Про двух мазохистов и одного кота

Геннадий любил боль. Ах, как властно прерывала она поток сознания! Как проясняла ум! Как комкала геометрию бытия, собирая обратно в точку фрагменты Большого Взрыва. Все до единого...

Рассматривая изображение физических страданий у мастеров живописи, Геннадий испытывал ужас и восхищение, представляя себя на месте жертвы. Быть палачом ему, напротив, казалось скучным, всё равно как быть смотрителем карусели на ярмарке, или матросом на туристическом лайнере. Будучи единственным ребёнком в семье, он не был избалован повседневным телесным контактом, какой бывает у детей, растущих вместе. Никто его не тискал, не щипал и даже не бил. С годами, этот недостаток начал отчаянно требовать восполнения.

Однажды в музее Геннадий познакомился с Валерой. Тот стоял и любовался картиной высокого насилия, совершаемого человеком над человеком. Обменявшись комментариями, мужчины разошлись, но буквально сразу столкнулись снова. Разговорившись, они вместе осмотрели зал, а вечером Валера уже сидел в гостях у Геннадия, листая каталоги с репродукциями.

 – Определённо не хватает драматизма, – сказал он, – натурализм есть, а эмоция не та. – и ткнул пальцем в каталог: – Здесь и здесь.

 – Согласен, – Геннадий разлил чай, – можно было и поярче написать. Я, знаешь ли, тоже не люблю, когда мне вместо эстетики подсовывают мораль.

 – Вот-вот, – приободрился Валера, – и даже не мораль, а обывательский суррогат. Есть же в искусстве непререкаемый канон аутентичности! Вот он-то и есть, истинная мораль. А остальное, лишь жалкий интеллектуализм.

 – Да… Но, согласись, друг Валера, что насилие и боль – сложнейшая и тончайшая изобразительная тема. Не каждому она под силу. Надо быть серьёзным художником, чтобы…

 – Безусловно! Об этом я даже в стихах, однажды… – и Валера произнёс с чувством:

   Рассудок слаб, а мысль ленива.
   Мир тонет в океане слов,
   Искусство лжёт, мораль сварлива. 
   В ней свист кнутов и звон оков.
   А если так, то пусть ярится,
   Пусть негодует и ревёт
   Её свирепая десница.
   Наверно любит, если бьёт!

 – Недурно. Но очень мрачно, – сказал Геннадий, глядя поверх чашки. – Наверное любит, если бьёт. Прямо, БДСМ. Впрочем... мне ли роптать.

 – Вот именно. Нам ли... – Валера внимательно посмотрел на Геннадия. – А можно смелый вопрос?

 – Рискни, – сощурился тот.

 – Ты... любишь боль?


***


Некоторое время спустя они были в спальне. Выгнав кота, Геннадий продемонстрировал Валере шкаф, набитый садомазо-инвентарём и предложил принять душ. Шум воды, плеск, грохот упавшего мыла…

Минуту спустя, Валера вышел в халате и мохнатых тапках. Следом пошёл Геннадий. Он мылся долго. В комнату просочился кот. Валера  жестом пригласил его к себе. Он был до сентиментальности влюблён в кошек и в детстве ходил весь покрытый царапинами от когтей. Никто и не знал, что большую часть царапин он втайне наносит себе сам. Нога наткнулась на что-то острое. Валера нагнулся и поднял с пола приспособление, напоминающее расчёску на длинной эластичной ручке. Чуть размахнувшись, он хлопнул себя по руке. Взбадривает! Иглы оставили на коже слабый след. Кот выгнул спину и заурчал, напоминая о себе. Валера взялся поудобнее и приступил. Хлопушка коту нравилась и видимо была ему хорошо знакома. Усеянное мелкими шипами деревянное полотно скользило вдоль мохнатого туловища, глубоко проникая в шерсть. Кот содрогался в экстазе, оглушительно урча. Вернулся Геннадий.

 – Играетесь? – миролюбиво поинтересовался он, присаживаясь на кровать, рядом. - А я тоже хочу, чтобы меня почесали.

Валера завершил массаж кота мягкими прикосновениями к ушам и повернулся к Геннадию. Затем, поднял хлопушку и аккуратно провёл ей по густым влажным волосам. Геннадий усмехнулся: – Чуть сильнее, - Валера провёл сильнее. - И ещё сильнее!

 – Я... не могу, – Валера опустил плюшку, - она острая, я тебя поцарапаю.

 – Ничего страшного, потерплю, - Геннадий брызнул на шипы из бутылочки с распылителем. Запахло спиртом. Кот фыркнул и убежал. - Давай!

Валера не шевелился.

 – Ну, что такое? - забеспокоился Геннадий, - мы же договорились. Не стесняйся.

 – Вообще-то, я думал, что это ты будешь меня... мм... чесать, - смутился Валера.

Геннадий вскинул брови и застыл: - Вот-те на...


***


Валера виновато рассматривал тапки. Они были из тонкого коричневого фетра, с помпонами. На Геннадии были такие же, только синие. В комнату вошёл кот и даже не поглядев на двух мазохистов, скрылся под кроватью.

 – Прости, - произнёс Валера, - но я...

 – Как и я, - грустно вторил Геннадий.

 – Что ж, похоже, не судьба... - начал было Валера, но тут его оборвал крик. Причиной был кот.

 – Ах, разбойник! - Геннадий дёргался, поражаемый когтями в самые тапки, - Ух, злодей! - метался он из стороны в сторону, суча ногами. Кот был только рад сопротивлению. Валера бросился на помощь, но не преуспел. Вместо этого, кот ещё крепче вцепился в тапок и когтил, когтил... Геннадий закатил глаза и испустил стон. «Не может быть!» - подумал Валера. - «Неужели он..?»


***


Через минуту коту наскучило и он скрылся. Геннадий умиротворённо улыбался. Из рваного тапка торчал фетр. Вероятно, шла кровь. Надо было обеззаразить.

 – Сильно же он тебя! - Валера брызгал на раны спиртом из флакончика и протирал ваткой. Геннадий щерился от боли и шипел: - Да уж... ууу! Игрун... ох! Тапкоман... ай! Он мне всю обувь изорвал. Я на него столько пластырей извёл!

 – Так подстригай ему когти, - посоветовал Валера.

Геннадий лукаво улыбнулся: – Да нет, ничего. Пусть рвёт, мне ведь не жалко. Это даже... в какой-то степени... ну, да! А что?

У Валеры закружилось голова. А Геннадий-то в теме! Прямо в точку! К чреслам подкатила истома, а в животе похотливо заурчало. Теперь, не хватало только его. И он пришёл. Первый укус мягко, но настойчиво пронзил тонкий фетр и вошёл в ногу, повыше стопы. Одновременно, крепкие лапы обняли лодыжку, а задние мощно оттолкнулись от неё, как если бы кот хотел воспарить метра на три от пола. По телу прошёл озноб, переходящий в экстаз. Валера рванулся, оглушённый чувством, жалобно всхлипнул и затих. Кот отпустил, унося в зубах добычу - рваный помпон.


***


Неделю спустя, единомышленники  встретились в условленном месте - перед картиной Гюстава Паро «Казнь на рассвете». Вместе прошлись по залу, спустились вниз и взяли такси. Далее, всё было как в первый раз, с тем лишь отличием, что теперь на Валере были заштопанные синие тапки, а на Геннадии коричневые, без помпона.
 
Оба сели на край кровати и стали ждать.