04. 22

 Это было в апреле. Было голодно и холодно. И мокро. Тогда шли противные дожди и мы жгли костры для того, чтобы согреться и, насколько это возможно, обсохнуть. А промокали мы до трусов. Хотя нет, приуменьшил. Трусы тоже были мокрые.
Впрочем, костер не особо-то и помогал, ибо дожди хлестали днями и ночами. Хлестали равнодушно. Сырые дрова больше дымили, чем давали тепло. Едкий дым разъедал глаза. Пацаны потом попадали к врачу с ожогами сетчатки глаза.
 
 Ты не сможешь бодрствовать сутки напролет. Рано или поздно сон одержит победу. Утомлённый падаешь на сырую подстилку, а просыпаешься в... луже. Куртка мокрая, штаны мокрые, носки мокрые... Так я возненавидел весну. И дожди. И евреев с их еврейской Пасхой.

 Но вообще-то рассказ не о том. Это так, прелюдия, дабы ввести читателя в курс дела. Рассказать хочу о зубодробительном (в прямом смысле этого слова) печенье.

 Как я уже говорил выше, мы тогда голодали. Дико хотелось хлеба. И сладкого. А курящие ко всему прочему страдали еще и от недостатка никотина. Однажды дошло до того, что мужики предлагали за пачку "Примы" 600 рублей (!), а вечером того же дня за эту же Приму давали 1000 рублей! Тысячу, Карл! Вот тебе готовый бизнес-план: собираешь курцов, ограничиваешь их свободу и внезапно в этом закрытом обществе стоимость отечественной Примы обгоняет стоимость доллара.

 Провизию нам привозили в посадку. Там командир роты ее делил по подразделениям, и каждый взвод готовил себе самостоятельно. Т.е. кухни у нас не было. Обычно привозили: тушенку, цыпленка, плесневый хлеб (зачастую рассыпающийся в руках), сгущенку (настолько жидкую и плохую, что не грех за такой продукт нажелать всяких гадостей ее изобретателю, да и производителю тоже), макароны, рис, гречка, перловка (которую никто не любил), консервированные борщи и тп., пряники, печенье, конфеты (квинтэссенция лимонной кислоты, бррр...), иногда соки, чай, кофе, сахар.

 Печенье. Оно мне казалось таким вкусным. И его было всегда так мало. А еще оно было твердым, оооочень твердым. Мне кажется, кондитер, который придумал это печенье, был символистом. Ибо в печенье сиим создателем был сокрыт глубокий смысл. Сие кондитерское изделие символизировало ничто иное как незгибаемость и твердость духа Русской армии. Сломавши однажды зуб об такое печенье я в буквальном смысле "раскусил" сокрытый в нем посыл. Я преисполнился знаний. Подобно мифическому Одину, обменявшему глаз на глоток воды из Источника мудрости, я обменял у Судьбы зуб на вопрос: да на кой ляд мне нужно было жрать это печенье?! Естественно, после того как я выплюнул зуб, я уже не был прежним.

 Мне казалось, что я бы мог сам умять целый ящик. Да, оно было гранитными, но вкусным. И вот...

 И вот я на кухне. Рядом со мной Вова и Андрей (не тот). Они из обеспечения. Обеспечение - это кухня и не только. Вова считает, что я недостаточно откормлен, и на все мои отговорки в стиле "я наелся" говорит коротко и с удивлением:
- Тю. Убогий.

 Жил я при кухне по-царски. Т.е. я хочу сказать, насколько это вообще было возможно жить по-царски в военно-полевых условиях. Короче, все, что можно было достать - у меня было. Кроме водки и сигарет. Из развлечений мне было доступно следующее: приятный собеседник в лице местной кошки днем; менее приятный (но все же) собеседник в лице местной мыши ночью (которая, к слову, любила залезть мне на голову и развлекать меня танцем); свободное перемещение по территории (в пределах разумного); походы в село со Сватом; бег наперегонки со смертью; прослушивания симфоний Баха, сыгранных местным танковым оркестром; ангар, наполненный семечками подсолнуха (жарь и ешь); разбитые трактора и т.п. нехитрые радости жизни.
Так вот. И меня, и кошку повара закармливали. Мотивировали тем, чтобы мама не переживала, что меня не кормят. Дабы не быть "убогим", приходилось есть. По традиции, после вскрытия 16-20 банок тушенки необходимо из одной взять кусочек и отдать кошке. Это называлось "попробовать на соль". Нужно заметить, что кошка отличалась английской пунктуальностью и к столу являлась строго вовремя.
Так же было печенье. То самое. Зубодробительное. Много печенья. Очень много. Его было столько, что мне оно больше не казалось вкусным. Или хотя бы чем-то эдаким.