Подарок Мертвеца

Нет, то был не сон – было чудо-виденье:
Прекрасный мертвец предо мною предстал.
И он на единое даже мгновенье
Меня, как ни странно, ничуть не пугал.
Но с нежностью он улыбался лишь мне,
Мой взгляд изумлённый ловя на себе.

Меня он привлёк. Чем – сама я не знаю,
Но был он достойнее многих живых.
Я в ночь его взора душой проникаю,
И ласку в очах я встречаю больших.
Так, тайно грустя, позабыв про покой,
Смотрел на меня мой гусар молодой.

В груди моей сердце как будто ожило,
Когда мне явился тот жгучий брюнет.
И что-то внутри мне с тоской говорило,
Что он, как и я, безутешный поэт:
Не зная приюта, ни сна, ни любви,
Томились мечтой его юные дни.

Мне жалко его, его грусть мне знакома –
Престранное чувство, о чём не сказать:
Чужой среди всех, одинок в стенах дома,
Не могущий жизнь, как другие, принять...
Угрюмо в печали свои погружён –
Но Музы избранник прелестнейший он! 

Я сразу же странного гостя узнала:
О, сколько же раз в беззаветных мечтах
Знакомый я образ себе представляла –
Порой узнавая его в облаках.
И вот он, придя будто с просьбой какой,
Как друг неизменный, стоял предо мной.

И мил мне мой друг, его нет мне дороже.
У разных миров наших общая нить:
Живёт он стихами давно, я же – тоже.
И чашу одну суждено нам испить.
Но я не спешу предаваться мольбе,
Её посылая бесстрастной судьбе.

Я видела бал в его доме огромном
И в вальсе кружащихся дам молодых.
Но он нелюдим. В одиночестве скромном
Стоял он, не видя как будто бы их –
Внимание всё лишь ко мне обращал,
И свой он бокал за меня поднимал. 

Как вдруг торжество постепенно сменялось
Какой-то другою картиной затем.
В туманном пространстве оно растворялось –
И блёкло, пока не исчезло совсем:
Ни пенья, ни музыки больше вокруг –
В объятиях ночи остался мой друг.

Луна в своё мрачное царство вступала,
В сребристом сиянье взойдя на престол.
Свой свет она тусклый земле посылала –
И полнятся им и поляны, и дол,
И травы лугов на опушке лесной,
И тихие воды реки голубой.

И вижу я, будто бы перед собою,
Просторную комнату. В ней при свечах,
Неистово борющихся с темнотою,
Всё тот же гусар – и в огромных глазах
Безудержно начали мысли мелькать,
И я стала их, словно книгу, читать...

И был напряжён мой поэт, и устало
Он вновь в тот момент за стихами сидел.
И что-то служителя Муз удручало.
И был он угрюм – и недвижно смотрел
В ему лишь известную долгую даль,
А взор затуманила боль и печаль.

Вздохнув тяжело с обречённым мученьем,
Руками он сильными голову сжал.
С тревогой, до боли знакомым волненьем,
Истерзанной грудью на стол он упал.
В испарине, выбившись вовсе из сил,
Бумагу с пером от себя отстранил.

Вот ветер подул. Словно птица ночная,
Ворвался так свеж и прозрачен собой.
Резвясь, занавески окна раздувая,
Забавный завёл он свой спор с тишиной –
Как парень влюблённый с Луной говорил,
И звёзды он речью слегка утомил.

Иное я видела: помню, как ныне,
В сиреневом царстве ночи золотой,
По жгучей пустыне в святой Палестине,
Измученный рыцарь скакал молодой,
В бою сарацином нещадно избит –
И конь, чуя смерть его, дико храпит.

Утратив все силы, упал он на землю
И слушал, как ветер насмешливо рёк.
И Богу впервые за много лет внемля,
К нему обращал свой предсмертный упрёк –
Но стон в неизведанной бездне исчез,
Коснувшись едва равнодушных небес...

Я видела это – и так я писала,
Забыв и оставив свой сон и покой:
И чувством, и сердцем чужим ощущала,
Хоть строки чертала своею рукой.
Тот мёртвый поэт мою душу отнял,
И думу загробную мне он вверял.

И вновь вижу бал: пышных платьев мельканье,
И музыка вальса звучит так нежна,
Свечей, догорающих тускло, мерцанье,
Бокалы, звенящие златом вина;
Всё комнату ту же в немой тишине –
Красавец-гусар в ней сидит при Луне...

И очи его столь задумчивы были
И, страшною тайной куда-то маня,
В другие века за собой уводили,
В другую страну зазывали меня.
Мне не было странно и жутко тогда –
И буйным я сердцем помчалась туда,

Где воины были поборники славы,
Где подвигов всех не дано перечесть.
И пусть были битвы жестоки, кровавы –
Но в людях жила и отвага, и честь! –
И то, что ценилось превыше всего,
Теперь уж не стоит почти ничего.

...И снова пустыня, земля роковая,
Ночи судьбоносной свидетель живой:
Она помнит Смерть и Посланника рая,
Его разговор с обречённой душой. –
Как бережно Ангел её прижимал –
И к Богу в святой небосвод провожал...

...И вот он – блистательный друг, друг прелестный:
Улыбка на лике счастливом светла,
Во взгляде огонь загорелся чудесный –
Внезапно к поэту удача пришла!
Венец недоцветший свой мне он вручил –
И "Исповедь рыцаря" с ним подарил...

25 июля 2003 года 18:23