мифология

сказ начинается, стоит странице только перевернуться.
шумная толпа собирается, и гости садятся п; кругу.
старинная книга веет теплом, буквы складываются в идеологию,
ведь то, что для нас – история, для народа – мифология.

вот первый герой – лицедей,
носящий маски час от часу.
постоянно кривляясь, всю жизнь он играет в никому неизвестную оперу.
он – архетип проказника, хитрый, словом, тот еще трикстер. живет только злобой, дурными поступками и часто является триггером.

второй же герой сей истории тоже забавное чтиво. он следует всюду за трикстером хвостиком и говорит красиво. человек он обычный, что называется, самый простой homo sapiens. везде улыбается, комплиментами сыпет, чтоб каждый в ловушку попался.

актер приглашает каждого встречного в свой самодельный театр, где пьесы играет, на жизнь зарабатывает исключительно творческим взглядом. однако, известно, он искренне любит над зрителями потешаться. как только вступительный аккорд начинается – шоу грозится сорваться. он мечет по сцене, кричит в верещалку и объявляет пожар. но двери все заперты, никак им не выбраться из людского разгара.

и тут на сцену выходит второй – в очень галантном костюме. он говорит успокоиться всем в этом взвинченном шуме. не стоит прощаться и выход искать – вы все всё равно здесь умрете. не лучше ли просто паузу взять на пару секунд – отдохнете? жизнь коротка и похожа на театр, в этом сомнений ни капли. давайте же вместе возьмем по чернилам и дружно напишем на тряпках жизни признания и благодарности, как мимолетное ценим. и что даже если бессмысленно все, мы выбираем цели.

тут первый вмешался, окинул всех взглядом и весело сразу добавил: секунды последние на благодать – трата, подобная ядам. берите ножи, убивайте друг друга – стоит ли думать грехом? ведь если сгорим через пару секунд, плевать на конечный итог.

и вот люди поровну делятся, надвое: кому и как же удобней. одни топоры взяли в руки, вторые – водят пером по бумаге. трикстер смеется, sapiens радуется – каждый из монстров доволен. оба по-разному, оба по-своему шоу одно устроили. один – безобидный, второй – лицедей, но оба с серой моралью; они пробираются сквозь всех гостей, как раковое образование. постепенно изводят, доводят до крайности и в этом суть их болезни: как сущая опухоль, они разъедают людей поглощающей бездной.

взгляд поднимаю, смотрю на гостей – у каждого полуулыбка. каждый из них в глубине знает, какой для них выбор – ошибка. палец касается следующей строки, и лист почти что сдвигается, но тут хватают за р;ку меня,
и реальность почти преломляется.

книга трясется, сминая мне руки: за буквы остро цепляясь, актер выползает, смеется и скалится, криво мне ухмыляясь. падает книга – я в сторону ст;ны ретируюсь и быстро вжимаюсь. актер вырастает до моего уровня, от книги не отличаясь. взгляд его – острый, ленивый и меткий, он смотрит спокойно и ровно. рука у стены ввязается в мессиво и становится больно. стена отражается и на поверхности вдруг появляется зеркало – трикстер пинает, и я зацепляюсь за раму, обитую деревом. тонкий сапог наступает на руку и книжный герой побеждает – падаю в яму, изнанку стены, погружаясь вглубь зазеркалья.

на потолок приземляются ноги, и я хватаюсь за стены. в пустой голове стучит, отбивая: «он трикстер, он джокер, он вирус». на правой стене – по сторону эту – стекло от зеркала видно; и, прислоняясь, я долго смотрю на зеркальное сито. по сторону мира, актер, взявший книгу, сказ кому-то читает: про человека, упавшего в зеркало, и как тот громко стенает.

и он повествует о зале людей, о собрании черной одежды. внимательно слушают, качают тенями и пишут довольно небрежно. читает про то, как персонаж в театре лже-пожары устраивал. и как он потом, признаваясь в содеянном, долго и громко смеялся. и как он во славу себе самому залы людей собирал; усаживал в круг ореолы людей и сказы им зачитал.

мутнеет в глазах, рука через сито зеркал проходить не хочет. голова падает, веки смыкаются – ставится тут  многоточие. когда раскрываю их снова – трясучка моя проходит. дрожь утихает, все разъясняется, за шиворот пот уходит. страница последняя переворачивается, и я тяжело вздыхаю. книга закрыта, история кончена. все это только привиделось.

тяжелый удар тишину разрывает, и я достаю брегет.
я оборачиваюсь, чтобы понять,
что в комнате никого нет.
моими устами говорит персонаж – или же я, лишь его?
и кто же из нас устроил пожар, а кто провалился в зеркало?
руку вытягиваю я неспеша – на белой коже красиво свет преломляется, с тенями смешавшись.

я – раковая опухоль мира.