Нет зверя, злее мухи и бабы-вековухи

Начётчица, весталка, фантазёрка,
Кусающая утром простыню,
Налью тебе стиха, пожалуй, с горкой,
Пока ты выступаешь в стиле «ню».

Моя ли жизнь тебе благим примером,
От зависти не можешь ты признать,
Что каждому свою даруют меру:
Одним плевки, другим же – благодать.

Что вижу я в окне? Весна, цветенье…
Поёт в саду поутру соловей,
Елеем льётся в сердце это пенье,
И нет причин по Родине моей

Скучать, когда от жизни на чужбине
Я не терплю ни зла, ни неудобств.
Да, мне не восемнадцать, но доныне
Не лаю на врагов своих, как мопс,

Не проклинаю тех, кто отнял право
Жить на земле, где предки спят в гробах,
Ведь я всегда, поверь мне, мыслю здраво, -
Лишь твари копят яд в своих зобах.

Мне было страшно всё менять когда-то,
Но вот прошло неспешных десять лет,
И я живу счастливо, и богата
Всем тем, чего у баб в помине нет,

Сгорающих в костре подспудной злобы:
Муж любит и скучать мне не даёт.
Я - горький кус для бешеной утробы,
Но, как голодный пёс, ты смотришь в рот

И ждёшь, когда я уроню хоть крошку.
Что ж, мне не жаль, смотри, не подавись.
Ведь нищих жалко мне не понарошку,
А бабе-дуре бесполезно «брысь»

Кричать, - она от пыла, как от жара,
Дымится изнутри, не слыша слов…
Ты стала воплощением кошмара,
А камикадзе нет средь мужиков.

Мечты твои не воплотить нахрапом,
Причёской жертву на крючок не взять.
Таким, как ты, весталкам сиволапым
Всего делов-то - ждать и догонять,

Иль прилепиться к заднице поэта,
И недостатки внешности клеймить.
А мне открыты нынче части света,
И так смешна безумной бабы прыть,

Что посвящает время без остатка
Выдавливанью из себя стишат
Больных и пошлых. И летит обратка, -
Ведь все сатирой праведной грешат!