Не смирённый дух Джека Лондона

Эссе "Звездный скиталец или смирительная рубашка"

Каждый автор в первую очередь пишет о себе, даже если у него разнообразие персонажей с самыми разными характерами и судьбами. Возможно, эта моя уверенность исходит из того, что будучи слегка причастна к творческой жизнедеятельности, осознаю происходящее в процессе написания и вижу собственные смыслы в полученном результате.

С Джеком Лондоном я не была знакома до прочтения этой книги, и была по-настоящему поражена необычной смысловой нагрузке, разносторонности образов и тем, поднятых автором, высокой ноте – не пафосной, но звучащей остро и животворяще! Даже жизнеутверждающе! При том, что реальный финал книги – повешение главного героя – узника в американской тюрьме, которого пытали смирительной рубашкой и отправили на тот свет за якобы избиение надзирателя.

Сюжет мог бы быть всего лишь описанием мытарств и злоключений заключенных в тюрьму, подтверждая слова:
«Странное существо человек: он ненасытен, всегда недоволен, никогда не пребывает в мире с Богом или с самим собой! Дни его наполнены хлопотами и бесполезными терзаниями, а ночи полны суетных снов об исполнении неправедных и грешных желаний».

«Сила и глубина ума несовместимы с покорностью. Глупые люди, трусливые люди, люди, не наделенные бесстрашием, неистребимым чувством товарищества и страстной тягой к правде и справедливости, – вот те, из кого создаются образцовые заключенные. Умные люди часто бывают жестоки. Глупые люди жестоки сверх всякой меры.»

Однако, Джек Лондон, который много путешествовал по странам, занимаясь самой разной деятельностью, посягнул на путешествие вне тела и преуспел в этом своем опыте. Персонаж, который в начале повествования считал, что «наш мир – весьма скверное местечко, жизнь – печальная штука, все люди смертны, а когда ты мертв, ты… короче говоря, ты мертв», овладел искусством выхода из собственного тела, будучи обездвиженным в специальной смирительной рубашке (сразу оговорюсь, которая отличается от известных, применяемых в психбольницах).
Опыт индийских йогов упоминается Лондоном, и практически даётся пошаговая инструкция.

«Твое тело — это одно, а твой дух — совсем другое. Ты — это ты, а твое тело — чепуха и ни за чем тебе не нужно. Твое тело не в счет. Ты сам себе хозяин. Никакого тела тебе не нужно. Когда ты подумаешь об этом и поверишь в это, то надо будет это доказать, пустив в ход свою волю. Ты заставишь свое тело умереть. Начать надо с пальцев на ноге, и не сразу, а по очереди. Ты заставляешь свои пальцы умереть. Ты хочешь, чтобы они умерли. Если у тебя хватит веры и воли, пальцы на твоих ногах умрут. Это самое трудное — начать умирать. Но стоит только умереть первому пальцу на ноге, как дальше все пойдет легко, потому что тебе незачем будет больше верить. Ты будешь знать. А тогда ты пустишь в ход всю свою волю, чтобы и остальное тело умерло. Я знаю, о чем говорю».
Совершая этот трюк, который впоследствии был непостижим тюремному начальству, герой, оставляя плоть в смирительном коконе, отправлялся в свои прежние – прошлые жизни. И там…

Кем он только ни был:
десятилетним мальчишкой в группе американских переселенцев, которых убили мормоны по дороге в обетованную Калифорнию;
португальским моряком, волею судеб попавшим в Японию и ставшим сначала мужем принцессы, а потом скитальцем по острову без права работать, а только просить милостыню;
французским дуэлянтом, погибшим во время драки и так и не вкусившим прелести обещанной ласки от прекрасной дамы;
викингом-варваром, ставшим римским легионером и приближенным Понтия Пилата, лично пережившим историю Иисуса, которая вплелась драматически в его любовный сюжет;
попавшим в крушение во время шторма моряком, единственным спасшимся на маленьком островке и выжившим в течение 8 лет (как по мне, это некий привет Даниэлю Дефо и его Робинзону Крузо).

Удивительны философские вставки, как например, эта:

«Паскаль где-то сказал: «Обозревая ход человеческой эволюции, философский ум должен рассматривать человечество, как единую личность, а не как конгломерат индивидуумов». Я сижу сейчас в Коридоре Убийц в тюрьме Фолсем, прислушиваюсь к дремотному жужжанию мух и обдумываю слова Паскаля».

Или, например, восторженные оды женщине, преклонение перед которой воспевает автор словами тюремного узника:

«И все же, когда я спокойно взвешиваю то, о чем рассказал вам, я прихожу к заключению, что лучшим в жизни, во всех жизнях, для меня и для всех мужчин была женщина, остается женщина и будет женщина до тех пор, пока в небесах горят звезды и сменяются созвездия. Более великой, чем наш труд и наше дерзание, больше нашей изобретательности и полета воображения, более великой, чем битва, созерцание звезд и таинство веры, — самой великой всегда была женщина.
Хоть она пела мне лживые песни, и приковывала мои ноги к земле, и отвлекала от звезд мой взгляд, чтобы я смотрел на нее, она, хранительница жизни, матерь земли, дарила мне мои лучшие дни и ночи и долгие годы. Даже Таинству я придавал ее облик и, рисуя карту звездного неба, поместил ее среди звезд.
Все мои труды и изобретения вели к ней. Все мои далекие видения кончались ею. Когда я создал огненный лук и огненную дощечку, я создал их для нее. Ради нее, хоть я и не знал этого, строил я ловушку с колом для Саблезубого. Ради нее укрощал лошадей, убивал мамонтов и гнал своих оленей к югу, уходя от наступающего ледника. Ради нее я жал дикий рис, одомашнивал ячмень, пшеницу и кукурузу.

Порой мне кажется, что история мужчины — это всегда история его любви к женщине. И все мое прошлое, о котором я пишу сейчас, — это воспоминание о моей любви к женщине. Всегда, все десятки тысяч моих жизней, во всех моих обликах я любил ее.
Я люблю ее и сейчас. Мои сны полны ею, и о чем бы я ни грезил наяву, мои мысли в конце концов всегда обращаются к ней. И всюду она — вечная, великолепная, несравненная женщина.

Дух бессмертен. После мрака я снова буду жить и снова встречу женщину. Будущее таит для меня еще не родившихся женщин, и я встречусь с ними в жизнях, которые мне еще предстоит прожить. И пусть изменяются созвездия и лгут небеса, но всегда остается женщина, несравненная, вечная, единственная женщина.»

Тема Бога, сакрального и трансцендентного выражено у Джека Лондона словами:
«Человек не похож на других животных, потому что взор его устремлен к звездам. Много богов он создал по собственному подобию и в облике, порожденному его воображением. В те далекие времена я поклонялся солнцу и мраку. Я поклонялся колосу как источнику жизни. Я поклонялся Сар — богине хлебов. И я поклонялся морским богам, и речным богам, и богам-рыбам.

Роман с двойным названием «Звездный скиталец и смирительная рубашка» - это по сути ода духу, и зная, что мать Лондона увлекалась спиритизмом, мне думается, что впоследствии это оказало влияние на сына, который благодаря писательскому дару реализовал свои мысли и опыт в тексты.

«Тело искалечено, но я не искалечен. Я, то есть дух, по-прежнему цел. Я, дух и тайна, живой огонь и жизнь, — унесусь прочь, но не погибну. Погибнет только тело, а тело — это еще не я».

«Размышляя над этими проявлениями человеческой воли и духа, я в который раз прихожу к заключению, что именно в них и есть проявление истинно сущего. Только дух является подлинной реальностью. Тело - это видимость, фантасмагория. Я спрашиваю вас: как, да, повторяю, как тело, как материя в любой форме может играть в шахматы на воображаемой доске воображаемыми шахматными фигурами с партнером, отделенным от него пространством в двенадцать камер, и все с помощью только костяшек пальцев?»
Финальная фраза, которая завершает это повествование, поразительна своим восклицательным утверждением, что у жизни нет конца – она вечна, потому что дух вечен.

«Смерти не существует. Жизнь — это дух, а дух не может умереть.
Только тело умирает и распадается на свои составные химические части, которые вечно неустойчивы, вечно в брожении, вечно кристаллизуются лишь для того, чтобы снова расплавиться и распасться, а затем вылиться в какие-то новые, отличные от прежних формы, столь же эфемерные и столь же хрупкие. Один только дух вечен и через ряд последовательных и нескончаемых воплощений поднимается все выше к свету. Кем стану я, вновь возродившись к жизни? Как знать! Как знать…»