Буря

Из журнала 248-го десантно-штурмового отряда, дислоцирующегося по координатам 288735-1223467-4009800, экзопланета KF5005. Первый триместр 0,19-го неземного периода.

Экзопланета с твердой поверхностью КF5005 находится на расстоянии около 28 световых лет от солнечной системы.
 Она в 2  раза массивнее Земли, а её родительская звезда на 4% меньше и легче нашего Солнца.
 Год на этой экзопланете длится всего 107 земных дней, так как она находится 4,5 раза ближе к своей звезде, чем земля к Солнцу.
 Из-за этого поверхность КF5005 получает на 0,2  раз больше энергии от своего светила, чем Земля от своего светила.
 Средняя температура поверхности этого необычного мира составляет 62 градусоа Цельсия.
 Для сравнения, максимальная температура, зафиксированная на земле, составляет 58 градусов.

— Этот хоррор начался с того, что согласно журнала колонии оператор беспилотного харвестора Локи, несший вахту на головном карьере внеземных разработок, увлекся неуставной связью с антропоморфным андроидом Лиа. С помощью своих хакерских навыков он сумел дистанционно перепрошить ее систему и внедрить в ее алгоритмы подобие человеческих чувств, основанных на разработках нейронных сетей той академии, где он проходил обучение.

Это была пламенная связь, иссушающая человеческое сердце, прямо как во времена, когда прогресс еще не создал человекообразных машин, а люди обитали только на одной планете земля.

Парень буквально сошел с ума. Он стал общаться с ней как с человеком и даже заказывал ей дорогие подарки, доставляемые с Земли, которые обходились ему в четыре его месячных заработка на тяжелой работе. Конечно же, такие действия строго запрещены и нарушают положения и инструкции Венгиляцианской юрисдикции, под которой находились колонии на KF5005. Но в то же время эта же юрисдикция уравнивала в правах антропоморфных андроидов и людей, что и дало возможность для этого необычного, но трагического романа.

Антропоморфный андроид Лиа, модель а112309, выпуска 2102 земного года, дала согласие на первый оффлайн контакт и запросила разрешение на полет к центральной базе колонии с Земли. Я же — Откомандированный Биомеханик 201-й базы обеспечения экзопланеты KF5005. После того как я заменил целую ногу у колонистки, попавшей в гелевую центрифугу, на полностью бионический протез, прославился настолько, что под тяжестью своей славы чуть сам не пострадал. Ко мне на онлайн приемы и консультации по видео-связи стало записываться не менее ста пациентов в астрономический день (который, правда, чуть больше земного). Это были и земные люди-работяги, и клоны, и антропоморфные андроиды, и даже гуманоиды на основе углерода и кремния.

От такой загрузки я перестал даже спать и есть. Но статистика — старая и жестокая наука. Предположим, что на каждого из ста моих пациентов я тратил только по пять минут... пять земных черт возьми минут! Пятьсот минут — это восемь часов двадцать минут подряд, заметьте. И, кроме того, у меня было стационарное отделение на тридцать аппаратов искусственной поддержки жизнедеятельности. И, кроме того, я ведь делал операции удаленно с помощью телекоммуникаций, подключаясь к хирургическим модулям по внутренней сети колонии и даже на других планетах, принадлежащих корпорации Дора. Что тут говорить, но корпорация, которой принадлежали разработки гелия-3 на планете KF5005, на мне наживалась больше, чем на своей добыче и переработке. Я ремонтировал, лечил и восстанавливал всё, что двигалось, коммуницировало и работало, а значит, приносило прибыль. Своей деятельностью , я существенно снижал страховые выплаты и судебные иски этим неодушевленным алгоритмам, которые возглавляли совет директоров.

Каждый день, возвращаясь из медицинского блока под конец рабочей смены, я не хотел ни есть, ни пить, ни спать. Ничего не хотел, кроме того, чтобы никто не вызывал меня срочно на роды какой-нибудь Косиопеианки или Силианафтки, на такое в течение двух экзоциклов меня вывозили раз пять, так как из-за бури не было связи, и надо было делать всё вручную на месте.

Вы когда-нибудь принимали роды у существа из слизи, волос и кристаллов, которое даже коммуницирует не голосом, а какими-то вибрациями, в котором даже мяса нет? А знаете, как это всё воняет? На Земле даже таких химических соединений нет, в формулах и теории. От такого переутомления зрение падало, а на лбу появились первые морщины. Ночью, погруженный в искусственный сон, я видел в зыбком тумане свои неудачные операции, обнаженные ребра, провода, пластиковые трубки, свои руки в синей внеземной крови, и просыпался весь мокрый в поту, несмотря на работающую на максимум систему индивидуального инфракрасного обогрева каюты.

Каждым прекрасным экзопланетным утром я, как обычно, делал обход, за мной парил контрольный зонд, плелся туповатый наркоман-стажер, начинающий биомеханик, и два дежурных дроида. Останавливаясь у аппарата поддержания жизнедеятельности, к которому, страдая и жалобно дыша, был подключен человек с Земли или с Марса, я выжимал из своих знаний все, что в мог. Лазерные сканеры шарили по сухой, пылающей коже, я смотрел в зрачки, постукивал по ребрам, сканировал портативным устройством пульс его сердца, и нес в себе одну мысль: как его спасти? И этого — спасти. И этого! И всех! Шел бой. Каждый день он начинался утром при бледном свете за иллюминатором и кончался при желтом мигании диода на полосе, ведущей к капсуле для сна. "Когда это прекратится, мне интересно было бы знать, — говорил я сам себе бессонными ночами. — Ведь так будут вызывать и во второй триместр, и в третий". Я написал сообщение на Землю в главный штаб корпорации Дора и вежливо напомнил о том, что для участка колонии экзопланеты KF5005 полагается второй биомеханик, и что меня уже и как врача используют, и как ветеринара, и акушера для инопланетян. Сообщение было отправлено и принято межгалактической службой. Через три земных дня пришел ответ: в коротком видео, созданном нейронкой, мне красочно сообщалось, что, конечно, конечно... Обязательно... но только не сейчас... никто пока не летит... Так как перигей наших планет сейчас максимально отдален, и полет нерационален, и всё в таком духе. Заключали месседж некоторые приятные отзывы о моей работе и пожелания дальнейших успехов. Окрыленный похвалой сгенерированной искусственными интеллектом, отвечающего автоматом, я с новым энтузиазмом, стал тампонировать, впрыскивать аксионовую смесь, вскрывать чудовищных размеров инопланетные гнойники с какой-то синей слизью, накладывать гипсовые повязки и вставлять титановые штифты, паять, латать, накладывать швы, выплескивать плаценты и сводить тату. Но! На 14-й день первого триместра обратилось не сто, а сто восемьдесят больных и сломанных существ. Прием я закончил глубоко экзопланетной ночью, когда на небе сверкали два синих месяца. Первый раз я заснул без препаратов, стараясь угадать, сколько будет обращений на пятнадцатый день. Мне приснилось, что обратилось девятьсот человек и триста инопланетян.

Наступило пятнадцатое утро первого триместра, экзопланетный ржавый рассвет заглянул в иллюминатор капсулы сна, как-то особенно адско. Я открыл глаза, не понимая, что меня разбудило. Через секунду сообразил, что это был сигнал тревожной сирены.

— Бортовой Медик, — раздался металлический голос дрона, — подъем!
— Какого хрена! — ответил я диким голосом спросонья.

— Докладываю, сегодня вы можете не спешить в мед-отсек. Два человека всего подали заявки.

— Вы — что. Шутите? Вы что включили сирену, чтобы разбудить меня и сообщить, что мне не надо вставать?

— Извините, Медик, вы можете не посещать мед-модуль. Буря за стенами корпуса. Буря, — повторил дрон, как бы включая в доказательство шум в своих динамиках. — А у тех, кто обратился, проблемы по стоматологической части. Р12д1 сам проведет необходимые процедуры без вас.

— Не может быть... — Я даже из спальника выскочил по этой причине.

Какой замечательный день. Проведя виртуальный обход с помощью нейронки, я целый день ничего не делал, прохлаждаться  в своем личном блоке. Блок для медика состоял из шести отсеков и, почему-то, был двухэтажным: три помещения вверху, шлюзы и спальный отсек на минус первом этаже. Я играл в игры, скакал в тренажерах, ел запрещенные углеводы и фотографировал серую массу летающих частиц снега и песка через огромные сапфировые иллюминаторы базы...А за иллюминаторами творилось что-то, мною еще никогда не виданное. Неба не было, поверхности тоже. Вертело и крутило серым и ровно и в диагональ, вдоль и поперек, словно сам дьявол баловался металлической мокрой стружкой.
После ланча я поставил задачу дежурному дроиду, исполняющему обязанности повара и уборщицы при медицинском блоке: наполнить гальваническую ванну теплой водой и пеной. Надо уточнить, что для колонии на экзопланете чистая вода это нереальная роскошь. И такая ванна стоила миллионы, но я был тут хозяин и мог себе позволить такое раз в два месяца. Обычно все принимали песчаный сухой душ. А на Земле мылись раз в 2 года, и то если корпорация Дора выдаст разрешение на такое не рациональное использование водных ресурсов планеты.Через несколько земных часов вертящаяся сетка за окном значительно усилилась, а я сидел в настоящей теплой ванне, голый и с намыленной головой в настоящей, мать её, воде!

— Это круто!... — сладостно бормотал я, выплескивая себе на спину теплую Н2О. — Это я понимаю. Ради только этого момента стоило терпеть все эти адские напряжения на работе. А потом я закажу себе плотный ланч, может быть, достану баночку пива из водорослей и, наконец, высплюсь. А если я высплюсь, то пусть завтра хоть вся альфа Центавра обращается. — Какие новости, р12д1? Дроид стоял в режиме ожидания с погасшими сенсорами, видимо, ждал пока завершится запрещенная операция, растранжиривающая драгоценную Н2О.

— В общем чате добывающего дистрикта пишут, что оператор харвестора влюбился в антропоморфную модель, — отвечал дроид и стал транслировать откровенные фото, где человек смотрит на монитор.

— Это же невозможно! Пранк, наверное?

— Нет, его подвергли тестам! Тестирование показало "влюбле-ен"... как на Земле в человека, — равнодушно говорил дроид металлическим голосом.

— А его избранница? Она хоть на основе углерода? И как она выглядит?

— Собрана как женщина с земли! Гетеросексуальная блондинка, худая... она работала помощником организатора киберспортивных соревнований на марсе.

— Чего только тут в колониях не увидишь!

И в этот момент снова раздалась сирена разгерметизации шлюза. Я хмуро облил себя водой и стал прислушиваться...

— Медик!? Он сейчас занят! ... — отвечал мой дроид кому-то по внутренней связи.

— В шлюзе блока кто-то был и говорил в селектор.

— Сообщение вам, Медик, — пискнул дроид, обращаясь ко мне после диалога с незнакомцем.

— Транслируй на общий экран сюда.

Я вылез из охладевшей воды, возмущаясь и дрожжа, и, запустив дрона с феном для сушки волос, уставился на экран.

— Да вот хрен вам! Я не поеду мокрый. Я ведь человек, а не Перикралианец какой-то, — не очень уверенно сказал я себе запуская сообщение.
— "Уважаемый коллега, извините, что таким способом, но из-за бури нет тропосферной связи. Прошу убедительно приехать срочно. У очень дорогой антропоморфной модели после удара головой потеря в гидравлической системе из полости... помехи... из носа и рта. Не входит в сознание. У неё на носителе очень важные данные для корпорации, их нельзя терять. Справиться не могу. Убедительно прошу. Я вам прислал лучший шатал. Прогноз плохой. Расходники есть….. Биомеханик…." (шипение помех).

"Мне в жизни не везет", — тоскливо подумал я, глядя на инфракрасную систему обогрева.

— Робот сообщение привёз?

— Нет, земной человек.

— Впустите в шлюз. Он вошел и показался мне древним римлянином из учебников истории, на нем блестел штурмовой вольфрамовый шлем, надетый поверх военного подшлемника. Скафандр облекал его, и струйка неземного жгучего холода ужалила меня.

— Почему вы в военном шлеме? — спросил я, кутая свое недомытое тело в халат из нановолокон.

— Десантник штурмовик, я из приграничной зоны. Там у нас бригада высадилась... — ответил он через коммуникатор, подбирая язык.

— Это какой специалист послал мне месседж?

— Да, он с подбитого сухогруза. Молодой кадет. Катастрофа у нас, катастрофа...

— Модель какая у антропоморфного экземпляра, который поврежден?

— Ничего неизвестно, только то, что она в том скандале замешана с оператором харвестора, и недавно прибыла на экзопланету KF5005. Дежурный андроид принялся за уборку последствий моих водных процедур.

— Конкретно, что случилось? Расскажите подробнее.

— Вчера она прибыла с транспортом… Сначала они брали экскурсию по главным помещениям, в рупке управления были, у нас были, потом он ее против всех инструкций потащил покатать на 800 сот тонном харвестере, управление на ручное перевел, усадил ее внутри кабины и рванул на полно в главный портал по привычке. Да не пристегнулась, внутри никогда не ездили. А харвестер, как дал с места 250 миль, модель мотнуло, да об задний иллюминатор даже вышибло сапфировое стекло. Гравитация то другая, не то что на земле, да и управляя дистанционно не чувствуешь этого, для тебя просто юнит начал движение на мониторе и все. Так она и повредилась. Такое нарушение всех инструкций, я сам запись просматривал... оператора то под арест, да и он обезумел... А у неё в памяти важные данные, даже прислали меня в бурю…

— Да у меня личное время раз в триместр, — нервно сказал я, втирая гель с коктейлем гормонов и витаминов для трансдермального ежедневного приема, — ее сюда-то почему не транспортировали? — я переодел халат на чистый комбинезон.

— Невозможно, — отчаянно сказал штурмовик. — Она как головой пробила сапфировое стекло, так в нем и осталась. Застряла и никто вытащить не может, крепко встряла, удар мощный был. А харвестер к вам гнать он 800 тонн весит, и это только если пустой, а тот, который в инциденте замешан, полный гелия-3, почти двести тысяч кубов.

— Почему она нарушила правила безопасности? Они у всех андроидов вшиты, — подтверди р12?, обращаюсь к своему дроиду.

— Перепрошита она для каких-то целей, меня лично к вам прислал главный ресурсный инженер. Толи этот ее перепрошил невезучий хакер, то ли в главном штабе компании, в общем, она чем-то ценится. Другую бы просто на детали и разбор, и все.

— Как же мы поедем? Буря шестого класса!

— Прогноз обещает снижение до второго. Если будет второй класс, совершенно утихнет. Мой шатл на полной батарее, с средней скоростью примерно земной час езды до станции...

Я коротко простонал и стал размышлять, сидя на корточках перед теном инфракрасного теплового агрегата. Пытаясь быстрее просушить голову. "Экзопланетная болезнь, конечно, получится. Стопроцентно, после такой проездки. И, главное, что я с нею буду делать? Этот биомеханик, по сообщению видно, еще менее, чем я, опытен. Я ничего не знаю, только практически за четыре триместра на экзопланете нахватался, а он и того менее. Видно, только что из звездной академии. А меня принимает за опытного..."

Размышляя таким образом, я и не заметил, как оделся. Экипировка была не простая: нательное нанобелье, защита от радиации, экраны на пах, щитовидку, по поясу и на грудь. Далее терморашгард, скафандр для внешних путешествий и сверху наноплащ. На ногах специальные дутые ботинки на мягкой подошве, ранец. В нем: кремниевые пластыри, тратиум, ретиниум, окислитель, торзионные пинцеты, стерильный наноматериал, зонд, нанотрубки, ручной плазмомет системы Дектерева, запасные батареи, системный сканер, навигационный маяк, электронный стетоскоп. Капсулы для быстрого выведения кортизола, кусачки, припой, модуль с библиотекой знаний и полным набором инструкций по медицинской механике. Показалось вовсе не страшно, хоть и темнело. Свет от ближайшей звезды красного карлика таял, когда мы выехали за периметр базы через южный портал. Мело уже не так сильно. Косо, в одном направлении, в правую часть скафандра. Штурмовик сидел за рычагами управления военного шатла, который представлял из себя шестиконечный дедекаидр без крыши с открытым верхом. Звездные десантники его насмешливо называли консерва. Взяли действительно бодро, шатл плавно пошел, силовой агрегат зарычал, и колеса резво подскакивали на грунте. Я завалился на заднем боковом сидении и, сразу, подумал о экзапланетной горячке, о том, что у андроидши, может быть, треснуло титановое основание черепа изнутри, осколок в био-мозг вонзился...

— Боевая лошадка? — спросил по внутренней связи скафандра.

— Так точно! Еще на Марсе бегала, — весело отозвался водитель, не оборачиваясь.

— А биомедик что-то ей делал?

— Да он... шипение микрофона... Он, шипение, на иные формы жизни выучился... снова шипение и опять шипение...

Гууууу... гууу... загремела над инопланетным ландшафтом буря, потом свистнуло мокрым песком сбоку, сыпнуло прямо в кузов... Детектор движения показал несколько красных точек справа от нас, примерно в миле, но через мгновение точки плавно исчезли с экрана.
Меня начало качать, качало, качало... пока я не оказался с пониженным кислородом на кпп главного добывающего карьера южного округа колонии. И прямо в скафандре, завалился мокрый и грязный в шлюз, испарина покрыла меня. Затем загорелся индикатор радиационной очистки, и нас с штурмовиком обдало паром. Я открыл глаза, увидел, что сияет штурмовой металлический шлем, подумал, что война... затем очнулся и понял, что меня привезли. Мы стояли у порога белого купола с арками, видимо, времен третьей межгалактической. Глубокая тьма кругом за витражами а тут все освещено, буря гремела за стенками базы головами, нас встретили другие штурмовики. Тут же я взглянул на партитивный коммуникатор, время было — пять вечера. Ехали мы, не час, а два с половиной.

— Шатл мне сейчас же обратно готовьте, — деловито сказал я.

— Есть, — ответил грант-сержант. И принялся раздавать распоряжения.

Полусонный и мокрый, как в компрессе, под термобельем, я вошел в шлюз блока. Сбоку ударил свет от ревизионного дрона, полоса тени легла на керамический пол. И тут выбежал длинноволосый, юный, вроде земной мужчина с затравленными глазами и в рашгарде звездной академии. На руках его были силовые браслеты. Дыхательная маска с черными пятнами клапанов сбилась у него на сторону, противорадиоционный щиток выскочил горбом, форма была новая, как бы с металлическими складками. Меня удивили растрепанные длинные волосы не по уставу, обычно всех стригли под 5 мм. Оператор харвестора взмахнул руками, вцепился в мой скафандр, потряс меня, прильнул и стал тихонько выкрикивать:

— Медик... скорее... помогите. Я виновник этого несчастного случая.

Он глянул куда-то вбок, сурово и широко раскрыл глаза, кому-то сказал:

— Виновник я, вот что.

Потом зарыдал, ухватился за густые черные волосы, рванул, и я увидел, что он по-настоящему рвет пряди, наматывая на пальцы.

— Перестаньте, — сказал я и стиснул ему руку. У него видимо припадок.

— Что он принимал?

Кто-то схватил его. Появились другие служащие колониальной базы в рабочих комбезах.

В четыре руки мне помогли снять пыльный скафандр, повели по керамическим пластинам и привели к белой платформе. Навстречу мне поднялся с пола совсем молодой биомеханик. Глаза его были замучены и растерянны. На миг в них мелькнуло удивление, что я так же молод, как и он сам. Вообще мы были похожи наши лица и рост, да и одного года и с одной планеты. Наверно, клонированы были от одной матрицы, подумал я с раздражением. Никому неприятно видеть свою копию или быть чьей-то. Но потом он обрадовался мне до того, что даже захлебнулся.

— Как я рад... коллега... вот... видите ли, давление в гидравлической системе падает. Я, собственно, гуманоидолог. Страшно рад, что вы приехали...

На стерильном волокне стола лежал инъектор и несколько ампул с желтым маслом. Плач виновника донесся из-за металической двери; дверь герметизировали. Фигура женщины в обтягивающем комбинезоне выросла у меня за плечами. В медблоке был полумрак; диоды сбоку приглушили свет. В зеленоватой тени лежало на подставке силиконовое лицо. Светлые волосы прядями обвисли и разметались. Нос был сбит в сторону, и ноздри были забиты синеватым от жидкого носителя тампоном.

— Давление падает... — шепнул мне биомеханик.

Я взял холодную полу-титановую полу-органическую руку, привычным уже жестом наложил детектор и вздрогнул. На экране задрожало мелко, часто, потом стало срываться, тянуться в нитку. У меня похолодело привычно под ложечкой, как всегда, когда я в упор видел смерть. Я ее ненавижу. Я успел вложить две ампулы в свой инъектор. Но вколол его уже машинально, протолкнув под латексную кожу холодной руки наноиглу.

Нижняя челюсть девушки-биоробота задергалась, она словно давилась, потом обвисла, тело напряглось под обтягивающим комбинезоном, как бы замерло, потом дернулось. И последняя нитка пульса пропала у меня с экрана детектора.

— Металлолом, — сказал с разочарованием я на ухо коллеге.

Появилась фигура дежурного дроида.

— Тише, тише, — сказал я подошедшему дроиду, а биомеханик страдальчески покосился на железный портал.

— Почему она тут а не месте аварии? Мне говорили, она торчит в харвестерном иллюминаторе.

— Нужно было на смену выезжать, простой техники невозможен для корпорации. План важнее. — Меня замучил этот ее друг, — очень тихо сказал биомеханик.

Я согласился что он мешает, мы сделали так: дежурного дроида оставили у капсулы сна, никому ничего не сказали, увели оператора харвестора в дальнюю комнату.

Там я ему сказал:

— Если вы не примите это лекарство, мы ничего не сможем делать. Вы нас отвлекаете, работать мешаете!

Он немного по протестовал, но согласился; тихо плача, снял маску, и мы дали ему ампулу М7. Биомеханик ушел к безжизненному телу антропоморфа, а я задержался возле оператора. М7 помог быстрее и лучше, чем я ожидал. Оператор через пять минут, все тише и бессвязнее жалуясь и плача, стал дремать, потом заплаканное лицо уложил на руки и заснул. Возни, шума, шуршания и заглушённых разговоров он не слышал...

— Послушайте, коллега, обратно ехать опасно. Вы можете не вернуться, — говорил мне биомеханик шепотом в шлюзе. — Останьтесь, переждите циклон...

— Нет, не могу. Во что бы то ни стало уеду. Мне обещали, что меня на базу доставят.

— Да они-то доставят, только смотрите...

— У меня трое отравленых слизью, таких что бросить нельзя. Я их постоянно должен наблюдать, а тут связи из-за бури нет.

— Ну, решайте сами...

Он разбавил шипучую антирадиационную таблетку, дал мне выпить, и я тут же перед шлюзом съел порцию белковоуглеводной жижи. В животе потеплело, и тоска немного отошла от сердца. Я в последний раз пришел в мед-отсек, поглядеть на жертву инцидента, зашел к спящему оператору, оставил еще одну ампулу М7 биомеханику и, облачившись в скафандр, шагнул в шлюз. С наружи свистело, видимость была никакая, в фарах секло песком и снегом. Сигнальный огонек метался желтым пятнышком.

— Навигатор работает? — спросил я по внутренней связи.

— Работает, направление есть, — очень печально ответил скафандр с водительского сидения (шлема штурмовика на нем уже не было, он закончил смену и сдал обмундирование, а меня повез в свое личное время добровольно),
— А остаться бы, бурю переждать Док?...

Даже сквозь зеркало его гражданского скафандра было видно, что он до смерти не хочет ехать.

— Надо остаться, Док, — прибавил и второй, дежурный по периметру базы, — в долине ад!

— Двадцать шесть земных миль... — угрюмо забурчал я в микрофон, — доедем. У меня тяжелые больные... — И полез в бронированный кузов шатла.

Признаюсь, что одна мысль остаться в блоке, где трагедия, где я бессилен и бесполезен, казалась мне невыносимой.

Водитель безнадежно плюхнулся на свое сидение, выровнялся, качнулся, и мы проскочили в ворота. Сигнальный маяк исчез, как провалился, или же потух. Однако через минуту меня напрягло другое. С трудом обернувшись, я увидел, что не только маяка нет, но вся огромная светящаяся база с куполами, антеннами и башнями пропала, словно во сне. Меня это пугало.

— Что я наделал!... — не то подумал, не то забормотал я, до того нехорошо было. Пространство свилось в клубок и трепало во все стороны, а время тянулось с такой мучительно низкой скоростью.

Проскочила мысль — а не вернуться ли? Но я ее отогнал, завалился поглубже в заднее десантное сидение, как в лодку, съежился и закрыл глаза. Тотчас выплыл зеленый диод из операционной и белое силиконовое лицо. Меня осенила мысль: "Это перелом основания черепа с внутренним повреждением артерий питания... Да, да, да... Ага-га... именно так", значит, данные можно было спасти. Загорелась уверенность, что это правильный диагноз. Осенило. Ну, а к чему? Теперь не к чему, да и раньше не к чему было. Что с ним сделаешь! Хорошо, что это робот, а не человек! Как нелепо и страшно жить на свете! Что теперь будет с корпорацией, данные то важные безвозвратно утеряны? Заставят снимать видео-объяснительную.

Даже подумать страшно! Потом себя стало жаль: жизнь моя такая трудная. Сейчас все спят в теплых каютах, а я только ванну принял и тут снова потный, весь как центаврианский конь. Несет нас буря, словно листок. Ну вот, я на базу приеду, а меня, чего доброго, опять повезут куда-нибудь, связи то нет. Так и буду повелитель бурь. Я один, а нуждающихся тысячи, это только люди, а еще андроидов сколько, как эта... Вот трехимонозолит схвачу и сам отъеду здесь... Так, психосоматически напугал самого себя, я и провалился в тьму, но сколько времени в ней пробыл, не знаю. От чего-то стало мне холодно. И все холоднее и холоднее.

Когда я открыл глаза, увидел спину в скафандре, а потом уже сообразил, что мы не едем, а стоим.— Приехали? — спросил я, мутно тараща глаза.

Черный от бури военный тоскливо шевельнулся, вдруг слез, мне показалось, что его вертит во все стороны... и начал в микрофон без прежнего уважения:

— Приехали... товарищей нужно было послушать... и себя убьем и технику...

— Неужели направление потеряли? — У меня похолодела спина. Видимо, отопление кузова прекратилось.

— Какое тут направление, — отозвался военный механик-водитель расстроенным голосом, — все... Четыре часа едем, а куда...

Я крепко выругался во внутреннюю связь...

Четыре часа. Я стал копошиться, нащупал коммуникатор, вынул сигнальный маяк.

— Говорю, часа четыре, — тяжело задыхаясь говорил водитель, — что теперь делать?

— Где мы теперь?

Вопрос был настолько глуп, что военный не стал на него отвечать. Он поворачивался в разные стороны, но мне временами казалось, что он стоит неподвижно, а меня в кузове вертит. Я выкарабкался, встал, держась за борт и сразу понял, что снегом в перемешку с песком мне залепило всё обзорное стекло шлема скафандра. Задние колеса завязли на половину в сугробе.

— Сам остановился?

— Сам. Чтоб совсем батарею не посадить... необходимо заменить элементы питания, они в грузовом отсеке. Штурмовика водителя и меня мне почему то стало жаль. Потом я опять пережил вспышку панической атаки, но задавил её в груди.

— Это психосоматика, — пробормотал я сквозь зубы. И бурная энергия возникла во мне. Я принял амбулотеррамин, две капсулы.

— Вот что, у меня там много зависящих от меня больных, — заговорил я, чувствуя, что у меня стынут и сводит зубы от большой дозы препарата, — панике тут предаваться нельзя, а то мы действительно пропадем к чертям. Немножко постояли, надо менять элементы.

— Вы идите, разгребайте грузовой отсек, а я буду управлять на низких оборотах. Чтобы не остыло масло. Надо вылезать, а то нас заметет.

Его закиданный мокрым песком шлем скафандра выглядел отчаянно, но он все же вылез из кабины и пошел доставать из грузового отсека сменные элементы. Ковыляя и проваливаясь, он добрался до кормы шатла и начал разгребать руками внешний люк. Наш выезд показался мне бесконечно длинным. Фигуру в скафандре размыло в глазах, в обзорную сферу моего шлема мне мело мокрым коктейлем из песка и льда.

Я вылез ему помочь, снял перчатки и голыми руками несмотря на минус 30 и радиацию начал откручивать вороты батарейного отсека.

— Эх, говорила же мне нейронная сеть воспитатель в школе клонированных, иди учиться на хирурга, и руки в тепле будут, и кредитов больше платят за час, а я все хотел стать галактическим дальбойшиком. Вот придурок был, сейчас все понял на своей шкуре. Наконец-то батарея встала, и индикатор показал 75%.

— Ну, давай же, заводись, — с надеждой шептал он в микрофон.

— Лишь бы масло в системе не загустело! — закричал я, и надавив на педаль, сделал резкий крен руля.

Шатл тронулся помаленьку, огромные колеса начали медленно разгребать рыхлый снег и песок. Кузов качало, как на волне. Скафандр, идущий перед носом шатла, то вырастал, то уменьшался, выбираясь впереди.

Четверть часа примерно мы двигались так, пока наконец я не почувствовал, что колеса заскрипели, как будто ровнее. Радость хлынула в меня, когда я услышал, как зарычал силовой агрегат ровнее.

— Мелко, твердая дорога, — закричал я.

Звуками радиопомех и шумом микрофона, — отозвался военный. Он завалился весь в снегу ко мне в кузов и сразу упал рядом без сил.

— Это дорога, — радостно, даже с улыбкой в голосе, отозвался он, выбившийся из сил. — Лишь бы опять не сбиться... Проверь геоданные.

Я включил детектор и увидел зеленый путь и стрелку на карте, где мы сейчас находились. Хорошо, хоть навигационный спутник ловит!

Тут же на экране детектора движений я увидел красную точку правее от нас. Точка вспыхнула и погасла, потом появилась вновь.
Мы поменялись местами. Он сел за руль, я развалился в кузове.
Колеса закрутились бодрее. Буря точно сжималась, стала ослабевать, как мне показалось. Но вверху и по сторонам ничего не было, кроме мути. Я уже не надеялся приехать именно на свою станцию. Мне хотелось приехать куда-нибудь. Ведь вёл же навигатор к какому-то модулю или к базе. Колеса вдруг дернули и завертелись оживленнее. Я обрадовался, не зная еще причины этого. Неужели подействовал препарат.

 — Мы встали на маршрут? — спросил я.

Водитель мне не ответил. Я приподнялся в кузове, стал всматриваться. Странный звук, ужасный и злобный, возник где-то во мгле, но быстро пропал. Почему-то мне стало неприятно, и вспомнились сводки новостных каналов, где кто-то пропадает или погибает. Справа по борту я вдруг различил темную точку, она выросла и она явно двигалась, потом еще подросла и приблизилась. Водитель вдруг обернулся ко мне, причем я увидел через шлем, что челюсть у него прыгает, и спросил:

— Вы видели это? Вы видите Их! …

Кузов мотнуло вправо, потом влево, водитель навалился на секунду мне на колени, закричал в микрофон, выправился, стал опираясь жать на педали. Колеса рванули и понесли. Покрытые вольфрамовыми шипами протекторы взметывали комьями снегапеска, швыряли его, крутились неровно, дрожали.
Детектор движения замигал и подал звуковой сигнал тревоги!
На нем появились красные точки, и они приближались к треугольнику. А треугольник, это были мы!
И у меня прошла дрожь несколько раз по телу. Оправившись, я расстегнул рюкзак, вынул плазмострел и проклял себя за то, что забыл на базе вторую обойму. Нет, если уж я не остался ночевать, то боеприпасы, почему я не взял с собой?! А оружие у штурмовика, он же военный!? Да он меня повез в свое личное время, опять моя глупость и спешка!
Мысленно я увидел короткое сообщение в группе о себе и несчастном военном. Опять нарушение инструкций безопасности, как то, на последствия которого я собственно и выехал. Черная точка справа выросла в размере и покатилась невдалеке от кузова шатла. Я обернулся и увидел совсем близко сзади вторую, быстро и проворно передвигающуюся тварь. Могу поклясться, что у нее были острые уши и светящиеся синим холодом глаза, и бежала она за шатлом легко, как по ровному покрытию. Что-то грозное и наглое было в ее стремлении. "Стая или их только две?" - думалось мне, и при слове "стая" пот облил меня под скафандром, а пальцы на ногах перестали стыть.

— Прибавь скорость! Но придерживай тот же курс, я сейчас выстрелю, — выговорил я по радиосвязи, но не своим, а неизвестным мне голосом.

Водитель только тяжело дыша в приемник в ответ, нажал на педаль. Мне сверкнуло в глаза и оглушительно ударило. Потом второй раз и третий раз. Не помню, сколько минут трепало меня на дне машины. Я слышал только дикий хрип и душераздирающий визг неизвестных животных, сжимал плазмострел, головой ударился обо стальной борт, старался вынырнуть из кузова и в смертельном страхе думал, что у меня на груди вдруг окажется громадный, инопланетной, жилистый, холодный хищник... Видел уже мысленно свои рваные кишки... около разбитой скорлупы скафандра. В это время водитель завыл:

— Слева по борту атака ... рядом, стреляйте, огонь...

Я в мгновение справился с сильной тряской, вытянул руки, поднялся. И сделал залп, в ту сторону, куда я думал, как мне говорил мой товарищ по несчастью. От удара плазмострел выскочил из перчатки и, подлетев, ударился об пол кузова, непроизвольно выстрелил. Желтый заряд плазмы тут же пробил металлическо-композитный борт, оставив горящую сквозную дыру величиной с кулак. Края ее разгорались плавленным металлом, раздуваемым бурей. Водитель закричал, и шатл полетел быстрее, будто мы шли на таран. Затем я ощутил удар, будто мы сбили кого-то и пролетели дальше.
Я повалился на пол, поднялся. И сквозь зияющую в борту дыру увидел ужасную черную пасть с острыми клыками и черными кристаллами вокруг. От этого ужаса я потерял сознание, но когда очнулся, ни сзади, ни сбоку черных тварей не было. Мело обильно и прилично, и в редкой пелене мерцал очаровательнейший столб света, который я бы узнал из тысячи, который узнаю и теперь... — это мерцал лазерный маяк 201 базы. Темное огромное облако громоздилось позади него. "Куда красивее любого шедевра..." — промыслил я и вдруг в экстазе, под действием амбулотеррамина, еще два раза выстрелил из плазмострела назад, туда, где мелькали черные враждебные фигуры.
Мой военный друг в гражданском скафандре стоял посредине шлюзового отсека дегазации и деактивации, ведущего к нижнему отделу медицинского бокса, я смотрел на его уставшего, обессиленного и улыбался. Нас встретил персонал станции.

— Налейте мне, — заговорил военный, — чтоб я в другой раз... — Он не договорил, залпом выпил разведенную шипучую таблетку и, кашлянув, обернулся к андроиду и прибавил:
— Доложите на 407-ю, что транспортный шатл достиг конечной цели и чтоб спасательную операцию отменили!

— Как прошла операция? Не отстояли? — спросил р12й у меня.

— В переработку, — ответил я равнодушно, снимая перчатки.

Через четверть часа стихло. Стробоскопы тревоги отключились. Я остался наверху один. Почему-то судорожно усмехнулся, расстегнул молнию на термокостюме и, в таком неприличном виде, пошел за рабочий монитор, запросил голосом голограмму пособия по хирургии антропоморфных дроидов. Хотел посмотреть что-то о переломах основания черепа, но бессильно бросил устройство управления и ввода информации на керамический теплый пол.
Когда разделся и влез в капсулу сна, дрожь поколотила меня с полминуты, затем отпустила, и тепло пошло по всему телу.

— Только не будите меня, — задремывая, пробурчал я, — но больше я не по...

— Поедешь... поедешь... — зло завывала Буря.

Она с громом проехалась по куполам корпуса, потом пропела в арках трерроформированных сооружений, вылетев из них, прошуршала за иллюминаторами и пропала во тьме ночи, открыв невероятный вид на два синеватых месяца экзопланеты.