Сказка о глупом бесе и о мудром патриоте Жемчужник

 
 
       Жемчужников А.М.
           1883 год
«Сказка о глупом бесе и о мудром
           патриоте»
 
          Глава первая
 
         Замысел борьбы
 
              I
 
Раз выходил тайком из спальной 
С победой лёгкой и пустой
Один из демонов, специально
Соблазном
женщин занятой.
Он был не в духе.
Пресыщённый
Падением чистых жён и
дев, И сам себе уж надоев
Своей фигурою влюблённой
Бес рассуждал: «Всё ж нет причины
Мне изменять своей задаче.
Я в жертвы выберу мужчин – 
Опять невинных, не иначе.
Но дело не хотел бы я 
Иметь с какой-нибудь дубиной
Муж с чистотою голубиной
Быть мудрым должен как змея».
И вдруг он струсил. «Я рискую,
Задачу выбравши такую.
Тут не до клятв и жалких слов
Мужчину не погубишь лаской.
С ним поединок так мне нов
Что потерпеть могу фиаско».
И он решился к Сатане
Пойти просить благословенья:
«Пусть даст совет владыка мне
И разрешит мои сомненья!»
 
             II
 
С вниманьем выслушав его, 
Так отвечал ему владыка:
«Коли усердие велико;, 
Достигнуть можно до всего.
Но робким, вялым и унылым
Когда мечтаешь о борьбе,
Быть не годится. Труд тебе 
Я, впрочем, отыскал по силам.
К себе таинственность влечёт
Тебя приманкой вечно новой;
В искусстве совлекать покровы
Ты изощрил себя. Так вот:
Есть на земле такой народ,
В котором встретил бы ты много
Весьма загадочных сторон. 
Как бы нарочно создан он
Для наблюдений психолога
Его изведать и постичь – 
Вот чем задачу ограничь
На первый раз. Труд не тяжёлый,
А между тем нет лучшей школы 
Для новичка, как этот труд.
Россией ту страну зовут,
Куда сперва на испытанье
Тебя я шлю. Без колебанья
Направься, сын мой, в этот край.
Ты, слава Богу, бес не глупый.
Смотри, беседуй, наблюдай 
И почву, так сказать, ощупай.
Россия ж именно теперь
Переживает трудный кризис;
Вот смысл его ты и проверь,
С людьми различных мнений сблизясь.
Потом, явись, мне дай отчёт.
Представь доклад на данных точных:
Что это ныне за народ?
О свойствах добрых и порочных,
Невольно к правде иль ко лжи
Его влекущих, доложи. 
Что в нём сильнее: те ли, эти ль?
К чему он слаб? В чём твёрд и строг?
Какой упорный в нём порок?
Какая выше добродетель?
Итак, сперва поди: учись!»
- «Твои исполню я веленья», 
Ответил бес; но самомненья
В нём чувства снова поднялись.
И рассуждал он втихомолку:
«Не всё ж учиться! Я хочу
Там и мужчин совсем сбить с толку,
Лишь только нравы изучу!»
 
И вот, лелея злые цели,
Пылая жаждой тёмных дел,
На крыльях снеговой метели
В Россию демон прилетел.
 
             III
 
Сконфужен бес. Давно уж бродит
В Москве и в Петербурге он,
Но выдающихся сторон
В народе русском не находит.
А потому решить не мог,
Хоть был всех дел его свидетель:
Какой упорный в нём порок,
Какая выше добродетель?
«Престранный – думал он – народ!
Он тем лишь словно и живёт,
Что ряд вопросов, как загадка, 
Для разрешенья задаёт.
Что ж! в период ли он упадка
Иль расцветания в поре?
Каких он – злых иль добрых правил
Иль ни о зле, ни о добре?
Совсем понятья не составил?
Таит ли он избыток сил,
Хворая нравственно лишь к росту;
Иль заключить придётся просто, 
Что он хоть взбалмошен, да хил?
Мировоззрения мы знаем
Других народов; что же – он?
Какою мыслью управляем? 
В каких началах убеждён?
И что потом всё  эти значат
Противоречья у него? 
Ведь, право, чёрта самого
Из них иные озадачат!
И как состряпал он в себе
Свойств несовместимых совмещенье:
Дух миролюбия – в борьбе,
И верх тщеславия – в смиренье? 
Меж тем как высших сил подъём
Родит благих реформ эпоха
В других народах, - очень плохо
Реформы выразились в нём.
Ну, чем же жизнь он проявляет?
Чтоб разогнать её тоску,
Он меледу перебирает
Да вьёт веревки из песку!..
Нет, я его не понимаю!
И уж какой придётся мне
Отчёт представить Сатане – 
Вот, хоть убей меня, - не знаю».
 
             IV
 
Стал бес бродить по городам,
И по дорогам, и по сёлам, - 
Но в духе также здесь и там
Он был далёко не весёлом.
Всё изучал он большинство;
 В его среде всё обращался;
То, льстя хвалой, ласкал его;
То разозлить его пытался;
Читал газеты; говорил
И даже действовал не мало;
И сам учился, и учил – 
Но ничего не помогало. 
И он твердил себе, гнетом
Тоской безвыходной своею:
«Я чувствую, как с каждым днём
Всё постепенно я глупею».
Но раз, - ведя, бесплодно-зол,
Средь Петербурга жизнь пустую, -
Он вдруг рукой по лбу провёл
И произнёс: «Нашёл! И чую
Уже победы ореол!
Да, доблесть самую большую
В народе русском я нашёл!
Патриотизм!.. Хоть есть в уроке:
Найти порок … но ничего!
Я поклянусь, что у него
Равновелики все пороки!
Зато есть доблесть! Наконец!
О, лик её как чист и светел!
А я ищу её, слепец!
Слона-то я и не приметил!..
Но не одна тут слепота:
В своё скажу я извиненье,
Что этой доблести черта
Так пронизала все явленья,
Что мной за акт лишь принята;
Простого жизни отправленья.
И впрямь: радеет патриот
Здесь так же просто об Отчизне
Как просто спит, и есть, и пьёт.
В других дыханье – признак жизни;
В нём доблесть – знак, что он живёт.
Итак, всех выше добродетель –
Патриотизм! Открыт секрет. 
Теперь тебе спасенья нет,
Земли печальник и радетель!
Довольно ждал я! В сеть мою
Тебя я, вежливо и ловко, 
Красивым словом заманю,
Как вкусным салом в западню
Мышонка манит мышеловка.
Но, может быть Москву сперва
Сбить с толку было бы прилично …
Нет! Петербург или Москва –
Для дела это безразлично.
Рознь их делила прежде; но – 
С патриотизмом плохи шутки. 
В своём горниле он давно
Расплавил в массу все рассудки.
Как блюда разные в желудке
Перерождаются в одно.
Где бы ни работать, всё равно, -
Лишь стадо было бы Панурга...
Я не покину Петербурга».
 
 
      Глава вторая
 
    Приготовление к борьбе
 
              I
 
Однажды в поздний час ночной,
Как смолкнул грохот городской,
Шёл демон улицей пустынной.
Ряд фонарей тянулся длинный,
Мигавших сквозь валивший снег,
И – ни души. Любовных нег
Искатель прежний шёл угрюмый,
Весь поглощён иною думой.
Однако всё ж он слышать мог
И отдалённый лай собаки,
И где-то хриплый монолог
Неугомонного гуляки …
Но, впрочем, вскоре подошёл
Он к дому и, взглянув на нумер,
Сказал: «Ну вот, я и нашёл. 
Он здесь живёт, коли не умер».
 
              II
 
И точно: деятель тут жил
(По справкам, бесом наведённым),
Который в общем мнении слыл
Благонадёжно-просвещённым.
О нём так отзывался бес:
«Хоть об уме своём мечтает
И много он, но не с небес,
Конечно, звёзды он хватает.
Да, Русь узнав, я и не ждал,
Что здесь высоко тот летал,
Кто дел земли своей касался.
А, впрочем, экземпляр попался
Хороший. Обществом он чтим
К идеям времени привычен,
К его условьям применим,
И потому – весьма типичен.
Вот и хочу сойтись я с ним.
К тому ж, трудолюбив как немец
(Но от его ехидства чист),
Себя явил он и как земец,
И как юрист, и финансист,
И бюрократ-администратор,
Обильно сеющий добро,
И замечательный оратор, 
И даровитое перо.
Нельзя прилежней и упорней
Служить, чем он, земле своей
Он – дуб, который прочно в ней
Пустил разросшиеся корни,
И охранительный шатёр
Над ней ветвей своих простёр.
Он, чуждый страсти афериста, 
Себя ведёт отменно чисто;
Ничуть не вор, совсем не плут;
И граждан современных суд
К передовым его причислил
Весьма причинно уж за то,
Что он, живя меж ними, мыслил
И так был честен, как никто».
 
           III
 
Особ такого же разряда
Бес выбрал с дюжину; но он
Нашёл, что их сближать не надо, -
Знать, опытом уж научён, 
Что пропаганды всенародной
У нас сомнителен успех.
Он совратить решил их всех,
Не торопясь, поочерёдно,
Начавши с этого.
Но так Был этот высоко поставлен,
Что тёмный бес не мог никак
Быть кем-нибудь ему представлен. 
«Как делу – думал он – помочь?»
И раз, по Невскому гуляя,
Он слышит: «Масса дел такая,
Что, право, уж и мне не в мочь. 
И для гостей лишь только ночь
До трёх с двенадцати свободна;
Так ночью – всем, кому угодно!»
Бес оглянулся: это он,
Толпой сограждан окружён, 
Так говоря из них кому-то,
В поклоне общем шляпу снял.
И бес с улыбкой прошептал: 
«Приду!»
«В счастливую минуту
Однако я сюда попал!»
Гуляя, радовался демон;
И, шмыгая в толпе людей,
Стал план обдумывать меж тем он,
Как с жертвой справиться своей.
И вот в его бесовском взоре
Как будто выглянул испуг
И мыслей ход прервался вдруг …
Но овладел собой он вскоре:
«А если мой ночной визит 
Его так сильно поразит,
Что, в виде грубого протеста,
Он пригласить слуге велит
Городового для ареста, -
Тогда слуге я крикну: стой!
А цыц! – ему. Чтобы пустой
Тревоги поднимать не смели!
Скажу, что речь идёт о деле,
Где, безусловно, власть моя!
Что их сопротивление - тщетно!
Что я – закон! Что, словом, я – 
Агент полиции секретный!..
Не правда-ль: выдумка проста?
Но заградит она уста
Слуге и господину сразу!»
 
             IV
 
Теперь вернёмся мы к рассказу,
Как бес нашёл желанный дом.
Он отпер дверь своим ключом
(Хотя, пожалуй, мог бы даже
Пройти и так, насквозь). Потом
У двери во втором этаже
Остановился, чтоб прочесть,
Какая значится фамилья
Тут на дощечке. Так и есть:
Она. И, снова без усилья
Переступив и эту дверь,
Он был в восторге, что теперь, 
Подобно жулику – проныре,
Хлопочет на чужой квартире.
Темно. Лишь в отдаленье свет.
«Коль он уж в спальне, очень кстати,
Что есть лампадка у кровати».
И бес – туда. Ан, кабинет!
Он тотчас, времени не тратя,
Вошёл. Уж потухал камин …
Свет лампы из-под абажура …
Всё тихо … «Где же господин?»
И вдруг заметил, что фигура, 
В него вперив недвижный взгляд, 
Сидит, закутана в халат.
Бес поклонился; но ответа
Не получил на свой поклон.
Нимало не смутясь, и он
Уселся в кресло, убеждён,
Что так ли, иначе ли, это
Всё объяснится до рассвета.
 
              V
 
Хозяин, тощ и некрасив
(Мне очень жаль, но я правдив),
Напоминал собою лица,
Опасный вынесшие тиф
И лишь недавно из больницы.
И тусклый взгляд, и мёрный нос,
И кожи зелень, и волос
Прямые, высохшие пряди,
Висящая с боков и сзади, - 
Всё это – следствие того,
Что он для края своего,
Сил не щадя, трудился очень, - 
Быв уже с детства худосочен.
И демон, глядя на него, 
Подумал: «Ведь бедняк не прочен!
Телесной силе россиян
И даже твёрдости их духа
Наносят двойственный изъян
Патриотизм и золотуха».
И он – хоть бес, а пожалел,
Что так печален наш удел
И так зловредно для здоровья
Сложились все почти условья
Людского быта.
Между тем
Хозяин был, как прежде, нем
И неподвижен. Середь носа
Очки седели, покосясь;
Поверх глядел один из глаз;
В руке погасла папироса.
И вот скучать уж демон стал;
Сердится даже начинает …
«Европа зависть к нам питает» -
Вдруг кто-то в комнате сказал.
Так этот голос был нечаян,
Что бес вздрогнул. Взглянув кругом,
Он тотчас убедился в том,
Что возглас выпустил хозяин,
Сидевший уж с отрытым ртом …
«Да!» - вновь тот начал –
«все державы Следят за нами, господа,
И не простят нам никогда
Значенья нашего и славы!
К ним каждый год доходит весть,
Что постепенно Русь шагает.
И - как сказать имел я честь – 
Европа зависть к нам питает!»
Так говорил он. Объяснить
При этом случае мне надо,
Что приведённая тирада
Собою продолжала нить
Той речи умной и прекрасной,
Что поздней ночью, громогласно, 
России лучший гражданин
Импровизировал один.
Лишь перед демона прибытьем,
Чтоб отдохнуть, он замолчал.
Он в этой речи воздавал
Хвалу последних лет событьям
И крепости родных начал,
На коих зиждется издавна
Твердыня Руси православной.
Свою пересыпая речь
Обильем мыслей и примеров, 
Собрание акционеров
Он ей готовился увлечь.
Теперь он перешёл к внушеньям
Средь злобы дня не позабыть,
Что надо ж кончить разрешеньем
Вопрос всегдашний: чем нам быть?
Мне трудно с точностью правдивой 
Все мыслей передать извивы …
Воскликнув: «Русские, вперёд!»
Он тут же резкий оборот
Смягчил, прибавивши игриво:
«Но не гони и в хвост, и в гриву,
А попридерживай за хвост!»
Тут смех и взрыв рукоплесканья
Он предвкушал среди собранья.
Потом провозгласил он тост
За наш гражданский дух, который
Покончил все меж нами споры
И дружбою врагов связал.
«Плоды же связи сей», - сказал, 
Речь заключая, наш оратор: -
«Консервативный либерал
И либеральный консерватор».
 
 
      Глава третья
 
        Борьба
 
           I
 
Что ж делал демон? С ним, по мне,
Необъяснимый казус вышел.
Речь патриота, в тишине,
Он слушал и, казалось, слышал;
Вдруг усомнился: «Что за чушь
Он, близь мне, сквозь зубы цедит?..
Не болен ли почтенный муж?..
А!.. Понял!.. Он – заснул и бредит!»
Но глаз, глядевший как-то вверх
Через очки, рождал сомнение;
И дерзко этот орган зренья
Бес испытанию подверг.
А именно: совсем у глазу,
Присевши, пальцем повертел.
Но в ту же точку глаз глядел,
И даже не моргнул ни разу;
А речь по-прежнему лилась.
И бес решил тогда уж смело:
«Спит! Мне порукой этот глаз!
С лунатиком имею дело!»
Но штука тут совсем не та:
Нет лунатизма никакого;
В нём, просто, так душа чиста,
Что он не чует духа злого.
А бес меж тем уж думал так:
«Ну, спит, так спит! Пускай!
Ему же Теперь, конечно, будет хуже.
Во сне сам Соломон – дурак.
В его я глупенькую душу
Войду, как в дом без сторожей;
Расположусь спокойно в ней
И чистоту её нарушу.
Труднее с бдящим оттого,
Что он умней, грубей, телесней…
А с сонным ночью – ничего!
Прельщу, как девочку, его
Стихами, музыкою, песней» …
И только лишь хозяин смолк
Как бес, в решимости упрямой
Идти, не медля, к цели самой
И свой скорей исполнить долг, -
К нему подсел и в ухо прямо:
 
             II
 
«Голубчик, тяжек твой удел!
О, как тебя мне жаль, мой милый!
Средь груды многотрудных дел
Ты с каждым днём теряешь силы
Чтобы развлечь твой дух унылый,
Тебе бы песенку я спел …
 
Мыслей доблестных тревога
Жизнь измучила твою
В хилом теле сил немного;
И когда б не милость Бога, -
Был бы ты уже в раю!
Хоть мила твоя Россия, -
Не легко живётся в ней.
Государства есть другие,
Где, политик и вития,
Ты пожить бы мог вольней.
 
Если средства есть в запасе,
Дело сладится как раз;
Паспорт взял, билет взял в кассе,
Да, по чину, в первом классе
И кати, благословясь.
 
Верь: не будешь ты в изъяне,
Посравнив, как там и тут.
О, ручаюсь я заранее:
Учрежденья и граждане
Ум твой чуткий привлекут.
 
Там – культуры край богатый,
Независимость и честь;
Там – не только адвокаты,
Там – палаты, депутаты,
Оппозиция там есть.
 
Пусть укор абсентеизму
Ты услышишь – нужды нет!
Верен будь патриотизму, 
Но взгляни в иную призму
На людей, на Божий свет.
 
Новой мыслью, новым словом
Отзовётся бытиё
Сам воспрянув духом новым,
Ты почувствуешь здоровым
Тело дряблое своё.
 
Там – ни вьюги, ни морозы;
Солнце там людей хранит.
Как в волшебном царстве грёзы,
Там мгновенно сменят розы
Резеду твоих ланит!..»
 
          III
 
Он пел с чувствительностью лживой,
Как прежде женщинам певал,
Когда грехом их соблазнял.
Замолк. Взор жёсткий и пытливый
Пронзает жертву. Бес глядит
И ждёт. Не изменясь нимало,
Безмолвно патриот сидит,
Храня свой многодумный вид.
В душе обидно бесу стало.
«Спит!» он ворчал. «И крепче спит!
А смысл ведь песни, полагаю,
Был далеко не баю-баю …
Не изменить ли средств борьбы?..»
Но тот открыл уста, как бы
Давая знать: я начинаю.
«А! – бес воскликнул – говори!»
 И тот, прождав секунды три:
«Европа зависть к нам …» - «Ну, знаю!..
Питает!» - бес прервал его.
«А ты к Европе что питаешь?
Какое чувство?.. Ничего?..
Хулишь?» Молчит. «Так уважаешь?..
Что головой качнул? Зачем?»
Молчит. «В знак, что ли, отрицанья?..
Иль ты доволен?.. Чем же?.. Всем?..
Скажи что-нибудь!..»
Молчанье. И бес отчаянно вздохнул.
«Нет, - молвил он, - я обманулся,
Когда был рад, что он заснул;
Теперь желал бы, чтоб проснулся».
И снова он пускает в ход
И ласки тон, и тон задорный,
Ответ чтоб выманить; но тот
Хранит безмолвие упорно.
Бес видит: дело – дрянь. И вот,
Свой грешный сан забыв в досаде,
Бес начал умолять его:
«Проговори, святых всех ради
И ради Бога самого!»
Благочестивое воззванье
Осталось так же в тишине.
Чёрт Со злобой выронил признанье:
«Ну, русский патриот, ты твёрд!
Но козни ада не иссякли.
Людскому ль слабому уму
С моим тягаться? Так ли, сяк ли –
А уж тебя я, друг, пройму!»
Был прежде сдержан бес, хоть пылок;
Но взбесился он совсем;
Вдруг закричал: «Ты глух иль нем?»
И стал кулак сжимать, меж тем
Как взор наметил уж затылок …
Однако собственный вопрос
Охолодил в нём пыл суровый.
Удара, к счастью, не нанёс
Он патриоту.
Мыслью новой Его глаза озарены: 
«Что, если с правой стороны
Есть в самом деле тугость слуха?
Тогда несправедлив мой гнев!..»
И, с левой стороны подсев,
Он начал так в другое ухо:
 
                IV
 
«Пред Богом праведник – не тот,
Кто всё твердит: о, Боже, Боже!
Ведь так, любезный?
Отчего же Тот пред Россией – патриот,
Кто с фарисейской речью тоже
К ней неотвязно пристаёт?»
Хозяин обернулся к гостю,
Подняв с достоинством плечо.
И бес подумал: «Видно, злостью Пройму его.
Вопрос ещё
Ему задам. Хоть он глупенёк – 
(Мудрец он века!) – но зато
В нём самолюбье развито.
Скажи: любовник из-за денег
Ведь гадок и тебе, и всем?
А что ж никто из вас, меж тем,
Того презреньем не покроет,
Кто Родине и куры строит,
И вместе, как ближайший друг,
К ней лазит запросто в сундук?
Как завелось у вас однажды,
Так, видно, будет и вперёд:
Хоть грабит патриот не каждый,
Но что не вор, то – патриот.
Какого ты об этом мненья?»
Хозяин несколько часов
Уж погружён был в размышленья.
Он в это самое мгновенье
С толпою внутренних врагов – 
Конечно, мнимых – кончил пренья;
И встал, на беса посмотрев.
И, вместо умственных усилий, 
Теперь презрение и гнев 
Его черты изобразили.
Бес принял на свой счёт опять
В лице такую перемену. «Постой!
Ты хочешь мне сказать,
Что я тебя, мол, не задену,
Казня воров. Твоя, мол, честь,
Как патриота, безупречна.
Садись и слушай!» Как нарочно,
Тот, в самом деле, вздумал сесть
И сел – по приглашенью словно.
Едва скрывая свой восторг,
Что уж сонливости безмолвной
Он узы, наконец, расторг, -
Бес продолжал: «Вот что скажу я:
Быть дрянью можно, не воруя;
И можно вредным быть весьма.
Прибегнем к ясному примеру:
Возьмём чуму, возьмём холеру.
Ведь уж не честность ли сама?
Про них не слышно обвинений,
Чтоб воровали. Тем не мений
Они – холера и чума.
И патриот вот так, любезный:
Иной не выучился красть,
А всё ж его к России страсть –
По меньшей мере бесполезна.
По меньшей мере, говорю:
Когда свой пыл я ограничу
Ну, тем, что Русь святую кличу,
К её там где-то алтарю
Валя, как к старому забору,
И чувства, коими горю,
И кучи умственного сору …
Но ты не обуздал себя
Лишь платоническою страстью.
Россию пламенно любя, 
Ты ведь и деятель, к несчастью.
Средь дел, забот, трудов, тревог
Весь век работал ты как лошадь,
И всё никак досель не мог
Себя работой укокошить.
Напротив! В наши времена
Твоей любовью Россия
Вся до костей заражена,
И вянут силы молодые.
Прилипчив, как эпидемия,
Ты и нещаден, как она.
Ваш строй обширный и могучий
Налёг на жизнь родной земли …
Так саранча, зловещей тучей
Всё надвигаясь из дали,
Вдруг опускается на нивы, -
Край плодородный и красивый,
Тебе подобно, облюбив …
И вот – пустыня вместо нив!
Про наши сёла и деревни
Изда;вна ходит также слух,
Что красный любит их петух,
Как ты же пламенный, хоть древний.
И грязь, любя Россию, к ней
Со страстью льнёт; и, видно зная,
Что страсть глубокая прочней,
Стоит везде, невылазная …
О, Господи!.. Любовь и труд!..
Вот эти люди чем живут!
Ведь выше ничего нет в жизни – 
Любви к труду, любви к отчизне!..
Звук величавый этих струн
В их речи слышен неизменно …
Ты богохульствуешь, кощун!
Глумишься ты, шутник презренный!..
Глупцов и вне России – тьма;
И там глупца усердье гложет;
И там иначе он не может
Свой край любить, как без ума;
Но, умным людям уступая,
Глупит безвредно он для края.
А ты, путями плутовства
Всем навязав свою бездарность,
Ещё пытаешься права
Нам предъявлять на благодарность.
«За то, мол, я России мил
И заслужил рукоплесканья,
Что, не щадя трудов и сил,
Везде, как знамя, водрузил
Своё во всём непониманье!
Но мало этого. Ведь ты,
Как подобает патриоту, 
Мешал другим стать на работу.
На них ты сыпал клеветы.
Следил ты ревностно и зорко,
Чтоб всякий, кто тебе не друг, 
Без языка был и без рук.
А ведь родная поговорка: 
Ум – хорошо, а лучше – два,
Смысл особливый получает, 
Когда из двух один вмещает
Твоя пустая голова …»
 
Хозяин тихо улыбался;
А бес чем больше говорил,
Тем больше сердцем разгорался
И возмутительней язвил.
«Любви к Отечеству личина
Ещё могла иметь успех;
Но ты надуть задумал всех,
Взяв на себя роль гражданина.
Уж это слишком! Ты одной
Мог пробавляться бы любовью.
Не всякий гражданин – герой;
Но одному зато условью
Тут непременно место есть.
Условье это, братец, - честь!
Слыхал я: случаи бывают,
Что подлость из любви свершают;
Но чтобы подлость кто свершал
Из чувства чести – не слыхал.
В наш век открытий мир обязан
Тебе открытием таким …
Но Запад предрассудком связан
И не воспользуется им.
Ну, а у вас как?
Уж пристало
Твоё гражданское начало?
Что ж, разве здесь того, кто плут,
Теперь не плутом, как бывало, 
А гражданином уж зовут?..
Но если край твой не поверил
Ещё тебе, он в том не прав,
Что, чести новой не признав,
Уже старинную похерил …
Ты – гражданин?.. ха, ха, ха, ха!..
Герой – буффон для оперетки!
Такая чушь и чепуха
У Оффенбаха даже редки!..
С успехом большим мог бы ты,
Прибегнув к меньшему обману,
За тип античной красоты
Вселенной выдать обезьяну!..
Ты – гражданин?.. Ну, расскажи:
Чем это званье ты прославил?
Мне плод твоих гражданских правил – 
Донос последний покажи!
Должно быть, в нём сказалась полно
Душа холопа …»
Всё безмолвно
Сидел хозяин; тут он встал
И так речь беса перервал
На слове именно холопа:
«Питает зависть к нам Европа!»
Никак бес этого не ждал.
Он, будто громом поражённый,
Замолк и руки опустил.
 
            V
Тебе, читатель благосклонный,
Уже я прежде объяснил,
Что бес хозяина дразнил
И силы напрягал – напрасно.
Наш патриот – пока сильней.
Он защищён от стрел соблазна
Бронёй невинности своей.
 
 
Глава четвёртая
 
Возобновление борьбы
 
              I
 
Иссяк поток греховной речи.
Меж тем хозяин отошёл От беса.
Засветивши свечи,
Он сел за письменный свой стол.
Но бес не отставал. Стал сзади, 
У стула, безотвязный враг.
«Вот кипы писем и бумаг.
Вот ваши, Пётр Фомич, тетради».
Хозяин так с самим собой
Беседу начал: «Не мешает
Заняться Родины судьбой.
От вас Россия ожидает 
Советов, мнений, чувств, идей, - 
Не откажите в них вы ей.
Отделки ждут два-три этюда.
Ночным безмолвьем дорожа,
Присядьте. Вас ко сну покуда
Не клонит. Голова свежа
И успокоились нервы …
Вот, Пётр Фомич, этюд ваш первый:
Наш новый суд. Этюд второй:
Чем должен быть воинский строй?
Вот третий:
Земство.
Вот четвёртый:
Флот и морские наши порты.
Вот пятый: Школа и печать.
Чем ряд реформ нам увенчать? –
Этюд шестой.
Вот сколько! Ну-те, 
Займитесь-ка теперь вы сим
Этюдом, стало быть, седьмым:
О нашей денежной валюте».
Тут, подмигнув себе хитро,
Он взял перо не без отваги,
И через минуту по бумаге,
Скрипя, забегало перо.
«Каков!..
Уж безмятежно пишет!..»
Бес думал, стоя позади.
«А ведь давал понять, что слышит!
Ведь даже злился!.. Погоди!
Твои гражданственные бредни
Сейчас рассеются как дым
Пред новым натиском моим!
Предпринимаю бой последний!»
 
              II
 
Был демон крайне возбуждён.
Забыл он – праведник иль грешник
Тот человек, пред коим он
Без пользы лез из кожи вон.
Ему лишь чудился – насмешник,
Да и притом ещё какой!
С каким достоинством он личным
Умел подчас хранить покой
В ответ нападкам неприличным!..
И бес решил: «Чтобы предел
Мне положить его гордыне,
Чтобы хоть сомнение отныне
Я в правоту свершённых дел
Забросить в ум его успел, - 
Призвать теперь мне в помощь надо
Все силы тьмы, все чары ада,
Ложь, правду, грёзы, естество,
Земной природы все три царства,
И царство мёртвых сверх того!»
Не позабыл он ничего,
Исполнен злобы и коварства.
 
            III
 
Представить надо мне теперь
План кабинета. В нём простора
Довольно для ходьбы и взора.
Направо и налево – дверь.
Стол – близ стены, посередине.
Рабочий стул перед столом
Поставлен к комнате лицом.
К её свободной половине
Теперь хозяин обращён,
На стуле сидя; так что он
Её мог видеть с трёх сторон.
Бес на середину плавно вышел
И, перед столом, остановясь,
Так начал: «Мне не удалась
Моя попытка, хоть и слышал
Мою ты речь на этот раз.
Причину грустной неудачи
Я должен приписать тому,
Что обращался всё к уму.
Теперь я поступлю иначе: 
Прибегну к сердцу твоему.
К нему найти ведь доступ можно?
В нём страсть ко злу не глубока?
Оно ещё не безнадёжно?
Оно не камень ведь пока?
Быть может, даже нет злой воли
В твоих бессовестных делах?
В тебе лишь дремлет Божий страх
И ты лишь ослеплён – не боле?..
Ну, так прозри же, Пётр Фомич!
Пусть совесть голос укоризны
Возвысит честно!.. Ты ведь бичь, - 
Не сын, а бичь своей Отчизны!..
Положим, ты из доброты
Отчизну бьёшь, греша невольно;
Но неужель не слышишь ты,
Как вопиёт она: «Довольно!»
«Меня терзаешь ты давно!
«Ты глуп иль зол – мне всё равно.
«Тот и другой бьют так же больно!»
Я на себя уж не возьму
Теперь труда горячей речью
Тебя язвить. Я своему
Не доверяю красноречью.
Но вот сейчас толпа людей
К тебе придёт без зова в гости.
То жертвы явятся твоей – 
Не знаю: лёгкости иль злости.
Когда ты вправду – не злодей,
То, - эти лица лишь увидишь, - 
Объятый ужасом, поймёшь
Своих деяний зло и ложь
И жизнь свою возненавидишь!
И так, пред тем, что будет здесь;
Вниманью ты предайся весь,
Коль не глухим рождён и зрячим!»
 
               IV
 
И вот раздалась криков смесь –
Безумный хохот с горьким плачем …
Писать хозяин перестал
И думал, голову поднявши:
«Бумажки ль лучше, иль металл?..
Чему нас учит курс упавший?»
А бес ему: «Я твой вопрос
Предупрежу. В аккорде диком,
Где несвязное слилось
И разразилось общим криком, - 
Представлен нравственный хаос.
Тут все: печаль, веселье сдуру,
Проклятья, сумасшедший бред…
Все! Смысла здравого лишь нет.
Ты слышал к драме увертюру.
А драму разыграют тут
Твои соотчичи … Идут!»
 
            V
 
Толпа мужчин и дам вбегает
Из двери слева. Между тем
Оркестр невидимый играет
Одну из гривуазных тем
Из новомодной оперетки.
Бес: «Это – люди, а совсем
Не куклы и не марионетки,
Как, увлекаясь чересчур,
Подумать можно б. Группа эта
И не взята; из кабинета
Глупейших восковых фигур
С миганьем глаз, с дыханьем груди,
С движеньем ног и головы …
А впрочем, гости!
Сами вы Нам докажите, что вы – люди!»
Мужчины поклонились все;
И дамы все, склонясь, присели
Свой бюст, прикрытый еле-еле,
Преподнося во всей красе.
Затем мужчины так запели: 
 
«Мы, свершая жизни путь,
Ничего не замышляем.
О, за нас спокоен будь
Тот, кто мыслию смущаем:
Нет ли где чего-нибудь?
 
«Что-нибудь рождает скука.
Нам же весело! Смотри:
Эти дамы – нам порука.
И зато у нас внутри 
Свято слово: la patrie!»
 
При этом слове, в самом деле,
Как будто беса чуя в теле,
Все дамы, бюстом шевеля,
Пропели хором: «Тру-ля-ля!»
 
«Мы под модною причёской
Размягчённые мозги:
Так язвят нас бранью плоской,
Критикуя все шаги,
Благоденствия враги.
 
«А спроси их – ведь не знают:
Отче наш, иже еси…
И властей не уважают…
Мы же – Боже упаси!
О, мы любим la Russie!»
 
И дамы, стоя наготове,
Так увлеклись при этом слове,
Что, всем уж телом шевеля,
Пропели: «Тру-ля! Тру-ля-ля!»
 
Танцуя, все уходят вправо.
Оркестр смолкает. Бес глядит:
Хозяин пишет. Строгий вид
С улыбкой вкось, как бы лукавой.
Бес: «Видно, слишком тонко. Что ж!
Коль золотая молодёжь,
Со своею свитой не успела
Тебя смутить, то это дело
Другой разряд золотарей
Исполнит, может быть, скорей».
 
              VI
 
Тут с наглым хохотом и с шумом
Гуляк ватага ворвалась.
Они сперва, своим костюмом
Фигуры красочной кичась 
И заняты; е разговором,
Слонялись в угол из угла;
Потом, кобенясь, у стола
Расположились, за которым
Сидел хозяин; и один
Из них так начал: «Дворянин,
Мы повесть нашей родословной
Тебе подносим. Удостой
Нас выслушать. Рассказ – простой,
Правдивый и немногословный.
 
Туз бубновый – русский плут
Собирался чтить на тризне
Плутни старой русской жизни,
Убедясь, что верх в Отчизне
Люди новые берут.
 
Плакал туз: «Ох, времена!
Речь – о чести да законе;
А уж я совсем в загоне;
И мой лик, пожалуй, ноне
Сбросит русская спина.»
 
Не сберечь бы головы
Плуту старому; но – странно!
Помощь, словно с неба манна
Низошла к тузу нежданно
От газеты, из Москвы.
 
Только лишь она грозу
Подняла на то, что честно,
Иль рутине неизвестно,
Как опять уж стало лестно
Жить бубновому тузу.
 
Русский плут – бубновый туз
Стал ту грозную газету
Страсть любить за помощь эту,
И плодов уж много свету
Дал любовный их союз.
 
Ах, какие времена!
Взятки, кражи да шантажи;
Туз бубновый в авантаже,
И его со чванством даже 
Носит русская спина.
 
«Плюнь, кто честен, нам в глаза!
Честный муж! Откликнись! Где ты?..
Мы – червонные валеты, - 
Порожденье той газеты
И бубнового туза.
 
«Вот все».
Ушли. Хозяин пишет.
Он и не видит, и не слышит;
Он весь теперь в своей статье.
А со стола, меж тем, пропали,
Пока валеты тут стояли,
Часы, печать и пресс-папье.
Волнует беса нетерпенье;
Но он, приняв спокойный вид,
«А вот посмотри», - говорит, - 
«Что скажет третье появленье».
 
 
               VII
 
Попарно входит в кабинет
Гостей степенных вереница. 
Бес: «Вот несут тебе привет
Благонадёжнейшие лица.
Они о Родине всегда
Имели нежную заботу.
Кто посмышлёней, господа, 
Рекомендуйтесь патриоту,
Произнося приличный спич!»
И кто-то выступил из ряда
С такою речью: «Пётр Фомич!
Тебе представиться нам надо 
 
«Прямо к делу. Мы хищники.
Каждый из нас Уподоблён быть может герою
Перед разной, судом обвинённый не раз, Мелюзгою.
 
«Наша цель, говорят, чересчур широка …
Но ведь время зато уж не оно;
Стала жизнь дорога, - вот и ищет рука
Миллиона.
 
«Мы притом же не дрянь по душе и уму.
Несомненно, где можно, мы слупим;
Но в любви-то к Руси и к тебе самому
Не уступим.
 
«Эстетических чувств не чужда у нас грудь;
И по образу мыслей мы чисты.
Мы – не грубая чернь иль какие-нибудь 
Нигилисты.
 
«А к хищенью в нас вкус развился не вотще; 
Все за собственность встать мы готовы;
И, конечно … за веру, семью … Вообще – 
За основы!»
 
Ушли и эти господа,
Оставив то же впечатленье.
И бес, сгорая от стыда,
Воскликнул: «Эй! Скорей сюда!
Скорее новое явленье!..»
 
           VIII
 
Вступает новая толпа. 
Бес: «Это – те, кого судьба
Средь нас недаром возвышает.
Из этих каждый роль играет
Коль не устоя, так столба.
В них наша доблесть воплотилась;
В них – первый сорт патриотизм;
И что не слово – афоризм,
Где мудрость века отразилась.
Твои знакомцы – все. Взгляни: 
К тебе уж близятся они». 
И вот действительно хозяин
На них взглянул. Бес очень рад …
Но рад напрасно. Этот взгляд
Был, разумеется, случаен.
И, взор к столу перенеся,
Тот – не прошло ещё минуты – 
Опять прилежно занялся
Судьбою денежной валюты.
А гости двигались гуськом,
Как при парадах представленье;
И все почти без исключенья,
Остановясь перед столом,
Произносили изреченья И уходили.
- «Третий час!
Всё пишете?» - «Да он у нас
Один лишь пишущий в синклите».
-«Пишите, Пётр Фомич, пишите!»
-«Вы так писанью предались, 
Что к внешней жизнь стали глухи».
-«Пиши, пиши; но только в духе;,
И вообще не заносись!»
-«Так, так! Вот этого совета
Не забывать бы никогда».
-«Ведь слово, братец, знаешь – это
Une arme a deux tranchants. –
«Да, да!»
Со словом надо осторожно!»
«Ух! Осторожность как нужна!»
«О, осторожнее как можно!»
«Ещё бы в наши времена …» -
«Когда заумничали люди».
«И мысль гуляет без узды».
«О, Боже, милостив к нам буди!»
«Уж мы домыслим до беды!»
«Пишите в этом смысле, ваше
Превосходительство!» - «Смотри!
Довольно с нас наличной каши;
Другой ещё не завари!» -
«Ведь ты уж прозван либералом» …
«Ce qui n’est pas flatteur du tout». 
«Заставь замолкнуть клевету,
Коль служишь истинным началам!» - «
Ведь корень зла сидит ещё.
Ты корень вытрави чем-либо!» -
«Получишь русское спасибо».
«И более: через плечо!»
Сказавший это – удалился
За ним, без слов, другие вслед
Прошли. И никого уж нет.
На этот раз хоть бес и злился,
Но больше был он изумлён
«Что уж это ты?» - воскликнул он.
«Зачем не встал? Не поклонился?
Невежа!.. Революционер!..
К нему пришли какие гости,
С каким величием манер,
И на каком все важном посте …
А он меж тем … Ах, нигилист!..
Социалист!.. Пропагандист!..»
 
            IX
 
А всё ж на деле – тот же самый
Бесплодный результат опять.
Но демон, в гордости упрямой, 
Ещё не хочет отступать.
«Меня усталость одолела …
Мне лишь немножко бы вздохнуть, - 
А там опять примусь за дело …
Авось пройму же чем-нибудь!»
И в кресло со спинкой откидною
 Он опустился тяжело.
Он сжал холодную рукою
Своё горячее чело;
И приутих, лишь трудно дышит …
Настала тишина пока.
И только слышно, как слегка
Скрипит перо. Хозяин пишет.
 
 
        Глава пятая
 
Продолжение и окончание борьбы
 
            I
 
«Ну, что ж?
Причина в ком из двух?
Вопрос решить необходимо.
Его ли уж очень стоек дух?
Моё ль оружье метит мимо?
Иль он ослеп для тех сторон,
К которым в жизни он пристрастней;
  Иль, как петух в известной басне,
В навозе жемчуг видит он?..»
Все в этом роде размышленьем 
Был занят демона досуг …
Но вот, как бы очнувшись вдруг, 
Он вскрикнул: «Вздор!.. Конец сомненьям!..
Вполне уверен я в себе!»
И быстро он воспрянул с кресел,
И твёрд, спокоен, даже весел,
Опять готовится к борьбе.
«Принадлежит он к толстокожим:
Скользит ирония по нём.
Пронять комедией не можем, -
Ну, так трагедией проймём!»
 
             II
 
И в ход пустил он новый опыт.
Уже в дверях толпа гостей.
Меж ними странный смех и шёпот.
Они то смотрят из дверей,
Хихикая; то, в гневе диком,
Грозят оттуда кулаком. 
Подвинутся вперёд и с криком
Бегут обратно. Но потом
Войти решились. Можно было,
На них взглянув, понять сейчас,
Что жизнь их разум сокрушила,
Что светоч мысли в них погас.
Умалишённых полон вскоре
Был патриота кабинет.
Один из них ему привет
Поднёс с весёлостью во взоре:
 
             1.
 
«Ах, как легко!..
Честь имею представиться! 
Так уж легка голова,
Будто успел от неё я избавиться …
Чувствую что-то едва.
 
«Прежде она у меня много весила,
Полная дум, словно гирь …
Ныне ж легка и торчит себе весело!..
Не голова, а – пузырь!
 
«Выбросив мысли, вопросы, сомненья,
Я ей велел: замолчи!
И атрофировал орган мышления,
Как бы сказали врачи.
 
«Ах, как приятно без этого органа, - 
Вы не поверите мне!..
Вот только то, что из книг понадёргано,
Чудится всё, как во сне …
 
«Скоро и этих следов не останется …
Так уж я этому рад!
Будет молчать да вот этак всё кланяться
Мысливший прежде снаряд.
 
«Тут-то явлю я пример человечеству,
Как ему следует жить;
Как предержащим властям и
Отечеству Верой и правдой служить!»
 
За ним другой стал говорить 
Таинственно и важно вместе:
 
               2. 
 
«Вот тебе благие вести:
Свет похерить удалось.
На его вакантном месте
Учреждается хаос.
 
«Но не прежний, беспредельный,
Хаотичный чересчур;
Этот новый будет дельный
И обдуманный сумбур.
 
«Горизонт один убудет;
Мир замкнётся с трёх сторон;
Пред востоком пусто будет, - 
Запад вовсе упразднён.
 
«Чтоб не сплошь и осторожней
Доходил к нам свет дневной,
Заведётся род таможни
Между небом и землёй.
 
«Глобус наш изменит форму,
Перегнув земную ось;
И от эдакой реформы
Всё придётся вкривь и вкось.
 
«Так как перед станет сзади,
Низ очутится вверху, - 
То и смысл, порядка ради,
Обернётся в чепуху.
 
«Прежних истин в новом мире
Не найдётся и следа;
Даже дважды два – четыре
В нём не выйдет никогда.
 
«Обрастать начнём мы шерстью;
И хоть сможем рот раскрыть,
Но уж этому отверстью
Не придётся говорить.
 
«Переменою крутою
Будут сбиты все с пути …
Только ты к такому строю
Приспособлен уж почти».
 
В то время третий сумасшедший,
Безмолвно плакавший в углу,
Как бы очнулся. Подошедши
Пугливой поступью к столу,
Он на хозяина украдкой,
Собравшись с духом, посмотрел
И вдруг смертельно побледнел
И задрожал как в лихорадке.
 
            3. 
 
«Вот он где! Вот где, братцы, хирург обретается!
Первый в мире хирург! Я не лгу.
В вивисекции он над людьми упражняется.
Он мне выемку сделал в мозгу.
 
«Все из черепа высшие вынул способности;
Говорит: они вредны в наш век!
Только память сберёг: пусть, мол, помнит в подробности,
Чем он был, когда был человек!
 
«Помню, братцы, судил обо всём так охотно я,
А вот нынче никак не могу!
Тогда был человек, а теперь стал животное, -
Всё от выемки этой в мозгу.
 
«Сколько мысль выжимать из себя я не пробую, - 
Только горькую выжму слезу;
Иль в угол забьюсь и с бессильною злобою
Мои бедные пальцы грызу.
 
«В пустоте, в темноте, - то тоска, то страдание …
Изобрёл же ты пытку, злодей!
Весь мне мозг окорнал и оставил сознание
Подлой немощи жизни моей!
 
«Долго ль будешь длить это злое мучительство,
На посмешище жизнь мне храня?
Ведь безвреден уж я … Ваше превосходительство,
Ради Бога, убейте меня!..»
 
До этих пор толпою скрытый,
Четвёртый выступил. Хоть он – 
В халате, с головою бритой, 
Но мрачный взор его умён.
 
            4.
 
«Я в полном разуме.
Но только раз я в сутки
Бываю в светлом промежутке.
И так как длится он всего минут лишь пять, -
Мне время некогда терять.
Я в книге жизни – опечатка.
В природе есть такой хозяйственный расчёт:
Она ненужного для жизни не даёт. 
И в силу этого порядка, 
К среде приноровясь, устроился весь свет.
Вдруг – исключение!
Мне даётся ум. Ну, кстати-ль?
Ведь познаваемого нет, - 
На кой же чёрт мне познаватель?
О чём посудишь? Что поймёшь?
Чем истина ясней, тем больше веры в ложь!
Источник мрака – свет!
Добро – виновник бедствий!
Явление – без причин!
Причины – без последствий!..
Ведь я – скажу без хвастовства –
Был умница. Без перерывов прежде
Работала вот эта голова.
Бывало: думаю, всё думаю – в надежде,
Что наш родимый быт осмыслю и пойму …
Нет, не советую здесь думать никому!
Гасите ум, коль есть!..
У нас быть умным – глупо!
Как не воротишь к жизни трупа, - 
Хоть сам будь жизни полн – так из мозгов идей
Не вызвать здесь, хоть сто умов имей!..
Ни дум своих таить не мог я, не страдая;
Ни уподобиться сознательно скоту …
И вот – в бездонную нырнул я пустоту,
Где дум уж нет, где только – ночь глухая.
Лишь изредка мне там мелькают огоньки, 
Как будто бы на миг заглянет солнце в щёлку …
Ах, промежутки-то как эти коротки!..
Я кончил. От меня не будет больше толку.
Уж началось … Пора предупреждать беду …
Где ж сторожа?.. Не то – ха! – ха! – задам я страху!...
Ай, плохо мне … Скорей! Льду! Льду! На темя льду!..
Вязать меня!.. Крутить!.. Наденьте мне рубаху!..»
 
Он убежал. На этот крик
Явился пятый: нервный, скорый,
С лицом начальника, который
Давно командовать привык.
На властолюбье, знать, помешан,
Он стал перед толпою, весь
Отличий знаками обвешал:
Стека, картона, фольги смесь.
 
             5. 
 
«Кто чужд в России счастью?
Кто смеет там кричать?..
Строптивость перед властью?..
Не сетовать! Молчать!
 
«(Пожалуй, этот случай
В толпе возбудит бунт) …
Зачем стоите кучей?
Построится во фрунт!
 
«(То хлеба просит чрево,
То мыслей – голова …)
Направо! Нет! Налево!
Дружнее – марш!.. Раз, два …
 
«Стой!.. (В моду входит право,
Всё разных прав хотят …)
Налево! Нет! Направо!
Бегом вперёд!.. Назад!
 
«(Я добр; но враг протеста,
Решителен и строг.) Стой! Нет!
Пора уж с места.
За мною!.. С нами Бог!..»
 
Толпа, не сетуя нимало, 
Его команду исполняла;
И все безумные за ним, 
С повиновением немым,
Теперь пошли, шагая в ногу,
И так исчезли понемногу. 
 
              III
 
Хозяин сделался уныл
Затем, что очень утомился;
А бес, меж тем, вообразил,
Что духом патриот смутился,
И новой сценой торопился
В нём доконать остаток сил.
 Вокруг стола восходят тени
Сквозь пол, как будто из гробниц,
В безмолвии могильной сени
Обрёвших мир самоубийц.
Они ушли от жизни рано;
Почти весь путь был впереди.
Их много с огнестрельной раной
В виске, во лбу или в груди.
И – жертвы добровольных пыток – 
Тут с петлею висельник стоял;
А там, из прочих, кто держал
У губ отравленный напиток;
Кто – нож, кто – бритву, кто – кинжал.
Средь них утопленниц не мало,
Русалок словно, собиралось;
И по плечам вода сбегала
У них с распущенных волос.
Один из юношей собранья
(Он всех моложе и красив)
Так начал, долгое молчанье
Гостей загробных прекратив:
 
«На свете нет краше, нет благостнее дара,
Как жизни торжественный дар.
Она и для тех, кто убоги и стары,
Полна обаятельных чар.
 
«Но мы наслаждаться уж ею не будем,
Хоть начали только её.
Покинули мы это милое людям
На милой земле бытиё.
 
«Когда наша юность впервые вкусила
Восторги и сладость любви, - 
В природе, казалось, нам всё говорило: 
Люби, наслаждайся, живи!
 
«Но думы, суровые думы нам вскоре
На сердце легли, - и с тех пор
Мы в жизни узрели страдания, горе,
Неволю, обман и позор.
 
«Тоски безысходной, гнетущей печали
Не вынесли, бедные, мы;
И в вечный покой так от жизни бежали,
Как узник бежит из тюрьмы».
 
Лишь водворилось вновь молчанье,
Бес, к теням обратясь, спросил:
«Но кто же вам существованье
В расцвете лет, надежд и сил
Так беспощадно отравил?»
Тогда на патриота руки
Направились со всех сторон,
И, с горечью воскресшей муки,
Все мертвецы вскричали: «Он!»
Тот в это время улыбнулся,
Свой труд почти уж одолев,
И в бесе злобы дух проснулся,
И так он выразил свой гнев:
«Чем объяснить улыбки эти?
Ведь сам Макбет, сам Ричард Третий …
Да что! Исконный враг людей,
Сам чёрт перед тобою – дети, 
О, нераскаянный злодей!»
 
            IV
 
Меж тем исчезли приведенья;
Они развеялись как дым.
Хозяину, на смену им,
Предстало новое явленье.
Вошли убогие. Крестясь,
Вся их толпа вздохнула громко:
«О, Господи!» Лохмотья, грязь
И нищих спутница: котомка
Да суковатая клюка –
Необычайно так всё это.
Таким гостям была пока
Дверь недоступна кабинета.
Всех обессилила нужда,
Обезобразил лютый голод.
Взор различал не без труда
В толпе больной: кто стар, кто молод.
Меж ними не было калек;
Но так черты их отупели,
Что в их обличье диком еле 
Был узнаваем человек.
К хозяину весь люд убогий,
Ковры марая, подошёл.
На них взглянул он через стол;
Ему все поклонились в ноги.
И вышел из толпы тогда
Старик, не видимый сначала.
Его седая борода
По пояс на груди лежала.
Согбенный стан; высокий рост;
Плешивый череп; нос с горбиной;
Густые брови; взгляд орлиный;
Угрюм и величаво-прост.
Хоть он в лаптях дырявых тоже
И тоже в рваном зипуне, - 
Но всё на прочих не похоже
Казалось в этом старине. 
Тем дал бы каждый сердобольный – 
Так вид их жалость возбуждал;
Ему бы, может быть, не дал,
Но поклонился бы невольно.
Как смотрит эта голова!
Какая чуется в ней сила!
Душа, как в юноше, жива,
И тела жизнь не износила.
И вот, с клюкой стоит здесь он.
Средь модных вычур кабинета,
Как патриарх, перенесён
Сюда из Ветхого Завета.
«Барин добрый,
Христа ради, нищим милостыньку дай!
Нам твоя копейка скажет: погоди, не умирай;
Коль уж голод краше смерти, - поживи, поголодай!
Разреши мне, барин умный, слово молвить пред тобой;
Правду-истину скажу я; не хочу кривить душой.
Может, здесь тебе не видно, - видно Богу с небеси,
Как живётся нашей братье, тяглым людям, на Руси.
Рассуди обиду нашу, нашу горькую беду:
Пашем, сеем, жнём и косим – а какую видим мзду?
В нас не зависть, али злоба, не хотим чужой мошны;
А сужу: коль нам трудиться, - помирать мы не должны.
Ты, чай, все читаешь в книжку да пером водить привык,
Так, пожалуй, не смекаешь: что такое есть мужик?
Про него уж в сказке древней говорится, что один 
Мог поднять земную тягу лишь Микула-селянин;
А другие, как ни бились, хоть князья-богатыри, - 
Мать-земля не подаётся, - не хочу, мол, хоть умри!
То-то много разговору: мужики, да мужики …
А заслуги их не малы и труды их не легки.
В нашем деле совесть надо, разум добрый – скажем так.
Коли всех нас голод сгубит, это, барин, не пустяк.
Загрустит земля-сиротка, плевелами порастёт
И без нас рожать не станет хлебца даже для господ.
И ещё я молвлю слово: мужичок хотя и сер,
А его не след бы … то есть … как скотинку, например.
Не равны мы с господами; руки точно что не те;
А душа во всех нас Божья; все мы – братья во Христе.
В землю просится на отдых кости старые мои;
Не себя стараюсь ради, - ради нищей всей семьи.
Будем сыты да обуты, - верь мне: правду говорю – 
Всем вам легче заживётся; будет весело царю.
И Господь за то, что людям нет неправедных обид,
Урожаем, миром, счастьем свой народ благословит.
Если что сказал нескладно, - не взыщи, не осерчай,
А покамест, Христа ради, нищим милостыньку дай!»
 
И до земли склонил он снова
Седую голову свою.
Но тот дописывал статью;
Лишь заключенье - и готова.
Крестьяне ждут; а он – ни слова.
Ещё пождали – ничего!
И не дождавшись от него
Ни подаяния, ни привета, - 
Вздохнув, пошли из кабинета.
 
                V
 
У беса воля уж слабей;
А всё есть место в нём надежде …
Ещё – явленье …
……………………………..
 
VI
 
И кончена статья, меж тем,
О нашей денежной валюте.
Вопрос уж выяснен совсем;
Разобран в частностях и в сути.
С патриотизмом сочетав
Финансов трудную науку,
Хозяин оказался прав.
Он выкинул такую штуку
(Тут роль сыграл и ясный слог):
Победоносно, без натяжки
Рутине доказать он мог,
Что лучше золота – бумажки.
Трактат написан мастерски;;
Но патриот не возгордился;
Он вверх взглянул через очки
И – набожно перекрестился.
Не видел демон никогда
Такой обиды и бесчестья!
Его трудов нет и следа;
А тут, меж тем, - успех труда,
Ещё с прибавкой благочестья.
И бес, не знающий стыда,
И переполнен злобной местью.
Отомстил … как школьник-гимназист:
Вдруг увидав упавший на пол
Ведомостей московских лист,
Он из него колпак состряпал
И на хозяина надел.
И что же?.. Тот его не скинул;
Оставил. Бес остолбенел
И в удивленье рот разинул.
Прочесть хозяин захотел
Последнюю в трактате фразу
И начал вслух: «Европа за …»
Но бес ему, схватившись сразу,
Колпак надвинул на глаза.
И что ж?.. Тот всё же продолжает
Впотьмах, по прежнему, читать;
И бес не мог не услыхать
Конца той фразы … «к нам питает» …
- «Лунатик! Да ещё какой!..»
Так бес теперь уж не с тоской,
А даже с радостью подумал;
И на него махнул рукой:
Иметь с ним дело не хочу мол.
Хозяин письменный свой стол
Привёл, меж тем, уже в порядок;
И, вставши: «Сон мой будет сладок!»
Сказал и в колпаке ушёл.
Хоть демон от попытки дальней
Уж отказался, но во след
За ним оставил кабинет,
И оба очутились в спальне.
Здесь патриот наперёд всего
Молиться стал усердно Богу;
Бес отвернулся от него);
Потом разделся понемногу, 
Задумчив и нетороплив;
Потом, колпак свой сохранив,
Залез в постель под одеяло,
Задул свечу, зевнул устало
И захрапел. Вновь ослеплён
Первоначальною ошибкой,
Бес молвил с дьявольской улыбкой:
«Ну, богатырский же твой сон!»
Затем обитель патриота
В безмолвный погрузилась мрак,
И бес её покинул …
Так
Пропала вся его работа.
 
 
     Глава шестая
 
       Заключение
 
           I
 
Бес перед тем, чтоб к Сатане
По службе с рапортом явиться,
Сам осуждал себя:
«Нет! Мне Борьба с мужчиной не годится.
То ль дело женщины! Они
Так нежны сердцем, как их лица.
Они противятся с умом.
Близ них не тратишь время праздно.
Они не дрыхнут мёртвым сном.
Натура – тоньше.
И притом Не долго ждать плода соблазна».
Бес сознавал, что виноват,
И искренняя его досада;
Но всё отсрочивал доклад,
Боясь насмешек без пощады.
Ведь Сатану не проведёшь!
И долго мялся он … А всё ж
Явиться по начальству надо.
 
            II
 
Явился. Принял Сатана.
Его приёмная полна
Чинов больших и мелких ада. -
«Ну, доноси!» Бес: так и так;
О всём донёс ему подробно.
И Сатана ему: «Дурак!»
С презреньем более, чем злобно.
«Во-первых, патриот не спал.
Покрыл же, брат, себя ты славой!
Как дурачок впросак попал;
А называешься: лукавый!
Смешнее зрелище на вид
Едва ли встретить приведётся;
Тот ночь работает – не спит;
А этот ждёт: когда проснётся.
За делом ты к нему залез!
Ведь согласись, что случай странен:
Сам различить не знает бес – 
Мертвецки спит ли россиянин,
Иль бодро двигает прогресс!..
А во-вторых, ты нос повесил
По глупости. Взамен того,
Повыше подыми его.
Будь счастлив, горд, доволен, весел!
Патриотическая блажь
Тебя в России с толку сбила.
Патриотизм!.. Ведь в том и сила,
Что патриот твой – наш!» - «Как наш?!»
Бес, услыхавши это слово, 
Воскликнул, к прению готов.
«Так; наш. Для гостя дорогого
В аду обитель уж готова».
«Чем дальше в лес, тем больше дров?
Я ничего не понимаю …»
«Твоя» - заметил Сатана – 
«Мне откровенность не нужна.
Я сам смышленость оценяю.
Ты слушай. Не за то ж в раю
Он поселится, торжествуя,
Что языком, всю жизнь свою,
Вращал Господне имя всуе.
И вспомни: как себя ты вёл?
Ты был не чёрт, но – добрый гений;
А в патриоте не нашёл
Ни сожалений, ни сомнений,
Ни колебаний, ни стыда,
Ни ослабления злой воли
И не малейшего следа –
Ну, хоть смущения бы, что ли.
Всё то ж молчанье; гордость та ж;
Упорство то же. И дурак же! –
Ты сам всё это видел … как же
Он после этого не наш?
Но не тебе он тем обязан.
Мы понимать должны равно
Добро и зло, нет спора; но – 
Ведь чёрт своим призваньем связан.
Уж начал слишком ты мудро
С добром кокетничая в шутку;
А кончил тем, на зло рассудку,
Что проповедовал добро.
Иные речи бы и слышал
Как знать!) глухой твой патриот;
И результат совсем не тот
По вероятности бы вышел.
Сперва бы ты польстил, солгав,
Что миру жизнь его полезна;
А там и мчи его стремглав
Вниз по теченью прямо в бездну.
Какая польза, что с трудом
Против течения ты плавал?
Вот и остался ни при чём,
Глупец! Ещё зовёшься: дьявол!»
 
Бес раскусил свою вину.
О патриоте в нём сомненья
Явились мрачные: «А ну,
Как вдруг изменит поведенье
И душу грешную спасёт
Противный этот патриот!»
Он мысль свою облёк иначе
И так сказал обиняком: 
«Я ниже был своей задачи,
И пред владыкой каюсь в том.
Зато я радуюсь сердечно,
Что патриоту моему
Вкусить придётся муки вечной;
И будет скоро он, конечно,
В кромешную низвержен тьму.
Таких, как он, в России – много.
Всех в ад! Туда им и дорога!
Но, между тем, теперь во мне
Возникло некое сомненье, 
Что патриоты в той стране
Изменят образ поведенья
И души грешные спасут.
Тогда не им, а нам – капут.
Владыка! Знать бы интересно:
Что ждёт Россию» - «Неизвестно!..»
………………………….
 
                III
 
Твоей предоставляю воле,
Читатель мой, судить о том,
Как в сказке: плохо ль, хорошо ли
С моим я справился стихом.
Моя единая забота,
Чтоб объяснить ты мог себе
Неуязвимость патриота
В ночной с ним демона борьбе.
Я повторяю слово в слово:
В нём до того душа чиста,
Что он не чуял духа злого.
В нём мысль Отчизной занята.
Он – патриот времён последних.
Российский любит он покой,
И в разных европейских бреднях – 
Печать, права, весь жизни строй – 
Не видит пользы никакой.
Судя, читатель, неумытно, 
Признай же, что не только он
Самостоятельно умён,
Но что и честен самобытно …