Сеча на века

               
   Сеча (сражение, битва) между киевлянами Святополка и новгородцами Ярослава  состоялась в 1016 году на Днепре поздней осенью, когда река по Новгородской Первой летописи начала «мёрзнути». Это не противоречит Лаврентьевской летописи по времени описания того же события, где говорится, что сеча была «в замороз». В обеих летописях похож и мотив сражения: выяснить кто из киевлян и новгородцев «плотницы суще», то есть живет хуже или лучше. Но на этом схожесть сюжета и заканчивается. В Новгородской Первой летописи при отсутствии первых 15 тетрадей, повествование начинается как раз с рассказа об этом сражении, причем рассказа краткого, всего на несколько строк. И что самое главное – в  Новгородской Первой летописи вообще ничего не говорится о варягах Ярослава. Это может значить только одно: в Новгородской Первой летописи новгородским летописцем была представлена  совершенно другая версия образования Древнерусского государства – без Рюрика и варягов, потому-то первые тетради и были кем-то сознательно уничтожены.   
Лаврентьевская летопись составлялась по «благословению» епископа Дионисия и правилась митрополитом Киприаном (1366-1406), болгарином по происхождению и ставленником на Русь Константинопольским патриархатом. И у них были свои интересы.
   Сюжет поэмы представлен по факсимильной версии Лаврентьевской летописи 1377 года с сайта РГБ, как официально признанной в нашей современной историографии к описанию истории Древней Руси. Именно из неё выделяется так называемая Повесть Временных лет.
   Выводы предлагается делать самим читателям, исходя из противоречивых сведений, содержащихся в русском летописании, и особенно с учетом позиции составителя Новгородской Первой летописи середины XIV века.
   Но хочется добавить следующее.
   Суть военного столкновения в 1016 году на самом деле, ведь, не в княжеской усобице за Первопрестольный Киев, как это может показаться и выглядит на первый взгляд в обеих летописях. Это для князей великого рода цель их жизни. А воинов надо чем-то мотивировать и мотивировать более серьезным, нежели одними личными амбициями. Потому хотел бы того летописец или нет, но он выдает настоящую причину длительного противостояния племен южной и северной части Руси, а княжеская  усобица только повод.
   Истоки  конфликта выражены в словах «плотницы суще». Причем, что очень показательно, слова эти произносят киевляне, или кыяне по Новгородской Первой летописи. И это отражает действительную сущность конфликта, которая заключается в том, чтобы показать «Кыянам» свою значимость в обычных житейских условиях. Ведь, что хотели сказать киевляне, укоряя новгородцев словами: вы не воины, а плотники? А только то, что они сами не хотят казаться  плотниками, то есть выглядеть, а, главное, чувствовать себя беднее, малозначительнее по отношению к титульной фратрии.
   К сожалению, и сегодня еще мы никак не можем отступить от тех средневековых мифов по летописанию 15-17 веков в оценке некоторых особо значимых исторических событий, и в том числе тысячелетней давности. Если раньше это можно было оправдать политическими потребностями, то сейчас это выглядит просто угрожающе с точки зрения экзистенциональности. 
   Не устаю повторять: не во всём верьте пересказчикам и интерпретаторам летописей – читайте  летописи сами. И имейте своё мнение.

             Часть 1

«Да вы от рождения плотники,
Кузнецы, дворовые работники.
Да вам не воинами быть.
Хоромы нам идем рубить».

Так начинается преданье,
Иль новгородское сказанье,
О сече где-то на Днепре
Непримиримых в той поре
Кыян и новгородцев
Без примеси иных народцев –
С унижений, оскорблений
И с кичливого презренья.
Дескать, мы, кыяне, лучше
И живем богаче, круче.
А вы – лапотники нищие
И с другими бородищами.
Мы ж особые, мы ж кыяне,
Русские племенем – поляне.

«Сколь терпеть такое можно?
Отвечать уже нам должно». –
Новгородцы ропщут, злятся,
Уж готовые сражаться.

Но особо на войне
Ценятся всегда вдвойне
Неожиданность и хитрость
Без времен в любую бытность.
Для одних это коварство –
Для души свое лекарство.               
Для других же тактика,
Обычная практика.
При удачливом исходе
Прививаются в народе
Песнопения длинные,
Славные, былинные.

Так и в данном случае.
Унюхали вонючее
Новгородцы у соперников,
Заречных в кустах бездельников.
Послали спросить у хлопца,
Бывшего новгородца:
– Так, мол, и так. За чем дело стало?
Много варят меда иль мало?
Тот ответил с намеком,
Что б иным было уроком:
– Днем дел навалом,
Поэтому варят мало.
А к вечеру уж ниского,
Поэтому варят много.

Смекнули тогда новгородцы:
Ночью идти бороться.
Реку перемахнули,
Ладьи отшвырнули
Под утро – и ни шагу назад,
Вперед, чтоб своё доказать.
И клич прокатился тихо:
Головы повиваем лихо!
Своих не терять в толчее –
Знак иметь отличительнее.

И победили тогда новгородцы
Спесивых за их юродство.
Кыяне с позором бежали
В леса и разные дали.
А князь их по первому снегу
Удрал к своим печенегам.

Теперь же раскроем лица,
Чтоб знать, кем из них гордится.
Князь Киевский – Святополк,
В овечьей шкуре волк.
Новгородского звали Ярославом,
Впоследствии мудрым и славным.
А еще он был не жадным.
Всем воям раздал награды:               
По 10 гривен старостам,
По 10 всем новгородцам.
Смердам аж по целой гривне,
Отпустив по домам с миром.

Но кто там из них больше прав:
Святополк ли Ярослав?
В сказанье непонятно,
Отрывисто и невнятно.
То ль Святополк новгородцев,
Как и других инородцев,
По примеру своего отца
Спешил покарать стервеца –
Брата за непослушанье,
Дань наложив в наказанье.
То ль Ярослав в своем роде,
Оставшийся старшим вроде
Киевом владеть по праву,
Соответствующее нраву,
Установленному с давних времен
Предками известных племен?

По хронике новгородской,
Материи писчей, плотской,
Нам ничего не известно.
Кому-то хотелось в бездну
Истории отправить то,
Что истинно и свято.
Потому начало текста
Вырывали без респекта,
А начало, надо знать,
В тетрадях целых пятнадцать.
Но не об этом сейчас сказ.
Он не о прошлом. Он про нас.
Про то, как в этом прошлом мы
Находим помыслов схроны:
И совершенно разные,
И далеко не праздные.
Они не сами по себе
Возникли, а в большой борьбе,
В эпохи бурных перемен,
Из круга ближнего измен,
Когда предания момент
Принимался за документ.
Потому и допускалось
Разъяснений вносить малость
В летопись при переписке
В каждом следующем списке.
Тут исправить, тут поправить,               
А где надо и добавить.
Позже стало это нормой,
Но не скверной и позорной,
А на уровне внушенья
Малодушным поколеньям,
Кои с радостью большою
Принимают всей душою
Ту в предании мифичность               
За былую историчность               
Дескать, в древности сказали…
Так дошло… не изменяли…

Все устроено на вере,
На навязчивой химере:
Находить в себе юродство,
В униженье благородство -
Во – где отличье норманизма               
От квасного патриотизма!
Так и древнее преданье,
Где словене и поляне
Со свойственным им рвением
Выясняли отношения,
Как и во многих случаях,
Но менее раскрученных.

Меж другими племенами
Столкновенья временами
Происходили с поводом
Иль без таких, но с доводом.
Этот случай переписан,
Подновлен, да и дописан.
Но как представлен! Без изъянов               
То бишь без всяческих обманов               
В назиданье всем князьям.
Их приспешникам, друзьям.
Будто так оно и было.
Так в народе и прослыло.
По крайней мере, в тех краях,
Где храмы строят на холмах,
Где не за совесть, не за страх
Писал уже другой монах.
И по прошествии веков
Казался в прошлом бой князьков.
Но в нем монах наш усмотрел
Великий смысл идей и дел,
Который важен, без сомненья,
И их, и нашим поколеньям.
Но одного он не учел:
Тому, что главным предпочел,
Будет не раз поправлено,
Дописано, исправлено.
И вот уж, как ни странно,
Быль – небыль стала многогранна.
Но, как и в чем же ее суть,
Читатель, уж не обессудь,
Я не раскрою в сей момент.
Раскрыть здесь важно весь контент,
Чтоб найти без вожделений
В беглом ворохе сомнений
Правду иль для себя ответ,               
Которому уж много лет,
На деле… Тем, кто хочет знать               
Где эту истину искать.
Скажу втихую (между нами):               
Читайте летописи сами.
Ну а тех, кто все ж со мной,
Я поведу на свет дневной
И расскажу о сече той
Аж поэтической строкой.

           Часть 2               
Случись на перекате век,
Как летописец нам изрек,
Усобица братьёв в Руси.               
Её зачинщик – роутси,
Вояк, пришедших из-за морья,
Наёмных княжьего подворья,
Которых звали от балды:
Варяжки, Свенельды, Блуды.
Вот потому был сочинен
Для русских и иных племен
В назиданье всем князьям,
В угоду блудам и ворьям
Сказ о Владимировом проклятии,
В котором князь, убив всех братиев,
Возомнил своё величие
В праведном досель обличии. 

Правда, слух, ох, нехороший,
Распускался средь вельможей.
Неким это грело уши,
Дескать, сам он от Малуши – 
От наложницы отцова,
Бесприданницы, без крова,
Потому характер жесткий
И упрям, как вепрь холопский,
Как не терпящий отказа,
Послушных его приказам.
Захотел он себе в жены
Одну из красавиц княжен.
Послал в Полоцк к Рогволоду,
Из-за моря пришед с молоду,
Семейства тех же варяжек,
Что в Руси где-то княжили.
Рогволод спросил своё чадо:
«Пойдет ли? и будет ли рада?»
В ней же взыграла гордыня:
«Не пойду за сына рабыни.
От брака не будет толка.
Я пойду за Ярополка».
Оскорблен был Владимир ведь
И такое не смог стерпеть.
Собрал воинство ретиво,
Чтобы взять Рогнеду силой.
Взял. Её семейство наказал:
Всех перебил и разогнал.
А Ярополка же в ночи
Варяжки взяли на мечи.
Подробности читайте в сагах,
Что сочинялись у варягов.
С них же, как в даргнете,
Рисовались сказки эти.
Но мы продолжим сей рассказ
Всей их исподней напоказ.

Владимир праздновал победу.
Он взял заслуженно Рогнеду.
И в результате их забав
На свет явился Ярослав.
Но и к братовой гречанке -
Красавице, монахине, смуглянке
Он проявил внимание,
Мужское понимание,
И, приголубив, вот злодей,
Стал жить с ней, как прелюбодей;
Хотя в народных новостях
Слыла как будто на сносях – 
По правде не найти концов…
Рожден был от двоих отцов
Святополк и ради мира:
От Ярополка и Владимира.
Но отче сынка не любил.
На Новгород он посадил
Ярослава, когда подрос.
С него-де вера, больший спрос.
Он то ж варягов привечал,
Хлеб-солью их всегда встречал.
Но что здесь важно подчеркнуть:
В легенде о варягах суть,
Новгородцы уж не новгородцы,
А варяжского рода инородцы.
«Прежде бо беша словене»,
Теперь варяжского племени.
И не без их участия
Затеял спор с отцом за счастье,
Перестав платить от года
С новгородского народа
Гривны с увещеванием
Ярослав за крышевание.

Сына князь не мог понять:
Великих надо уважать.
Примером может послужить
Така невообразима прыть.
И потому, казалось бы
Причиной вспыхнувшей вражды
Была невыплаченная дань,
Возложенная для кыянь.
Но князь был старше и мудрее –
Понял мысли лиходея:
Дело тут не в эгоизме,
А в простом сепаратизме.
И сие вдруг осознавши,
С какой целью сын, восставши,
Приказал кому-то сходу
Расчищать пути и броды,
И мостить мосты, где надо,
Устраняя все преграды:
«Вот иду я, сын, войною,
Чтобы встретиться с тобою
Не на пире с гостем ранним,
А уже на поле браньем».

Но другой всех ждал удел:
Князь Владимир заболел.
Разболелся вдруг и вот
В тысяча пятнадцатый год
Умер, как бы по преданью,
Не оставив завещанья.
О любимом своем сыне
От болгарыни княгини
Позаботиться не мог,
Потому не уберёг.

Сын Борис с немалым войском
Занимался тогда поиском
В белгородском направлении
Печенежских поселений.
Не найдя их в тех степях,
Возвращался  второпях.
Тут и весть его нагнала,
Что отца его не стало.
Горько плакал, был в печали,
Но его все уважали.
И отцовская дружина
Ему – любящему сыну –
Предложила в Киев ехать.
Возраст – делу не помеха!
Святополка там прогнать,
Сесть на трон и управлять.
Убеждали без умолка
Свергнуть с трона Святополка.
Но Борис был очень краток:
«Не хочу пойти на брата.
Он мне старший. Так и быть,
Я готов ему служить».

Святополк же, масть воронья,
Преисполнен беззаконья,
Мысли Каина принявши,
Душу дьяволу отдавши,
Вздумал в зависти и злобе,
Сеяных еще в утробе,
Братьев всех своих убить,
В тьму Русь-землю погрузить.

Первым пал Борис блаженный,
Господом благословенный,
Ибо верил, что страданье
Не есть жизни увяданье.
И не брата это грех,
Он касается нас всех.
Есть предательство и смута,
А она нужна кому-то…
Били князя, Бога ради,
Догадайтесь кто – варяги!

Тут же весть послав, Предслава
Убеждала Ярослава:
«Уж убит наш брат Борис.
Святополка берегись».
Ярослав писать стал Глебу:
«Оставайся где б ты не был.
Не ходи на Киев к брату,
Как бы он тебя не сватал.
Вот убит наш брат Борис,
Поплатившись за каприз».

Не послушал Глеб совета,
Думал братовы наветы.
И с дружиной небольшою
В Киев Волгою рекою
Он поехал без печали.
Но его уже встречала
У Смоленска на Смядыне
(Где это незнаем ныне)
Святополковая рать,
Чтоб погано убивать.
И, как тут же сказано,
Поняв это разумом,
Глеб поплакал, помолился
И со всем живым простился.
Ну а Новгород в тот миг,
Уж другой порок постиг.
Вдруг варяго – новгородцы
На варяго – инородцев,
Возмущенные насильем,
Накопившимся бессильем,
Что к их женам вытворяху,
Порешили мстить со страху.
По заутренней поре
В Поромоновом дворе
Посекли часть инородцев
За уверенность в господстве.

Ярослав, узнав про смуту,
Рассердился крайне круто.
Ушел в деревню Роком,
Будто бы ненароком,
Послав к новгородцам сказать:
«Мне уж тех не воскрешать.
Пришлите лучших из мужей
На разговор. И поскорей».
Те пришли вопрос решить,
Но приказ был их убить.

Тут же весточка Предславы
Пришла князю Ярославу:
«Отче умер, братья биты.
Святополк на всех сердитый.
Берегись его налёта,
Он уже придумал что-то».

Был печален Ярослав,
И на вече уж собрав,
Своего остаток войска,
Обратился к ним по-свойски:
«Милая моя дружина,
Пострадали вы безвинно.
А сейчас вы мне нужны,
В Киеве дела страшны.
Святополка бес терзает,
Своих братьев убивает».
И сказали новгородцы:
«Хоть ты, князь, за инородцев,
Братьев наших посек много,
Мы не судим тебя строго.
Против тамошних юродцев
За тебя идем бороться».

И собрал варягов тысячу
Ярослав, кака силища!
А из войска своего
Сорок воинов всего.
И пошел на Святополка
И по рекам, и по волокам.

            Часть 3               
Святополк, узнав об этом
(Дело было в конце лета),
Собрал войско несть числа –
Скольких матерь родила.
И пошел навстречу брату,
Но… дорогой кривоватой.
Потому по чьей-то воле
Они не встретились на поле,
А на зло и вопреки,
Оказались у реки
Совсем по разным сторонам,
Как говорят: ни вам ни нам.
И никто не мог решить,
Кому смелость проявить:
Первым реку переплыть,
В бой с отвагою вступить.

Стояли месяц так и два,
Уже пожухла вся трава;
Уж третий месяц спёрли,
Озера все замёрзли.
Тогда только воевода
Из святопоковова сброда
Решился что-то замутить
И новгородцев подтрунить.
Сев на коня, весь из себя,
Скакал по плёсу, в рог трубя,
Из ножен дергал борзо меч,
Чтобы внимание привлечь
С берега того и крикнул
Всем, кто взглядами приникнул:
«Что пришли с этим хромцом?
Наказан он своим отцом.
Вы от рожденья плотники,
Кузнецы, дворовые работники.
Да вам не воинами быть.
Хоромы нам идем рубить.
И вообще кыяне лучше
И живут богаче, круче.
А вы – лапотники нищие
И с другими бородищами.
Мы ж особые, мы ж – кыяне,
Хоть и русские племенем поляне».
Те, к кому укор послали,
Очень быстро соображали.
«Ярослав, пора бороться, –
Обратились новгородцы, –
Конец нашему терпенью,
Многомесячному бденью.
Реку в ночь переплывем,
На кыян тех нападем.
Если не пойдет кто с нами,
Мы пойдем на сечу сами».

Много ль было с ними тех,
Кто с их женами утех
Искал совсем недавно?
Или это уж не главное?
Только, исполчив дружину,
Через реку её двинул
Ярослав с утра, к рассвету,
Привести спеша вендетту.
Реку в раз перемахнули,
Ладьи тихо отшвырнули,
Решив – ни шагу назад,
Надо ж своё доказать!
Святополк – ни сном ни духом:
Всю ночь пили медовуху
Вои в хатах из кустов,
Греясь шумно у костров…

И сошлись на сечу братья,
Шурины, свояки, сватья,
На жестокую, продажную
За правду свою сермяжную.


И стали тесниться кыяне
К оврагу, заснеженной яме
И дальше, к озёрам во льду,
Теряя мечи на ходу.
Когда на лёд наступили,
Всей массой его продавили.

Топли люди, кони, телеги…
И не смогли им помочь печенеги
Которые, медовухи ради,
Сидели где-то в засаде.
Одолел Ярослав Святополка,
И слава того помёркла.
Бежал Святополк в Польшу.
Туда безопасней, но дольше.
Ярослав же Киев наследовал,
Сев на отцовом столе, на дедовом.
На этом должно бы сказанье
Закончить князьёв воспитанье,
Чтоб знали, к чему приводит
Усобица в одном народе.
Но, подумав, этого мало,
Наш монах продолжил во славу,
Нарушая ход мыслей теченье
Своим нравоученьем.

            Часть 4 
Вроде был Ярослав тогда
В Новгороде как бы всегда.
Постоянно или же нет,
Но в целом 28 лет.
Года два всего пройдет:
В тысяча восемнадцатый год
Святополк приведет ляхов –
Он же в Польшу бежал со страху.
Главным у них был Болеслав.
Узнав про это, Ярослав,
Собрав варягов, русь, словен
(Варяги главный элемент),
Пошёл противнику навстречь,
Чтоб остальную Русь сберечь.
Остановился на Волыни,
На самом крае Западыни,
На правой стороне реки.
А те, на зло и вопреки,
На левой, где речушка Луг
Впадает устьем в реку Буг.
Стоянье не продлилось долго.
Терпеть не стали Святополка,
Но больше ляхов, до мурашек,
Из-за пановских их замашек.

Ярославов воевода ,
Кормилец, не из его рода,
А рода тех же, что блуды
С варяжским именем Буды,
Стал Болеслава укорять,
Дразнить и всяко оскорблять:
«Проткнем твое брюхо толстое.
Не можешь на коня ты вползть.
Того гляди, что соскользнешь
И в грязь вонючу упадешь».

Болеслав был не из тех,
Кто терпит над собою смех.
Обратился к своим воям:
«Один ли я того достоин?
И вас не унижают спесью?
Пойду один, умру, но с честью»,
Сев на коня, он в реку въехал –
Ему глубины не помеха.
За ним и воины гурьбой,
Спеша на честный мордобой.

То Ярославу стало шоком,
А ротозейство вышло боком.
И, оказалось, что Буда
Исчез неведомо куда.
Свое же войско разбрелось,
Его собрать не удалось…
Победу праздновали ляхи.
А Ярослав спасался в страхе
С четырьмя людьми всего,
Что боялись за него.

И бежал он без огляда
Мимо храмов Киев-града,
На Смоленск и мимо Пскова
К граду Новгороду снова.
Хотел с испуга и не зря
Бежать и дальше – за моря.
Уже и ладьи снарядили,
На воду их все опустили,
Но… посадник взбунтовал,
Новгородичей позвал.
Изрубив, отринув ладьи:
«Новгородцы, сами сладим
С Болеславом, князем польским.
Не дадим земли червоньски, –
Обратился сотник к ним, –
Там их и похороним».

Сотника мы знаем имя:
Древнерусское – Добрыня!
«Если сами не смогнём,
То варягов поднаймем».
И собрали денег уймы:
С мужа по четыре куны,
А со старостов наивных
Аж по целых десять гривнов.
И с бояр, готовых сдаться,
С каждых гривен восемнадцать.
Деньги тут же им вручили
И на сечу снарядили.
       Часть 5
В то же время Болеслав,
Киев русский оседлав,
Место князю указал –
Святополку приказал:
«К дружине польской честь блюсти,
По градам русским развести
На постой и на кормленье».   
А, по сути, на правленье.
Поскольку всем это велели,
Ляхи быстро обнаглели:
Стали, чуть наевши ряху,
Насилье к женам вытворяху.
Мужей кыянских понуждали,
Чтоб их панами величали.
Святополк же жил в надежде,
Будто будет все, как прежде:
Ляхи чуть посвоеволят
И уйдут в свое Ополье.
Но они не уходили.
Это их уж – захватили
Земли русских малой силой.
Здесь им радужно и мило!
Поняв тут коварство ляхов,
Святополк собрал монахов,
Чтоб по всем окрестным весям
Разнесли бы на словесях:
Лях по тихой изловить,
Всех до одного перебить.
Болеслав бежал с испуга,
Как узнал измену друга.
Но поскольку он хитрил,
То с собою прихватил
Всякого добра навалом,
Како «ляхство» своровало,
Людей множество увел,
С кем жеребий его свел,
То ль в полон, как есть путчистов,
То ль как коллаборационистов.
С ними сестер и Настаса
В достоверность сего сказа.
И бояр самых надежных
В деле злата осторожных
Ярослава, чтоб опречь
Добро то самое стеречь.
А для помыслов злодейских
Занял земельки червенски.
И лишь где-то только после
Повернул в края Опольи.
Святополк остался княжить.
Ладил с теми, кто уважить,
Подольстить ему бы мог
В настроенье, в любой срок.
Но когда, Бог как, узнав,
На подходе Ярослав,
То всё мигом изменилось:
И дружина затаилась,
И кыяне втихомолку
Разбежались по затворкам.
Так, оставшийся один,
Святополк нажил седин.
И пришлось ему побегом
Удалиться к печенегам.
Вновь во граде достославном
Восстановлен Ярославом
И порядок, и покой –
Весь предшествующий строй.
А бояр, ушед по-скотски,
Заменил на новгородских.
Так они б и жили дальше,
Но случись беда опять же.
Святополк, привыкший к неге,
Вел на Киев печенегов
Грозной силой и великой
По составу одноликой.
Ярослав был наготове,
Тоже вой собрал по крови.
По крайней мере, в сказе так:
Без прочтения варяг.
…И пошел кочевым навстречу,
Чтоб успеть подготовить сечу
На месте, где убили Бориса,
На речке Альте, у мыса.
И печенеги туда же явились,
Без навигатора определились,
На той же стороне реки
Выстроив в поле свои полки.
«О, Владыко! – взмолился княже, –
Разве иное мне кто-то скажет?
Обращаюсь слёзно, в мольбе:
Кровь брата вопиёт к тебе.
Чтоб снять родовое проклятье,
Мой долг отомстить за братьев».
Тут же сошлись головами,
Покрывая поле телами.
Кровушка текла ручьями.
Но… сильны были кыяне.
Печенег они разбили.
Свою землю защитили.
Святополк же бежал в лес,
Где его настигнул бес.
И бежал он без огляда
Мимо храмов Киев-града,
Мимо городков Волыны,
Через земли Западыни
И, беснуясь, и со страху
Через всё ополье Ляхов.
Прибежал куда-то к чехам,
Божьим гневом или смехом
Гонимый к миру на краю,
Чтоб там окончить жизнь свою.
И от того, что был зарыт,
Вся местность до сих пор смердит.
И это надо помнить прям
Всем русским правящим князьям:
К чему ведет братоубийство
За стол во граде Киевском.

Особенно когда все разом
Ознакомятся с этим сказом.
Но монах наш не учел,
Тому, что главным предпочел,
Будет не раз поправлено,
Дописано, исправлено.
И здесь никак не разобрать:
Где кто, чего хотел сказать.
То ль сам, то ль кто-то за него
Менял частями смысл всего,
Нарушив логику мышления
Очевидными вкраплениями.
А может в них – недоочищенных –
И скрыты посылы истины?
Поучение князьям есть
То, что стоит перечесть.
А акт братоубийства не
Кончает сказ о войне
Князьёв русских меж собой,
Народ ведущих на убой.
И потому сказ летописный
Продолжим по тому же списку.

             Часть 6
Был князь Владимир побеждён
Вожделеньем на княжён.
И от семи прекрасных фей
Имел двенадцать сыновей.
Но сколько от наложниц
Сказать довольно сложно.
А наложниц, между тем,
Было не на один гарем.
И от того особое внимание
Монах привлек на понимание
Сути женского соблазна,
Как зла для мужского разума.

Но, приняв веру христианина,
Князь стал примерным семьянином.
И даже более того:
Заставил дядю своего
Добрыню – «мэра» Нове-града
Свергать кумиров до услада,
Хотя в народе дерев лики
И почитались за великих.
С тех пор сняты были грехи
За все дела его лихи.
А к мифичной фотографии
Могла читаться эпитафия:
«Нету князя знаменитей –
Он Земли Русской креститель!»
Летописец не всё знал,
Жён всех так и не назвал.
А сынов наоборот –
Всех назвал наперечёт.
Хотя не всех судеб секрет
Раскрыт в сей летописи след.
От какой-то ещё жены
Были рождены сыны
Двое: Мстислав и Святослав
С русским окончанием на слав.
Святослав убит был Святополком
(Подробностей не знаем толком)
Мученически? иль как ещё?
Но он божественно не освещен.
Переписчик без сомненья –
Болгарского происхожденья
Имел конкретный интерес
Придать Балканам нужный вес.
Потому и почитаемы доныне
Сыны болгарыни – княгини.
Мстислав же в поученье,
По летописному веленью,
Был как бы однолюбец,
И как бы миролюбец.
О нём в последний раз
Продолжим сей рассказ.

              Часть 7
В Тьмутаракани князь Мстислав,
о Святополковом конце узнав,
Разбив касогов между дел,
Решил пополнить свой удел.

Когда племянник Брячеслав,
Походом Новгород заняв,
Полоном в Полоцк вёл людей,
Уже на встречу бёг скорей
Ярослав с своею ратью –
Отвоевать родную братию.
И Брячеслава победив,
Новгородцев возвратив,
Он по чьему-то известию
Пошел к какому-то Берестию.
В это время князь Мстислав,
Пока далече Ярослав,
Занял Киев град спокойно.
Но кыяне не довольны:
Показали ему фигу.
Пришлось тому бежать в Чернигов.
Собрал касогов он, хазаров
И двинулся на Ярослава,
Ведь, чтобы Киев захватить,
Ярослава надо победить.

Ярослав послал за море –
Варяг надежнее в дозоре.
Новгородцы в том преддверии
Уже вышли из доверия.
Главным у варягов был
Якун. Он тем прослыл,
Что был красивый – во-о-бще,
Блистая в золотом пла-а-ще!
Ну, точно так, как у варягов
Описано в исландских сагах.
Мстислав пошел к Листвяне –
Успеть поставить на поляне
Не хазаров и касогов,
Как бы ни было их много,
А соседей северян,
Что из племени славян,
В чело варягам Ярослава,
А сам встал слева – справа.
И схватилися в чело те,
Которых впрягли в темноте
При свете молний и дожде
Сражаться по лихой нужде…

Уже предвидя пораженье,
Ярослав бежал с сраженья.
За ним Якун, как есть святой,
Бросая плащ свой золотой.
И бежал он без огляда
Мимо Пскова, Нове-града,
Сразу за море – домой,
Ждать зова на очередной
Поход, коли зовут всегда,
Когда в Руси без них беда.
Мстислав же рано утром
Казался себе мудрым:
Вот убитый северянин,
Вот варяга тут помянем.
В радости скажу, без зла:
«Своя дружина-то цела!»
К удивленью Ярослава
Не дождался он Мстислава,
Заперевшись в Нове-граде,
Думая, что он в осаде.
Ярослав готов был сдаться –
Не с кем уж обороняться.
Мужиков от этих войнов
Не осталось-то достойных.
Но Мстислав не торопился,
Он в Чернигов возвратился.
И, подумав, что по праву
Киев даден Ярославу,
Обратился без волненья
С необычным предложеньем:
«Ты мне старший, так и быть,
Давай земельку делить.
По большой реке – Днепру,
Что красна нам на миру,
Там, где Киев – то тебе.
Остальное уже мне».
Ярослав со всем смирился,
С предложеньем согласился.
Так в тысяча двадцать шестой год
Случился резкий разворот:
Не без участья роутси
В России стало две Руси.
И вот только лишь тогда,
Казалось раз и навсегда,
Закончилось братоубийство
За стол во граде Киевском.
Хотя здесь без сомненья
Нужно сделать дополненье.
Через десять долгих лет
Мстислав скончался, заболев.
И чтобы не было войны
И дележа одной страны,
Единовластьем Ярослава
Садили в порубь Судислава.
И тот сидел там по навету
Аж целых двадцать четыре лета.

              Часть 8
Каков итог нравоученья
После такого-то внушенья?
Распри как-то прекратились?
Братья, сватья примирились?
Иль кто-то клятву начертах
На городских златых вратах:
Иноплеменных не водить,
Русь-землю этим не срамить,
Своим молиться лишь богам
На злобу всем земным врагам;
И помнить завещанье предков,
Писавших искренно и метко
К чему ведет братоубийство
За стол во граде Киевском?
Нет! Ничего не изменилось.
Сказанье чуть подкоротилось,
Но для чего оно слагалось,
Уже в тех списках потерялось.
И в текстах летописных строк
Уже не слышан нот урок.
Утерян смысловой момент
Среди кочующих легенд.
Другому князю, насколь стояще?
Приписано ледовое побоищ,
Хотя, об истине проведав, 
Приятней бить варягов-шведов.
Другому князю во спасенье,
Иль в награду за везенье,
В долгом противостоянии
Приписано Великое стояние…
Но не об этом сейчас сказ.
Напомню: не о них – о нас!
Как мы писанье понимаем
И что меж строк сиих читаем
Той Повести Временных дум,
Которой взяли мы на ум.
Князья боролись за наследство,
Любые применяя средства.
Кыяне, чтобы доказать:
Они не плотники, а рать,
Не нищие они, с достоинством,
А новгородцы – так се воинство.
Но те от них не отставали,
Себя в обиду не давали
И под предлогом княжьих прений,
И княжьих за варяг гонений
Шли в Киев, как в свою обитель,
Град – городам Руси Родитель,
Чтобы спесивых наказать
Уменьем жить и воевать.
А что полутысяч лет спустя,
Подгнивший ворох, теребя
Тетрадей из телячьей кожи,
Найти пытались в них вельможи?
Какой вопрос их волновал
И чувства рода задевал?

В то время, как не голоси,
В России было две Руси.
И каждой грусть свою венчало:
Откуда Русь берет начало?
Одним казалось, что от ляхов,
А также чехов и словаков.
Другим – от шведов и норманнов,
Варягов – северных смутьянов;
От вагров, данов, немцев, прочих,
Но не от местных – заморочных.
Свои по жизни драчуны
Собой владеть со стороны
Призвали неких на века
И исподволь, и издалека. 
Они-де имя даже дали.
Русь – Русью от себя назвали.

А Русь Литовская без рода,
Как Киев без Руси-народа,
Осталась с теми, кто считал:
Русь Русью сам народ назвал.
Но что здесь важно подчеркнуть:
Слаганцы о варягах суть
Искали в принципе «всея» -
И царь един, и Русь ея.
Желали единения,
А те разъединения.
Пройдет ещё два-три столетья
И в эти годы лихолетья
Русь обретет себя в границах,
Какие могут только сниться.
И не по воле провиденья,
А по идее единенья,
Вопреки рассудку многих,
Убежденнейших и строгих,
Что обилие в стране
Без влияния извне
Приведет лишь к беспорядку,
К межусобицам и взяткам.
Потому варяжий дух
В неких русских не потух!

Единенье единеньем –
Это временно явленье.
Пелось-то за здравие,
А вышло-то лукавее.
Единенье чрез врагов
Тяжелей иных оков:
И избавиться не можно,
И признаться себе сложно.
Разберись, поди, кто тут –
Патриот или верблюд?
Ну а что разъединяйцы,
Свою Русь ища в ногайцах,
На окрайнах государства,
Российского то бишь царства?
Едино в вере присягая,
В душе обиду сохраняя,
Таясь на время – на века,
Чтоб заявить исподтишка:
Русь не от тех варяг пошла.
Да и не Русь это была.
Русь – от ляхов и словен,
У всех у нас похожий ген.
Впрочем, может быть уже,
Присмотревшись в неглиже, – 
Мы ж с другими бородищами
И носами, и усищами.
Образуем свою нацию
Под свою галлюцинацию.
Станем новыми князьями
Головами, паханами. 

А что осталось до народа?
Внушать отличие от рода
Кровного по чувству лести,
Зависти, ничтожной мести,
Что б поверить в это свинство
Под названьем украинство?
Потому по воле рока
И с усердием пророка
Сказ о княжьем поучении
Подновлялся с увлечением.
Ярослав, мужей восставших,
За жён варягов наказавших,
Не всех в Рокоте побивал.
И в поход с собой собрал
Воинов уже не сорок,
Где каждый на счету и дорог,
А тысяч сорок или тридцать,
Чтоб за него могли гордиться.
В то же время жадным был,
Гривны воям не дарил.
На варяг их все потратил:
Он без них никак б не сладил.
Но преуспели больше те,
Кто по душевной простоте
Перекрестил древних кыян
В новомодных ки-i-евлян.
То кириллическое «ы»
Облеклось по латински в «i»,
И стало «i» по их ретивости
Символом особливости.

И те и эти без зазрения
Внушали Каина воззренья.
Так, разрастаясь в потреблении,
«i» стало камнем преткновения
Двух фратрий одного народа
За право говорить от рода.
В каждом роде отношения,
Ведь, бывают с поношением.
Но все же это – склоки –
Родимые уроки.
И если не до вече,
То лечатся на сече.

               Часть 9

Но мы «на преже возвратимся»
И многому тут подивимся,
Когда дочтем сей сказ по совести
Из той же Новгородской повести.

Святополка Ярослав победиша,
Гривны по своим разделиша,
От Берестия шел в Киев
Заложить храм святой Софии.
Потом победил Брячеслава.
Чуть позже сын Ярослава
Ходил с новгородцы на Емь –
Племен заваряжских тень.
Потом он сходил на Греки,
Как все его предки вовеки.
Поставил митрополитом русина –
Своего молитвенного сына.
Но где же здесь войны усобные?
Где Каина мысли злобные?
И сеча зла была тогда,
Но была-то она одна.
Где ляхи, варяги наемные?
Якуны, Блуды неумные,
Что к женам чужим приставаху,
Добро у мужей вороваху?
Не знают того новгородцы,
Не помнят варяг-инородцев.
Ни одного о них намека,
Чтоб князьям преподать уроком.
Но волею переписчика
Сеча братьев ушла в века.

Чему же учит летописный сказ? – 
Варяги уж давно средь нас.
Их болящим нашептаньем
Живёт о сече то преданье,
Не для того, чтоб научить,
Как без лихой беды прожить.
А чтобы вечно мысль терзала:
Откуда Русь берет начало?

А что читаемо меж строк,
С прицелом дальности намёк?
Пока в Руси варяг резвится,
Она всегда будет делиться.
Так коллективный роутси
Создал в России три Руси.
Но стоит лишь признать сказавшего,
Первее князя описавшего,
Как все, кто кичат бородищами
И носами, и усищами
Вмиг перестанут быть другими…
Если только не чужими.

Но чтоб такое написах,               
Волевой нужон монах.               
                1 мая 2023 г.
Крюков Н.М.













 





 


Рецензии