смотрю в окно небесного чертога

Считая прошлой жизни виражи,
смотрю в окно небесного чертога –
в нём бесконечные владенья Бога,
где открывается неведомая жизнь.

Но вот ещё вираж из виражей,
его увидев, дрогну от испуга –
И в радиус назначенного круга
Не вписываюсь, как не ворожи.

Что дальше? – пустота и мрак?
Та пустота, что смертных ужасает –
бездонная, как ей и подобает,
и не заполнить пустоту никак.

Но ждёт ещё спасения Ковчег,
спасёт ли он мятущуюся душу –
меня, кто замки возводил и рушил –
безумный от рожденья человек!

Безумно рушив замки из песка,
я попадался в собственные сети,
но сети рвал сирокко – знойный ветер,
и уходила смута и тоска.

Сирокко гнал, вздымая к небесам,
откуда ветхий мир почти не виден
В своём привычно-первобытном виде,
где предки жили по глухим лесам.

От их потомков был и я зачат –
и появился отрок златокудрый:         
весь мир в меня вошёл в то утро       
и я вошёл в него, от страха закричав.

Но промелькнул ярчайший луч добра,
который осветил скупое детство,
В его луче я мог всегда согреться;
какая чудная тогда была пора!
 
Я жил как будто в неземном саду,
наполненном земными чудесами,
где чудеса творились словно сами:
как говорится – просто на ходу.

Но повзрослев, убавилось чудес,
сказать точнее – их почти не стало,
но мне и этой малости хватало,
их до поры хранили ангелы небес.

Простые числились за мной труды.
За всё не мог я ими расплатиться,
но верил, что пустыня возродится
и снова станет садом у воды.

Которую захочется испить,
оставив всё в ушедшей круговерти.
и чашу жизни пить до самой смерти,
и непрестанно Господу служить.   

И не устанет свет Его светить
даже в ночи, когда порой не спится, 
и мы подобно ангелам и птицам         
начнём летать и Божий мир любить. 
.