Северное сияние

ГЛАВА 14

В мэрии у Хопп был свой кабинет. Размером не больше кладовки и обстановкой похож, но, поскольку Нейт просил об официальной встрече, ее назначили здесь.

Хопп была в полном порядке, из чего Нейт заключил, что она настроена на нужный лад.

— Шеф Бэрк, — коротко поздоровалась она и показала на стул.

Из кружки на ее столе пахло кофе, кофейник на столике по соседству был почти полон. Однако приглашения к кофе он не получил.

— Прошу извинить за то, что утром был с вами резок, — начал он, — но вы появились в неподходящий момент.

— Хочу вам напомнить, что на работу вас нанимала я.

— На работу меня наняли жители этого города. И один из них сейчас лежит на столе в импровизированном морге. Поэтому приоритет для меня в данный момент — это он. А не вы.

Губы в алой помаде плотно сжались. Слышно было, как она медленно, сквозь зубы, втянула воздух и так же медленно выдохнула.

— И все равно, я являюсь мэром этого города, а значит, благополучие его жителей волнует и меня тоже. Я ведь не сплетни пришла собирать, и мне не нравится, что ты воспринял это именно так.

— И все равно, — ей в тон ответил он, — у меня была неотложная работа. И часть ее заключалась в том, чтобы представить вам полный отчет о случившемся сразу после проведения первых следственных действий. Именно это я и собираюсь сейчас сделать.

— Мне не по душе твоя резкость.

— А мне — ваша.

На этот раз Хопп разинула рот, глаза сердито блеснули.

— Судя по всему, мама не научила тебя уважительному отношению к старшим.

— Наверное, не подействовало. К тому же должен признаться, она меня тоже не очень любит.

Она побарабанила пальцами по столу — короткими ногтями без намека на лак, которые так контрастировали с помадой на губах и темным деловым костюмом.

— Знаешь, что меня бесит в данный момент?

— Уверен, вы мне сами скажете.

— То, что я больше на тебя не сержусь. Я не привыкла разбрасываться хорошими людьми. А ты только что сказал, что твоя главная забота — жители города. Я уважаю твои слова, потому что знаю, что они искренние. Макс был мне другом, Игнейшус. Близким другом. Для меня это большое горе.

— Я знаю. Мне жаль, и простите, что не проявил…

— Понимание, учтивость, предупредительность?

— Выберите, что вам больше нравится.

— Хорошо, проехали. — Она достала бумажный платок и шумно высморкалась. — Наливай себе кофе и рассказывай все по порядку.

— Спасибо, я уже целый галлон выпил. Картина такая. Вчера около половины одиннадцатого Макс вышел из дома. Перед этим повздорил с женой — ничего серьезного, но она заметила, что в последние дни он был сам не свой. По времени перемена в его настроении совпадает с известием об обнаружении тела Патрика Гэллоуэя.

Хопп нахмурила лоб, вокруг рта залегли морщины.

— Интересно, с чего бы. Не припомню, чтобы они были близко знакомы. Кажется, приятельствовали, но Макс до исчезновения Пэта пробыл у нас совсем недолго.

— Пока нет никаких фактов, свидетельствующих о том, что по дороге в редакцию Макс куда-либо заезжал. Если врач определил правильно, где-то перед часом ночи Макс всадил себе в висок пулю двадцать второго калибра. Другой вариант — это сделал кто-то другой, может, их даже было несколько.

— Кому могло понадобиться?.. — Она прикусила язык и сделала ему знак продолжать. — Прости. Пожалуйста, дальше.

— Осмотром места происшествия установлено, что в момент выстрела покойный сидел за столом. Задняя дверь была не заперта, что, насколько мне известно, случалось довольно часто и раньше. На столе перед ним стояла початая бутылка виски «Пэддиз» и чашка с остатками спиртного. Все будет подвергнуто экспертизе, я лично никаких других веществ в чашке не обнаружил.

— Господи, я же с ним только вчера утром виделась.

— Не заметили, в каком он был настроении?

— Не знаю. Я не очень присматривалась. — Она сложила руки домиком и прижала к носу. Потом опустила. — Кажется, рассеян. Но чтобы покончить с собой… Даже не придумаю, что это должна быть за причина. Они с Кэрри жили дружно. Дети особых хлопот не доставляют, во всяком случае, не больше других. Газетой он занимался с удовольствием. Может, болезнь какая? Может быть, он узнал, что болен раком, и не выдержал?

— Когда он в последний раз проверялся, все у него со здоровьем было в порядке. Это было полгода назад. Оружие на месте преступления — его, оно зарегистрировано, как и полагается. Жена показывает, что этот пистолет он обычно возил в бардачке и при удобном случае стрелял на меткость. Никаких следов борьбы не обнаружено.

— Бедный Макс! — Она взяла новый платок и нервно скрутила в шарик. — Что же его толкнуло на самоубийство? Зачем он это с собой сделал? И не только с собой, но и с семьей тоже?

— У него в компьютере была набрана записка. Дескать, он убил Патрика Гэллоуэя.

— Что?! — Хопп резко поставила кружку, чуть не выплеснув кофе. — Невероятно. Макс? Этого быть не может!

— Но в горы он раньше ходил, так? Лет пятнадцать-шестнадцать назад?

— Ну да. Ходил. У нас половина народу или ходит, или раньше ходили. — Она положила руки на стол. — Ни за что не поверю, что Макс убил человека.

— А в то, что он убил себя, поверили?

— Но он же мертв! И все, что ты рассказал, указывает на самоубийство. Но убийство?.. Чушь!

— Экспертиза покажет, был ли выстрел произведен из «браунинга», обнаруженного на месте преступления. Снимем отпечатки, следы пороха… Должен вам сказать, я почти уверен, что экспертиза подтвердит версию самоубийства, а следовательно, такой вывод и будет сделан, и дело Патрика Гэллоуэя — закрыто.

— Я в это не верю.

— Должен вам сказать, что мне эта версия тоже не кажется убедительной.

— Игнейшус! — Она прижала руку к виску. — Ты меня запутал.

— Уж больно все гладко, вы не находите? Предсмертное письмо на компьютере? Настучать несколько строк каждый может. После стольких лет его убивает раскаяние? Что же он раньше прекрасно с этим жил? Кэрри говорит, он всегда оставлял на подушке записку, если уходил на работу в неурочный час. Такие записки он оставляет, а перед убийством уходит молча?

— Хочешь сказать…

— Какая проблема — достать пистолет из бардачка, если знаешь, что он там? И самоубийство, если его как следует продумать и сохранять хладнокровие, инсценировать не так уж сложно.

— Думаешь… Боже мой, ты думаешь, Макса убили?

— Я этого не говорил. Я сказал, что не уверен, что все было так, как кажется. Соответственно, если будет признано, что Макс совершил самоубийство, и дело Гэллоуэя закроют, а я не получу убедительных доказательств, я буду продолжать расследование сам. Мне платите вы, и вы должны быть уверены, что я не напрасно просиживаю штаны.

Она пристально на него посмотрела, потом спросила строго:

— Чем я могу тебе помочь?

Сержант Роланд Кобен произвел на Нейта впечатление серьезного полицейского. У него был двадцатилетний стаж и много раскрытых дел в послужном списке. Ростом шесть футов, плотноват, темные круги под глазами. Светлые волосы с проседью пострижены под ежик, ботинки начищены до блеска, а во рту — вишневая жвачка.

Он привез с собой двух экспертов, которые и прочесывали вдоль и поперек кабинет, пока сам Кобен рассматривал сделанные Нейтом фотографии.

— Кто здесь находился после обнаружения тела?

— Я, врач и один из моих замов. Но я все заснял до того, как их впустить, все осмотрел и собрал вещдоки. Все делал в перчатках. Здесь все чисто, сержант.

Кобен оглянулся на масляные пятна на ковре у двери. Сандвичи Нейт тоже приобщил к вещественным доказательствам.

— Жена здесь остановилась?

— Судя по показаниям ее и двоих свидетелей — да. И кроме тела, никто ни к чему не прикасался, только я.

Кобен одобрительно хмыкнул и стал читать текст на мониторе.

— Компьютер заберем, как и все собранные вещдоки. Давайте-ка теперь на тело посмотрим.

Нейт вывел его через заднюю дверь.

— На Большой земле в отделе убийств работали?

— Так точно.

Кобен легко забрался в джип.

— Это очень кстати. Я слышал, у вас напарник погиб?

— Верно.

— И сами тоже пару пуль схлопотали?

— Пока жив, как видите.

Кобен законопослушно пристегнулся.

— За последний год службы в Балтиморе вы много на больничном просидели.

Нейт пожал плечами:

— Ну, сейчас-то я не на больничном.

— Ваш лейтенант говорит, вы отличный полицейский, но после гибели напарника могли подрастерять уверенность в себе, нюх. Швырнули бляху на стол, от психотерапевта отказались…

Нейт остановил машину перед больницей.

— У вас когда-нибудь убивали напарника?

— Нет. — Кобен продолжал сидеть. — Но друзей я терял, при исполнении. Я просто пытаюсь в вас разобраться, шеф Бэрк. Городской полицейский с Большой земли, да еще с вашим опытом, может быть недоволен, что приходится передавать крупное дело полиции штата.

— Может. И полицейского из штата могут не так трогать события в этом городке, как шефа местной полиции.

— Вы только недавно стали шефом полиции этого городка. — Он вышел из машины. — Мы оба по-своему правы. И это дело Ледяного человека, как его журналисты окрестили, — правда, пока управлению удалось от них отбиться.

— Пресса… Вечная история.

— Так вот, пока мы еще держим оборону от прессы, но, когда привезут с гор тело, придется туго. Это будет большая и жирная новость, шеф Бэрк. Мимо таких и общенациональные издания и каналы не проходят. А теперь у вас и убийца объявился, да еще в таком контексте — вот вам и другая жирная новость. Чем быстрее закроем дело, тем лучше будет для всех. И тем чище сработаем.
Нейт стоял с другой стороны машины.

— Боитесь, как бы я не обратился к газетчикам, чтобы заработать себе и городу капитал?

— Да нет, просто объясняю, что и как. После той вашей перестрелки в Балтиморе газеты долго не могли успокоиться. И большая часть публикаций касалась вас.

Нейт почувствовал приступ бешенства. Гнев накатывал медленно, поднимался бурлящей волной к горлу.

— Из этого вы делаете вывод, что мне нравится видеть свое имя в газетах, лицо — по телевизору, а парочка трупов для меня лишь дополнительный шанс прославиться?! Так, что ли?

— По-моему, если вы надумаете когда-нибудь вернуться в Балтимор, то нынешнее дело очень даже может прибавить вам очков.

— В таком случае мне можно только позавидовать: подоспел как раз вовремя.

— Всегда полезно очутиться в нужное время в нужном месте.

— Хотите меня спровоцировать или вы по натуре такой вредный?

Кобен усмехнулся:

— И то и другое, наверное. А главным образом я пытаюсь прощупать ситуацию.

— Тогда давайте проясним позиции. Это расследование ведете вы. Так положено. Но город все-таки мой, и я в ответе за его жителей. Это факт. И независимо от того, доверяете вы мне или нет, нравлюсь я вам или не очень, — можете хоть в ресторан меня вести, — я все равно буду делать свою работу.

— Тогда идемте смотреть на тело.

Кобен вошел первым. Нейт, поборов злость, проследовал за ним.

В приемной был только один человек — на пластмассовом стуле сидел Бинг. В первый момент он смутился, но тут же, по обыкновению, насупился.

— Бинг, — кивнул Нейт. Тот что-то пробурчал и немедленно уткнулся в старый номер «Аляски».

— Врач на приеме, — сообщила Джоанна и смерила Кобена взглядом. — Сэлли Кашоу поранила руку ножовкой, он зашивает рану. Еще от столбняка укол сделает.

— Нам нужен ключ от морга, — сказал Нейт, и она быстро перевела взгляд с одного на другого.

— Он у доктора, он велел никого, кроме вас, туда не пускать.

— Это сержант Кобен из полиции штата. Не сходишь за ключом?

— Конечно. Сейчас.

Она поспешила к двери, а Бинг проворчал:

— Придумал тоже — штурмовиков каких-то к нам тащить. Лучше бы за порядком смотрел.

Нейт покачал головой, а Кобен обернулся на говорившего.

— Не обращайте внимания, — негромко проговорил он.

— Бинг, ты никак заболел? — Нейт облокотился о стойку. — Или время коротаешь?

— У меня свои дела. Между прочим, если человек задумает снести себе башку — это тоже его дело. Не можете вы, легавые, жить спокойно.

— Это ты верно заметил. Мы порядочные зануды. Когда ты в последний раз говорил с Максом?

— Да о чем мне с ним говорить-то? Ничтожество!

— Я слышал, он на тебя жаловался за то, что ты снег сваливал на крышу его машины, когда ему дорожку трактором чистил.

Борода Бинга разъехалась в улыбке.

— Может быть. Правда, он быстро успокоился.

— Ну, ты, Бинг, и мерзавец!

— Это точно.

— Шеф! — Джоанна вернулась с ключами. — Вот этот, с желтой биркой. Док сказал, как закончит — подойдет.

— Эй! Следующая моя очередь! — Бинг сердито зашелестел журналом. — Хоубейкер подождет, ему уже ни от чего хуже не будет.

Джоанна поджала губы.

— Бинг, имей уважение.

— Что я имею, так это геморрой.

— Пусть доктор сначала больных отпустит, — встрял Нейт. — Куда идти?

— Ой, простите. Пройдите в коридор, первая дверь налево.

Они молча прошли к нужной двери, Нейт отпер ключом. Одна стена комнаты была заставлена металлическими стеллажами, а посреди стояли два железных стола. Нейт зажег верхний свет. Оба стола были из тех, что используются для проведения вскрытия или гримирования и одевания покойника к похоронам.

— Насколько я понял, это помещение используют под морг, если кто-то умер. А так — в городе ведь нет похоронного бюро. Когда приходится хоронить, покойника всегда обмывают и гримируют здесь.

Он подошел к столу, на котором лежало тело Макса. Ничем не закрытое, как он и велел, — чтобы случайно улики не смахнуть. На кисти рук были надеты мешки.

— Ногти на правой руке обкусаны до ногтей, — заметил Нейт. — На нижней губе ранка. Похоже, прикусил.

— Никаких повреждений, свидетельствующих о борьбе. Вокруг раны — следы пороха. Мы можем быть уверены, что он был правша?

— Можем. Я проверил.

Так. Мешки на руки надел. Для более детального исследования. Сфотографировал тело, место преступления, даже входную дверь со всех сторон сфотографировал. Свидетельские показания сняты по горячим следам и запротоколированы. Здание заперто и опечатано полицейской пломбой.

Бэрк четко сработал на месте, подумал Кобен. И избавил его от изрядной доли работы.

— Давайте-ка осмотрим его как следует, может, что приметим? В карманах смотрели?

— Бумажник, початая пачка «Тамса», мелочь, спички, блокнот, карандаш. В бумажнике — права, кредитки, тридцатка наличными, семейные фотографии. В кармане куртки — мобильник, опять спички и пара шерстяных перчаток.

Нейт продолжил:

— Я обыскал пикап, припаркованный возле редакции. Документы на машину — на владельца и жену. Карты, инструкция к машине, открытая коробка патронов к «браунингу», пачка мятных пастилок, несколько карандашей и ручек, еще один блокнот. Все это — в бардачке. В блокнотах куча рукописных заметок. Какие-то памятки, идеи статей в газету, наблюдения, номера телефонов. В багажнике — аптечка и инструменты. Машина была не заперта, ключи — в зажигании.

— Ключи в зажигании?

— Да. Знакомые показывают, он имел привычку ключи не вынимать, да и машину запереть вечно забывал. Все изъятые вещдоки расфасованы, подписаны и внесены в опись. Они у меня в участке под замком.

— Мы их заберем. И его, конечно. Пусть медэксперт даст свое заключение. Но очень похоже на самоубийство. Мне еще с женой его надо поговорить, с обоими свидетелями и кем-то, кто может быть в курсе его отношений с Патриком Гэллоуэем.

— Он не оставил жене записки.

— Не понял?

— Ничего личного. Да и в компьютере только самые общие слова.

— Послушайте, Бэрк. Мы с вами прекрасно знаем, что предсмертные записки редко бывают похожи на то, как их изображают в кино. Слово, конечно, за медэкспертами, но из того, что я видел, я делаю вывод о самоубийстве. Из записки следует, что он связан с делом Гэллоуэя. Мы отработаем эту версию, посмотрим, что удастся найти в подтверждение. Я не собираюсь ограничиваться одной версией, но и закрыть два дела сразу тоже, согласитесь, заманчиво.

— Для меня эта версия пока не убедительна.

— А вы перепроверьте.

— Не будете возражать, если я копну поглубже? Без огласки, — добавил он.

— Свое время будете тратить. Только мне палки в колеса не ставьте, хорошо?

— Я все понимаю, Кобен.

Простое действие — постучать Кэрри в дверь — далось Нейту нелегко. Вторжение к женщине, убитой горем, казалось верхом жестокости. Слишком хорошо он помнил, как переносила Бет смерть Джека. А он был бессилен ей помочь. Сам тогда лежал на больничной койке, одурманенный операционным наркозом, снедаемый горем, чувством вины и яростью.
 Сейчас — никакого личного горя, напомнил он себе. Вина? Есть немного — за то, что пришлось ее терзать в такую минуту. Ярости тоже нет. Сейчас он был полицейский.

— Сейчас она меня видеть не может, — сказал Нейт Кобену. — Если сыграете на этом, может, сумеете выудить из нее побольше.

Он постучал в дверь двухэтажного домика. Открыла рыжеволосая девушка, и Нейту пришлось напрячь память.

— Я Джинни Мэнн, — поспешила представиться она. — Друг семьи. Можно сказать, соседка. Кэрри наверху. Отдыхает.

— Сержант Кобен, мэм. — Он достал удостоверение. — Мне бы очень надо поговорить с миссис Хоубейкер.

— Мы постараемся ее долго не мучить. — Художница, вспомнил наконец Нейт. Пишет пейзажи дикой природы, их много в здешних галереях, да и на Большой земле тоже. Три раза в неделю ведет уроки рисования в школе.

— Мы с Арлин Вулкотт пришли за детьми присмотреть. Мы сейчас все на кухне. Стараемся их чем-то занять. Схожу наверх, посмотрю, может, Кэрри проснулась.

— Будем признательны. — Кобен вошел в дом. — Мы тут подождем.

— Симпатичный домик, — заметил он, когда Джинни ушла. — Уютный.

Удобный диван, отметил про себя Нейт, просторные кресла, яркие покрывала. Пейзаж с весенним лугом на фоне белых гор и синего неба, — надо понимать, творение рыжеволосой художницы. На столиках, помимо всякой всячины, какая есть в любом доме, фотографии детей в рамках, другие семейные снимки.

— Они женаты лет пятнадцать, наверное. Раньше он работал в одной газете в Анкоридже, потом перебрался сюда и стал издавать собственную. Раз в неделю — номер. Она работала вместе с ним. Собственно, они вдвоем все это и тянули — с помощью… как их, бишь? — стрингеров, кажется? Печатали статьи о местном житье-бытье, кое-какие фотографии, брали новости из агентств. Старшему из детей около двенадцати, это девочка. Младший — мальчик, десять лет, помешан на хоккее.

— За те несколько недель, что вы здесь, вы много узнали.

— Гораздо больше я узнал за несколько часов сегодняшнего дня. У нее первый брак, у него — второй. Она сюда перебралась года на два раньше его. Переехала по программе педагогического обмена. Потом преподавать бросила, когда он газету стал делать, но иногда ее и сейчас в школу зовут — на подмену.

— Почему он сюда переехал?

— Это я пока выясняю. — На лестнице показалась Джинни, она вела Кэрри, и Нейт умолк.

— Миссис Хоубейкер? — Кобен сделал шаг вперед. Голос у него был спокойный и сдержанный. — Я — сержант Кобен из полиции штата. Примите мои соболезнования.

— Что вам нужно? — Ее глаза в бешенстве остановились на Нейте. — У нас траур.

— Я понимаю, как вам сейчас тяжело, но мне необходимо задать вам несколько вопросов. — Кобен бросил взгляд на Джинни. — Если хотите, подруга может присутствовать.

Кэрри покачала головой:

— Джинни, побудь, пожалуйста, с детьми. Подержи их на кухне, хорошо? Не надо им этого слышать.

— Конечно. Ты позови, если я буду нужна.

Кэрри прошла в гостиную и опустилась в кресло.

— Спрашивайте, что вам нужно, и уходите. Я не желаю вас видеть у себя в доме.

— Во-первых, я должен вас уведомить, что тело вашего мужа мы заберем в Алкоридж для экспертизы. Мы вам его вернем, как только произведем все необходимые действия.

— Хорошо. А потом вы найдете его убийцу. Что бы он ни говорил, — быстро добавила она, негодующе сверкнув глазами в сторону Нейта, — а я своего мужа знаю. Он бы никогда не поступил так со мной и детьми.

— Вы мне позволите присесть?

Она пожала плечами.

Кобен сел на диван напротив Кэрри и слегка подался вперед. «Молодец, — подумал Нейт. — Разговаривает как бы доверительно, на сочувственной ноте. Начал со стандартных вопросов. Это правильно».

Но после нескольких вопросов Кэрри вдруг переменилась.

— Я все это уже ему рассказывала. Зачем вы спрашиваете у меня одно и то же? Вы получите точно такие же ответы. Может, вам лучше заняться поисками убийцы?

— Вы не знаете, кто мог желать вашему мужу зла?

— Знаю. — Ее лицо осветило какое-то жуткое удовольствие. — Тот, кто убил Патрика Гэллоуэя. Я вам скажу, как все было. Макс, наверное, что-то раскопал. Если он работал в маленькой газетенке — это еще не значит, что он был плохой репортер. Он что-то узнал, и кто-то, для кого эта информация представляла опасность, убил его, пока он не начал действовать.

— Он с вами о чем-то таком говорил?

— Нет, но он был явно расстроен. Обеспокоен. Сам не свой. Но это не значит, что он убил себя. Или кого бы то ни было. Он был добрый человек. — По щекам Кэрри потекли слезы. — Я спала с этим человеком почти шестнадцать лет. Изо дня в день работала с ним бок о бок. У меня от него двое детей. Неужели вы думаете, я не знаю, на что он способен, а на что — нет?

Кобен переменил тактику:

— Насчет времени, в какое он вчера ушел, вы уверены? Она вздохнула, смахнула слезу.

— Я знаю, что в десять тридцать он еще был здесь. И что утром его не было. Что вы еще от меня хотите?

— Вы показали, что он держал пистолет в бардачке. Кто еще мог об этом знать?

— Да все.

— Он никогда не запирал бардачок? И машину?

— Макс в половине случаев туалет-то оставлял открытым, уж тем более на ключ ничего не запирал. Оружие, которое у нас в доме, я держу под замком, а ключ храню у себя, потому что он такой рассеянный… Этот пистолет любой мог взять. И взял.

— Не припомните, когда он из него в последний раз стрелял?

— Нет. Точно не скажу.

— Миссис Хоубейкер, ваш муж не вел дневника? Журнала?

— Нет. Придет какая мысль — он ее тут же и запишет. На чем попало. Прошу вас, уходите. Я устала, я хочу побыть с детьми.

Выйдя на улицу, Кобен задержался у машины.

— Все-таки кое-что не стыкуется. Было бы неплохо порыться в его вещах, бумагах, поискать что-нибудь, касающееся Гэллоуэя.

— Мотив?

— Вот-вот. Вы сможете этим заняться?

— Почему бы нет?!

— Я должен везти тело в Анкоридж, на экспертизу. И еще я хочу быть там, когда привезут Гэллоуэя.

— Буду вам признателен, если вы мне сообщите, когда его доставят. Его дочь захочет на него взглянуть. А вдова будет настаивать на том, чтобы тело для захоронения передали ей.

— Да, она мне уже звонила. Когда его спустим и проведем опознание, пусть родственники сами свои вопросы решают. Дочь может приехать и посмотреть, но, вообще-то, у нас его пальцы в компьютере есть. Он же привлекался пару раз за наркотики. Как только получим тело — мигом узнаем, Гэллоуэй это или нет.

— Я ее пришлю. И вашу версию отработаю. Постараюсь выполнить роль посредника между вами и семьей покойного. А взамен попрошу копии всех документов, касающихся обоих дел. В том числе и служебных записок.

Кобен обернулся на аккуратный домик и на засыпанный снегом двор.— Вы всерьез полагаете, что кто-то инсценировал это самоубийство, чтобы сокрыть преступление шестнадцатилетней давности?

— Я только прошу копии всех бумаг.

— Хорошо. — Кобен открыл правую дверцу. — Ваш лейтенант сказал, у вас хороший нюх.

Нейт сел за руль.

— И?

— Хороший — не всегда значит верный.

Нора Робертс