Финал романа Евгений Онегин, написанный для И. Т

                "Но я другому отдана;
                Я буду век ему верна."
                А.С.Пушкин
                "Евгений Онегин"
                Гл. 8, XLVII

XLVIII
Объять пытается Евгений
То мимолетный легкий свет,
То сумрачные, злые тени
Воспоминаний прошлых лет.
Красавиц перси цвета снега,
Былых скитаний праздных нега,
И друга скромная могила...
Всё пусто, тускло и уныло.
Где было ясно - там туман,
Увлёкшись - всё бросал тот час,
И так всегда, за разом раз.
Зачем дар жизни ему дан?
Он сам иль мир дитя обмана?
Что здесь ему? Одна Татьяна...

XLIX
"Мне нет прощения, не гоните!
Вновь дружбу заслужить у вас
Лишь мне смиренно разрешите."
Шептал не поднимая глаз.
"Позвольте стать рабом мне, тенью,
Не подвергая вас смущению,
И просто знать, что в трудный час
Быть мне возможно подле вас.
Как мог приличия презреть,
Нарушить заповедь Христову?
В угоду страсти, право слово,
Супругу друга вожделеть.
Подлец, глупец, как низко пал!"
Себя Евгений бичевал.

L
А что Татьяна? Разрывалось
От боли сердце, меркнет взор.
Извечная подруга жалость
Ей в ушко шепчет всякий вздор.
И на Евгения смотря,
Себя отчаянно кляня,
Сначала гнать его хотела,
Потом, конечно, пожалела.
И вновь пред нею всё всплывало:
Аллея, ручеёк, скамья...
Татьяна милая моя
Вставая, тихо лишь сказала:
"Слова, слова сладки сейчас;
Поступки скажут всё за вас".

LI
Воспрянув Фениксом, Евгений
К безделью быстро охладел.
Отвергнув негу светской лени
Нашел в столице много дел:
В домах призрения - утешитель,
В собраниях - распорядитель.
Злословил свет о нём в начале,
Но, как наскучило - отстали.
И уж никто язвить не смел,
Когда в жару на службе в храме
Он за спиною, возле Тани,
Стоял смиренно и потел.
Стал уж не тот он bon vivant,
И к князю каждый вечер зван.

LII
Онегин, вспомнив про именье,
Туда доехал, наконец.
Изрядно приложив терпенье
Из Англии привез овец.
Читал он про овсы в журнале
И пересказывал Татьяне
Про жернова и про помол,
Чем скуку на неё навел.
За месяц раз примерно пять
Он с управителем сносился,
Тот матерился, но крепился,
И даже бросил воровать.
Онегин всё в Grossbuch вносил.
И вновь соседей всех бесил.

LIII
В семье княгини - друг он верный.
Решил Евгений не мешать
Татьяне быть женой примерной,
Балы давать, детей рожать.
Волнений буря улеглась,
Сердца уже не гложет страсть.
Коль страсти пылкой больше нет,
Здесь дружба ей придет вослед.
И только ей, что вновь и вновь
Влечет друг к другу нас годами,
Без лжи, наград и оправданий,
Есть имя - чистая любовь.
Так незаметно, средь трудов
Мелькнуло несколько годов.

LIV
В иных домах венец творенья -
Дитя, явившееся в мир.
И смотрит в жизнь без опасенья
Отца и матери кумир.
Что знал с младых ногтей Евгений?
Одних лишь только наставлений,
И наполнял весь отчий дом
Monsieurs и гувернанток сонм.
С пелён его держали няни
И не хуля, и не любя.
Евгений, словно как дитя,
Искал приют у милой Тани.
И дом княгини заменил
Ему семью. И прочий мир.

LV
О, мезальянсы! Сколько слез
Девицы проливают даром!
А долго ли, вот в чем вопрос,
Придется жить за мужем старым?
В собраниях светских, на балу
Потрафить нужно старику,
И вот, в нестарые года,
Она - богатая вдова.
Князь свой достойно век прожил;
Супругу нежно опекая,
И долго Таню не терзая,
Достойно вскоре он почил.
Приличия соблюдены.
Герои уж обручены.

LVI
Проездом заглянув в именье,
Онегиных я повстречал.
В прелестном уголке Евгений
Теперь уж больше не скучал.
Когда он, наконец, женился
Чуть располнел, остепенился,
Держал конюшню, скотный двор,
И вел про псарню разговор.
Пустил немецких псов в завод,
Затем, что редко те болели,
Могучей крысы стать имели,
Приличный принося доход.
Не помню - таксель иль Dachshund?
Потешны, а лису берут.


LVII
Татьяна в сочные года
Варить варение умела,
Журила мужа иногда,
И строгой барыней смотрела.
Несчастий нам велик удел;
СчастлИвы на один манер.
(Ах, здесь глубокий смысл какой!
Жаль, что придумано не мной).
Итак, моей руке послушно,
Явилась новая семья,
У вас так было, у меня,
И мне писать об этом скучно.
Коль в жизни вам хватает бед,
Вот, получите - happy end.