френдзона комфорта

человек-пароль от всех устройств и аккаунтов, у человека полуредкое имя - ну, не Саша и не Серёжа, но и не Даздраперм; а ты уже трижды делала вид, что влюблялась в его тёзок. им традиционно двадцать плюс-минус, и они традиционно хорошие-светлые не твои; или - твои, но скучные унылые мудаки. ты заняла им всем денег, побывала с каждым в клубе, из-за каждого пострадала - похмельное утро, пару полувозбужденных дней, по одному тоска затянулась аж на неделю - потому что занял больше всего денег, - подсказывает еврейская душа, - нет, потому что пропал после обещания не пропадать и дарить тепло дальше.

тепло остыло.

тоска тоже куда-то испарилась, оставив всего лишь горьковатый привкус на губах какого-то саморазочарования: ты что, думала, что можешь его заинтересовать? реально заинтересовать? да ну что ты, дурочка. чтоб он - такой полноценный, такой приятно пахнущий, такой двадцатилетний - и ты, без комментариев. ну дурочка, она дурочка и есть.

страдания длились неделю.
а по человеку-паролю ты страдала два года.

два года слёз - из них вполне могло бы получиться озеро в Озерках (важная художественная деталь!), два года кружишь в снег, дожди и холод по Василеостровской, прячешься под навесом «Эрарты» в мокрой одежде и пишешь сочинения - шутишь, что либо за деньги, либо по любви, но денег он тебе не платит.

крутишься перед зеркалом, примеряя его фамилию, а она не налезает - тебе прочат большое будущее, а писатели с такой фамилией уже есть. они супруги, и их имена прозаичнее ваших.

перед зеркалом ты крутишься не просто так - вы видитесь редко и даже не очень метко, и надо быть красивой, хотя он не оценит: но ты всё равно слишком интенсивно чистишь зубы, не куришь почти сутки, укладываешь волосы и рисуешь стрелки. стрелками можно убить, но ты мягкая и безобидная, и главный в тебе плюс - это любовь к нему. к человеку-паролю.

со временем становится спокойно: это такое привычное состояние, когда ты его любишь, а он тебя - нет.

думаешь, что любишь.

ты шутишь про френдзону, про то, что по габаритам не проходишь в дверь из неё.

а в глубине души не хочешь из неё выходить, потому что тут мило, приятно, тепло, настоящая френдзона комфорта, и все ваши друзья в курсе - и ждут, когда вы уже переспите по его сильному опьянению и твоему сильному желанию.

и ты уже придумала себе двухметровых будущих детей, свои будущие борщи, его будущие грязные носки, и квартиру в районе Купчино? не определились с адресом, лучше бы, конечно, на Васильевском острове.

ты не хочешь большого будущего, ты хочешь его фамилию - в паспорте, а не на обложке книги, не видишь себя нигде, кроме вашей будущей кухни и кровати, и, представляя себя в засаленном халате приносящей ему растоптанные тапки, чувствуешь счастье.

чувствуешь счастье.
ты два года чувствуешь счастье.
он обнимает тебя - по-дружески, на прощание, и ты чувствуешь, как чуть не сломала нос ему об грудь, и мягкую ткань его куртки.

так и должны выглядеть объятия с любимым человеком?

два года. я повторяю - два года!

нельзя сказать, что ты затворница, нет, вроде пишешь и даже выступаешь со стихами, вроде постоянно с кем-то общаешься и вписываешься во всевозможные мероприятия, но люди по-прежнему делятся на человека-пароля, его тёзок и всех остальных. Все остальные как-то не впечатляют - ты их просто не замечаешь, смотря поверх их голов: оттого, что постоянно смотрела на него, снизу очень сильно вверх, шею, видимо, замкнуло, и никак не разомкнёт.

не размыкало... один раз ты всё-таки посмотрела вниз.

один твой знакомый, имя которого было нередким - ну, не Серёжа, конечно, но всё же - и на которого ты не делала никаких ставок при первом знакомстве, да и при втором и третьем, вдруг обнял тебя посередине Невского - вы вроде расходились в разные стороны в тот момент, и ты почувствовала удар током. Кажется, вздрогнула, а перед глазами долго стояли цветные пятна, и ты вспыхнула не только лицом под тональником, но и всем телом под пуховиком. сама не поняла, что произошло - но домой приехала со странной улыбкой на лице, и кажется - ничего не соображающая, села писать сочинение для человека-пароля. а он получил три, он часто получал три за твои сочинения, но ты всегда чувствовала вину, а тут - улыбалась. на второй день ты тоже улыбалась как идиотка.

потом удивлялась - ну у тебя же фетиш на высоких парней, а тут...

а тут ты запомнить не можешь, какого он роста. зато сразу запоминаешь, что у него шершавые щёки, большие тёплые ладони и губа верхняя прикольно изогнута - как сердечко. ещё он любит искусство, а ты в искусстве разбираешься на уровне поисков «Последнего дня Помпеи» в отделе итальянского искусства Эрмитажа. хочется тянуться, но пока ты просто расплываешься лужицей и неосознанно живёшь от выходных до выходных: у вас выработался почти график встреч, между которыми вы не переписываетесь, потому что ну вот так вот.

хочется тянуться к прекрасному, уже невысокому, но тянет к нему настолько, что когда он говорит - даже что-то очень интересное - ты никак не можешь сосредоточиться, а просто плывёшь. в Озерках плавать нельзя, можно чем-то отравиться или утонуть, потому что грязно и глубоко - говорили тебе много-много раз, но сейчас ты уже про это забыла.

и когда он снова тебя обнимает - тебе хочется, чтоб это длилось вечно.

но ты, странно улыбаясь и чувствуя себя более чем пьяной, хотя пила только чай, возвращаешься домой.

а там - то, чего ты постоянно с трепетом ждала все эти два года «привет, поможешь с сочинением?».

и ты сидишь, анализируя очередное «Горе от ума», в котором Чацкий теряет фамилию.

Чацкий теряет фамилию, а твой анализ - смысл.

человек-пароль завтра получит тройку. и где твоё чувство вины?

вы даже договариваетесь погулять, а ты почему-то куришь прямо перед встречей, чистишь зубы только утром, надеваешь джинсы и большой свитер - холодно же, и опаздываешь на пятнадцать минут, потому что долго не можешь выйти из дома.

много говорите, болтаете о фигне - кто там из ваших одноклассников - бывших ли, нынешних что сдаёт, с кем встречается, и как ты будешь выступать со стихами в феврале. а он бормочет «надо будет сходить», и ты вдруг пожимаешь плечами, отвечая ему вроде «буду рада». закрываешь глаза - в ожидании трепета, биения сердца и тепла, разливающегося по телу.

но тепло исходит только от твоего шерстяного свитера.

а когда он обнимает тебя - по-дружески на прощание, ты чувствуешь, что у него мягкая куртка и единственное смущение испытываешь оттого, что немного задыхаешься.

он выходит на Василеостровской, а ты проезжаешь всю зелёную ветку почему-то в слезах - как это так?

почему ты ничего не почувствовала?

то есть нет, ты почувствовала, когда вы болтали - тебе было весело и классно, как будто вы друзья.

а вы ведь и есть друзья, правда же, правда?

ты никогда не называла его мысленно другом. только вслух, а внутри всегда билось: «любимый человек! мой любимый».

а теперь тебе весело, здорово и по щекам текут слёзы.

врывается неуместное сопоставление: ты снова начинаешь думать о шершавых щеках и верхней губе, изогнутой сердечком.

тебе горячо и почему-то больно. потому что ты не проезжаешь всю зелёную ветку, а на Гостинке переходишь на синюю, и застаёшь себя в тот момент, когда долго-долго всматриваешься в поезда, уходящие на Парнас.

слёзы катятся и катятся, и ты понимаешь, что два года улетели в трубу и ничего уже не будет.

но ты же так мечтала выйти из френдзоны?

из френдзоны комфорта.