Обитель лжи. Город Падших Ангелов

Прислушайтесь. Слышите эти скрипки? Видите голубков, роняющих лепестки роз? Именно настолько сильна любовь, волнами исходящая из нашего дома. Свен и Томас вернули свою сахарную, пушистую, вне всяких сомнений, настоящую любовь. Нет никаких сомнений в том, что заполняющая любые пустоты привязанность моего брата вернула Томаса в его состояние по умолчанию, переполнив его милосердием, и виной, и жертвенностью. Настоящая любовь решает проблему, и доброта празднует победу.

Поздравляю с отлично проделанной работой, Дитрих. Ты лучший (не говоря уж о том, что самый склонный к мазохизму) сводник в мире. Я уже думаю о том, чтобы в свободное время подрабатывать инструктором по персональному росту – настолько я хорош. Надеюсь.

Иду к дому по подъездной дорожке. Наверное, стоило отсутствовать подольше; прошёл всего месяц. Выяснив, в чём состоит проблема Томаса и сделав так, чтобы он увидел, что Свен, как и обычно, является решением, я напрямую ринулся к машине. Даже не зашёл домой, ничего не взял с собой. Просто уехал. Потому что там, в лесах, всё стало так ясно. Свен был прав. Томас сделал свой выбор – даже несмотря на то, что он не стал придерживаться его, выбор был сделан – и моё присутствие только всё испортило. Может, именно я виноват в том, что он стал пустой, сломленной оболочкой самого себя.

Я должен дать ему – шанс на счастье. Я тот парень, который учит его устраивать засаду на мотоциклистов; он тот парень, который учит его рисовать красками ветра – ну, всё подобное дерьмо. Его выбор всегда был и ежу понятен.

Так что единственный раз в жизни я поступил правильно. Дал им время разобраться, найти новый ритм и новый способ быть вместе, позволил выяснить, как они будут справляться с его проблемами с питанием, и его проблемами с виной, и со всеми прочими многочисленными проблемами. Оставался вдали как можно дольше, но мне нужно было вернуться. Всего лишь чтобы забрать кое-что – пару книг, пару памятных вещичек, убийственную бутылку Macallan двадцать шестого года из подвала.

Да, это, конечно, чушь. Мне нужно было увидеть его, ясно? Нужно было вернуться, чтобы убедиться, что всё сработало, чтобы убедиться: пустота внутри него заполнена. Это должно было произойти. Знаю это.

Они, наверное, нежатся сейчас на диване, ведут долгие, вдумчивые дискуссии об этической стороне охоты на кроликов/оленей и о том, как это отражается на их душах. Или в миллионный раз смотрят Огни ночной пятницы. В любом случае, он повернётся ко мне, и улыбнётся, и скажет беззвучно «спасибо», когда Свен этого не будет видеть. А я кивну и, захватив вещи, что мне дороги, снова уеду. На этот раз безвозвратно.

Собравшись с духом, я отрываю дверь.

Весь свет выключен; даже камин холоден и тёмен. Они, наверное, у него. Что ж, это отвечает на мой вопрос. Мир вернулся на свою орбиту, потому что Свен и Томас снова нашли свою вечную любовь. Идеально. Заеду к ним по пути из города, может, кину взгляд на счастливую парочку через окно. Так будет проще. Для всех, но в основном для меня.

Звук шагов отражается от стен, и я иду прямиком к шкафчику с алкоголем. Он пыльный; Свен та ещё свинья. Без меня этот дом развалится. Зак, по крайней мере, знал, как пользоваться чистящими средствами. Налив себе на два пальца Knob Creek в высокий стакан, я...

- Ты вернулся.

...я почти роняю его. Только сверхъестественные рефлексы и полная уверенность в том, что этот напиток мне вскоре понадобится, не позволяют мне расплескать бурбон по всей гостиной. Он до смерти напугал меня. Только ему об этом знать не обязательно.

Мельком смотрю на него: в основном вижу спину. Он сидит на диване, закинув ноги на журнальный столик. Сбоку лежит смятый пакет с кровью вместе с учебником по биологии и стопкой журналов, которые обещают научить вас сводить мужчину с ума одним языком и зубной нитью. Волосы его – прямые. Слава Богу.

С трудом удерживаю себя от того, чтобы подбежать к нему, обхватить лицо ладонями и смотреть, и искать, пока не пойму: он не пуст. Но всё будет не так. Только не тогда, когда у них со Свеном всё на мази. Теперь я не имею права так вести себя с ним. А на самом деле, никогда не имел. И, если быть честным, я пока не готов к нашей встрече лицом к лицу, потому что единственное, что может быть хуже, чем увидеть, что он заполнил пустоту внутри него – это увидеть, что он этого не сделал.

Мне хана в любом случае, так что я спокоен. Хотя нет, забудьте, я холоден.

- Привет, - говорю я так, будто только что выбежал за пачкой сигарет, как будто ничего не произошло. Лениво иду к книжным полкам (надеюсь, что это выглядит как ленивая походка, а не трусливый побег). Есть целый список книг, которые я точно должен взять с собой, без которых жизнь не мила. Но сейчас не могу вспомнить ни одного названия. И вслепую выбираю какую-то книжку.

- Где ты был? Так запросто уехал, - говорит он. Я готовил себя к тому, что он снова кинет мне это «ты обещал, что никогда не оставишь меня», но он этого не делает. Потому что глубоко внутри мы оба знаем, что я «так запросто уехал» ради него.

- Прокатился до Калифорнии. Пляжи, клубы и юные мальчики. Все мы отлично провели время, - говорю я со своей лучшей ухмылкой. И это правда, я был в Калифорнии. Несколько раз. Мой маршрут в последний месяц был довольно прост: едь, пока не достигнешь океана. Разворачивайся и снова двигайся вперёд. И снова, и снова. Я потерял счёт тому, сколько раз пересёк страну.

Прислушиваюсь, но не могу уловить шагов Свена наверху. Странно. Ведь странно же? Сейчас поздно; если он здесь – должен быть и мой брат. Проглотив свой жидкий эквивалент храбрости, со стуком ставлю пустой стакан на полку.

- Где Свен? Экстренный поход за гелем для волос?

- Он где-то. Снаружи. Должен вернуться. Я пытался дозвониться до тебя, - говорит он. Голос Томаса звучит нормально. Думаю, что нормально. Странно, что он до сих пор не подошёл ко мне – у Томаса всегда была припасена для меня парочка объятий. Или, чёрт возьми, похлопывание по плечу. Хоть что-то. Он должен был сделать хоть что-то. Но, опять же, раньше я уже встретился бы с ним глазами или хотя бы посмотрел в его сторону – но я всё ещё не могу. Выбрав ещё одну случайную книгу, добавляю её к своей странной стопке.

- Я потерял телефон. – И – технически – это правда. Я всегда стараюсь говорить ему то, что хоть в каком-то аспекте является правдой. Я потерял свой телефон, когда закинул его в реку Джеймс. Он не переставал названивать. Снова и снова на протяжении часа после того, как я оставил его в лесу. И я знал, что если он позвонит ещё раз – я отвечу. И вернусь домой, и всё разрушу. Ему не нужен я. У него был он. Он должен был быть с ним, так где он, чёрт побери?

- О. – И тишина. Смотрю на книги, что держу в руках. Это энный том британской энциклопедии и книга Мормона. Мне нравятся мормонские миссионеры, в них нет ни кофеина, ни алкоголя. Они чисты. Чёрт, хотел бы я найти двух оголтелых последователей, одного для Томека, одного для себя и показать ему, каково это, когда кровь чиста...

Что, мать твою, с тобой не так, Дитрих? Этого не произойдёт. Не может произойти. Потому что ты уезжаешь. Как только сможешь взять себя в руки, развернуться, увидеть, как он смотрит на тебя, настоящий и полноценный, ты уйдёшь. И это произойдёт в любую минуту.

В любую.

- Грей? – Кожаный диван скрипит. Его голые ноги утопают в ворсе персидского ковра. Я же смотрю на полки. Какого хрена у Свена есть собрание сочинений Дэна Брауна? Его литературный вкус такой же хреновый, как...

- Мы со Свеном пытались. Хочу, чтобы ты знал. Ты думаешь, что я забыл, как это, но никто не смог бы приложить больше усилий, чтобы всё срослось, чем это сделали мы, - говорит он мягко, как будто боится, что я развернусь и откушу ему голову. Что мне хотелось бы сделать, как только ощущение удара прямо в солнечное сплетение пропадёт.

Не так всё должно было пройти. Ему должно было стать лучше; всё должно было стать нормально; он должен был быть с ним. Но ничего не получилось.

Я найду его и прикончу. У Свена была одна задача. Простейшая во всём грёбаном мире. Всё, что мой брат-идиот должен был делать – это любить его. Но он не справился.

Обложка энциклопедии сминается в моих ладонях. Засовываю обе книги обратно на полку. Всё ещё не смотрю на него, потому что теперь я знаю, что он ждёт меня, ждёт эту разрывающую на части, сжимающую тебя неправильность. Но я не сдамся, даже если он это уже сделал.

- Приложи больше усилий, - выдавливаю я сквозь крепко сжатые зубы. – Прошёл месяц, а у вас двоих есть целая вечность на то, чтобы во всём разобраться. Может, стоит уехать, сменить обстановку. В ваш домик у озера, или...

- Это не сработало. И никогда не сработает – с ним. Мы оба это знаем. – Свен должен был стать ответом. Если его любовь не смогла помочь ему, если эта любовь не смогла дать ему возможность помочь себе, значит, у меня не осталось больше вариантов. На этот раз нет никакого плана Б. Точно – нет.

А каким умником я себя мнил.

Протягиваю к нему руку, всё ещё слишком трусливый, чтобы развернуться и посмотреть на него.

- Дай свой телефон.

Он беспокоится: достаточно умён для этого.

- Зачем?

- Затем, что я собираюсь позвонить Свену и выяснить, где он. А потом схвачу его за растрёпанные волосы и притащу его задницу сюда. И в конце концов закрою вас в подвале, пока вы не разберётесь со всем этим дерьмом. – Боже. Без меня они вообще ничего не могут сделать?

- Ты не слушаешь меня. – Его голос дрожит, но это ничего не значит. Ничего, чёрт возьми. Он снова играет мной, запутывает мысли, чтобы я поступил так, как хочет он, чтобы позволил ему сдаться и умереть, принять, что только так он станет нормальным. Но мне плевать, чего он хочет; мне нужно, чтобы он вернулся. – Я люблю Свена, но не так, как нужно. Не знаю. Но...

Продолжаю обращаться к полкам, потому что на данный момент я буквально могу сойти со своего грёбаного ума.

- Грей, - говорит он. Кладёт руку мне на плечо, но я скидываю её. Сейчас не могу принять ни извинения, ни оправдания, ни прикосновения. Нужно просто всё исправить. Я всё исправлю. – Я знаю, что нам – что мне – нужно сделать. Есть одна вещь, которую я не пробовал. Но я уверен, что она сработает. – Он делает глубокий, судорожный вдох. – Знаю, что сработает. Ты мне веришь?

Вообще я не должен. В этом мире нет ни единой причины, из-за которой я мог бы хоть что-то доверить Томасу Дитхарту. Каждый созданный нами план он проваливает. Всё, к чему он прикасается, разрушается, включая и его самого. Мальчик просто ходячая катастрофа.

- Что тебе нужно?

- Для начала мне нужно, чтобы ты посмотрел на меня и перестал избегать меня, будто я прокажённый, - говорит он. Практически вижу, как он стоит, положив руки на бёдра, выпятив одну губу с надутым видом, которые он сам никогда не признает надутым. Что ж. По крайней мере, так он выглядел бы когда-то.

И если ты хочешь снова увидеть его таким, нужно для начала обернуться, слабак.

Собравшись с духом, готовлю себя к уничтожающей, поглощающей душу пустоте, которая точно встретит меня. И оборачиваюсь.

Прежде чем я могу что-то сделать или сказать, прежде чем могу его рассмотреть, он тянется ко мне обеими руками. Они дрожат. Боюсь, что он притянет меня к себе и поцелует (серьёзно? Я боюсь поцелуя? Его поцелуя? Чёрт возьми, да, именно так) и придётся снова провести лекцию на тему «Почему я не могу оттрахать тебя так, чтобы все чувства вернулись». Но он не целует меня.

До боли нежно его пальцы касаются моих щёк, скользят по губам. Это легчайшее прикосновение из всех, что вы можете себе представить, но оно зарождает целую бурю внутри. Я едва замечаю это. Всё, что я вижу – это свет в его глазах, который с каждой секундой становится всё ярче.

Это не мягкий, тёплый свет. Это приглушённое сияние, оттенённое глубочайшей грустью, усталостью и слабостью, которые никакому ребёнку – вообще никому – познать не должно быть суждено. Но в этом свете есть и решительность. Теплота и сила, огонь и сталь. И, возможно, где-то в глубине я вижу вспышки счастья.

- Томас? – спрашиваю я, но это он. Знаю, что это он.

- Я был прав. – Он улыбается. Сначала эта улыбка слаба, но вскоре она становится уверенной, становится его, становится только моей. – Как и ты.

Он прижимается ко мне, а я могу лишь неподвижно стоять на месте, словно солдат на службе. Он кладёт голову мне на плечо и тихо вздыхает. Так вздыхают, погрузившись в горячую ванну после тяжёлого, длинного дня. Так вздыхают, когда в пустыне получают возможность сделать глоток воды. Так вздыхают, вернувшись домой после путешествия длиною в тысячу лет и миллион миль.

Я не знаю... я же не... я не могу...

Грей. Заткнись. Просто обнимай его. Просто люби его.

Так я и поступаю.

Я должен знать, что есть на свете дом,
Где звук моих шагов не затихает,
Где в окнах свет горит, не затухает,
Где ждут меня и будут ждать потом.

Как ни слепа разлука, ни глупа,
Как не обманчивы мои дороги
Меня здесь встретят на пороге,
Погладят волосы и вытрут пот со лба.

Я вновь уйду, в раю или аду
Скитаться, чьи-то мили повторяя,
Но только в этом доме я найду
Всё, что ищу, и всё, что я теряю.