Культпоход

1
И каждый год в концертном зале
культур-мультур сараенда,
как будто к шторе подвязали,
восходит новая звезда.

Подальше сев, ряду в -надцатом,
где ясно ощущаешь, чем
блестит звезда - то ли надсадом
души, то ли игрой фонем,

где публика благоговеет
в лице эстетов и бродяг,
где странною тоскою веет,
я чую - что-то здесь не так.

Давно, давно, в далёком детстве,
дивясь великолепью сцен,
я находил в кипучем действе
свободу от молчащих стен.

Молчали стены дома, класса
родимой школы. Даже глас
подвыпившего возле кассы
едва ли влёк мой слух и глаз.

Молчал асфальт. Трава молчала.
Да что там - молодых берёз
листву я далее мочала
в сравнении бы не вознёс.

Был берег молчалив донельзя.
Молчали дача и гараж:
принять за песню звон железа
тогда бы я почёл за блажь.

Молчали девочки, мальчишки,
молчали бабки и деды.
Их губы мне с высокой вышки
напоминали шлёп воды.

Воды? Река молчала тоже.
И к ней, укутанный зарёй,
я не ходил, ибо негоже,
когда холодный и сырой.

Молчал отец. Молчала мама.
Нет, я не так хотел сказать:
аккорды речевого хлама
не мог я в музыку связать.

Казалось мне, что блики света -
таланта верная примета.
Я внял, чуть свет  родной  потух:
не мир молчал, но я был глух.

Мир просто говорил со мною,
мне песни так негромко пел.
Но я к их мудрому покою
свой непокой причесть хотел.

2
Иду туда, где бьются стёкла.
И повторяется маршрут:
асфальт, газон, родные окна,
следы, река и берег крут.

Прости, туманная дорога,
к искусству ведшая меня.
Твоя развилка - что два рога
нечистого при свете дня.

Прости и ты, река. Твой ропот
заставил и меня роптать,
что всех нас ползание топит,
а не желание летать.

Простите, мальчики, девчонки.
В число друзей вас не избрав,
я прав был, думал я. Да в чём-то,
как оказалось, был неправ;

в том, что поступками вы краше,
хоть в красноречии немы,
и моего сильнее ваши
жизнеспособные умы.

Простите, мать, отец, простите
железо, чёрная земля.
Не знали вы, кого растите.
Не знал я, кто растит меня.

Прости меня, моё искусство,
что в строчке тесно нам двоим,
что путь мой долго не был устлан
напевом искренним твоим.

Мой путь в страну пятиэтажек,
где принят всяк за своего,
по шумным улицам не тяжек,
а лишь невесел. Что ж с того?

Я не грозил своим коллегам
стоять за ними тут и там,
не рвался доблестным Олегом
стихи прибить, как щит к вратам.

И не хвалился деве юной,
и сам не знал в пути своём,
что станет кухня мне трибуной,
что станут слёзы мне вином.