверхбытие, де-факто!
Где Рама бродит, там должна быть Сита,
«Рамаяна» об этом молвит, так-то!

Сейчас попробуй не дышать с минуту,
Хандру оставим здесь с ярмом истерик,
Увидишь первым Шиву или Будду,
Скажи, что скоро на подходе Терек.

Свет за пределом грёз и чароплётства,
Другая здесь натура и планида,
С тобой одной осталось наше сродство,
Мы у порога, здравствуй, Атлантида!


*Планида - судьба, участь, доля. "Удачная планида"
*Кэш (англ. cash) - сленговое название наличных денег в США.
Тальма – род плаща или накидки без рукавов, назван в память об актёре
Не видел сроду я такой зарубы,

*Кабо-Верде  / Острова Зелёного Мыса - архипелаг, находящийся в Атлантическом океане, на западе от побережья Западной Африки
*Гюйс – (здесь) красный флаг с синим Андреевским крестом, окаймленный белыми полосами, и с белым прямым поперечным крестом. Поднимается на флагштоке на бушприте (с 8 часов утра до вечерней зари) вместе с кормовым флагом, но только во время якорной стоянки.

*Каботаж - плавание от мыса к мысу, то есть прибрежное, совершаемое при помощи одних навигационных средств кораблевождения.

*Дрейф - отклонение движущегося судна от курса под влиянием ветра или течения; снос судна в сторону при стоянке на якоре.

*Хоннингсвог – портовый город в Норвегии

*Шкант – здесь, стальной стержень

*Нант – город Франции, стоит в устье реки Луара, в 56 км от её впадения в Атлантический океан

*Верфь - место постройки судов.

*Шкворень - стержень шарнира поворотного соединения частей транспортных машин. В более узком смысле — ось крепления.

*Брест - город на западе Франции, супрефектура департамента Финистер.Расположен на побережье Атлантического океана на крайнем западе полуострова Бретань. Город лежит на склонах холмов, на северном берегу Брестской бухты. Брест — важный торговый и военный порт на Атлантическом океане.

*Мицар – звезда в созвездии Большой Медведицы, вторая от конца ручки большого «ковша». Название происходит от арабского; (ми:зар), что означает пояс. Видимая звёздная величина 2.40, спектральный класс A1 V, расстояние около 78световых лет.