Верующая домкомша Эльза прихвостни

                "Страшнее  нет царя,  который  был рабом."
                Киплинг





Что та была, эта,
От злости они...
Как та проводница,
Пнуть Твикса, сродни.

И обе Валюхи
И обе худые.
Домком, комендант,
Намеренно злые.

А эта ещё ведь
И в храм норовит.
Так Тайсона пнуть
И пёсик убит.

И чахнуть он стал,
Извёлся болезнью.
Спасибо домкомше-
Кох Эльзе.

Французик-бульдожка.
Скучает так Купер.
Собачка не знает,
Что друг его умер.

И этот урод,
Бывший депутат,
Он челюсть коту
Выбил, "подвигу" рад.

Все годы бьёт кошек,
Но домик молчит.
Поддержка домкомши,
Живой паразит.

Он Венечку-йорка
Пнул злобно ногой.
Клан этих- Микола
И домик такой.

И что им то горе,
Что кровью страна
Исходит в миноре,
Бойцов имена...

И даже теперь
Всех готовы душить.
Таких вот злодеев
Нельзя усмирить?

Колпак поварской
И вдруг на седло.
Страшнее таких!
И тут нам везло.

Сполна отомстить
За рабство былое.
А племя таких-
Проверено-злое.

Директор же сам,
Переводчик простой.
Карал  всех своих
Железной рукой.

Нас всех обездолил,
Пригнулись холопы,
Он вор, уголовник,
Загнал люд в "окопы".

Что эти-статью бы
Ему самому.
Преступники все,
А мы на плоту.





        Раньше наш дом был общагой, был комендант.  Ну прямо военное положение.   Именно комендантский час и порядки. На работе КГБ и тут тоже, вход по аусвайсу. Просто концлагерь в концлагере.  Коридоры, наблюдатели вечные.  Комендантша Валя, как фурия носилась по дому, везде встревала, говорила как с зеками.
           Я тут жила и тут же в кафе работала, они просто взяли меня в кольцо-сжимали его, как могли.   Удавы.  Я одна с двумя детьми и получила эту секцию только в 37 лет.  Наша югославская гостинка -душиловка. Кухни без окна.
     Входили ко всем, а мы уже все семейные давно, без стука, открывали своим ключом.  Я писала-неприкосновенность жилища -статья 50.  Ещё и угощались фруктами сами без хозяев.  Столько надсмотрщиков было у нас всегда-продыху нет.  Палочная система на работе и дома.  Там на работе вообще не только тяжёлая работа, но и бои с коллективом пьяниц и начальством обнаглевшим.
     Так было у меня в Угличе, комендант общаги бывший тюремный надзиратель-баба.  Такая же Эльза Кох. А то говорят, что в СССР  было хорошо.  Гулаг.
    Дешёвая рабсила, обман, издевательства, как и сейчас.  И коридорные  общаги, камеры теперь.  Зажали народ-дальше некуда!  За свою жизнь, тяжёлый труд мы не имеем даже проклятой хрущёвки.  Их  сносят в Москве уроды.   И мама не имела хрущёвки  никогда. Барачная Россия.  Обездоленный  народ.
      На смену коменданту пришла домком, точь в точь.  Родные сёстры.
Я же хлопотала ордера.
   Нет ни жизни, ничего-строем под присмотром нелюдей.  Над нами издеваются, над животными.  Домкомшу посылают часто, но ей всё мало. Есть у неё штат прихвостней таких же, правда, сдохли некоторые, ею  науськанные на меня.  Каждому внушает, что хуже меня и моих собак нет.  Она проводит большую работу по травле неугодных, свой собственный Коба-ОГПУ  местного разлива.
     Эта страна всегда было лагерем и будет, зоной.