Колодец на хуторе. Часть 3

    Я слушал угря как завороженный. Мой импровизированный крест уже давно валялся на земле, а я сидел на срубе колодца рядом с ведром. Когда угорь закончил говорить, было уже далеко за полночь. Я долго молчал. Потом спросил:
    - Ну, и что ты теперь думаешь делать?
    - Не знаю, жизнь без Берендея для меня потеряла всякий смысл.
    - Может быть, мне выпустить тебя обратно в Ладожское озеро?
    - И что я там буду делать? Жрать и постоянно бояться быть сожранным?!
    - Ну, хочешь, я возьму тебя с собой в город. Ты будешь жить у меня в аквариуме.
    - Спасибо, конечно, но твой мозг не отмечен печатью мудрости, ты живешь мелочными страстями. Боюсь, клоунская роль говорящей рыбины мне не понравится, и потом, я привык к этому колодцу.
    - Ну, как знаешь! – с обидой заметил я.
    Не очень-то приятно, когда такое говорит всего лишь рыбина, место которой на сковородке.
    - Извини! – сказал угорь, - я не хотел тебя обидеть. 
    - Лучше бы тебя Берендей научил хорошим манерам! – пробурчал я, отворачиваясь. 
    - О мертвых – либо хорошо, либо никак! К тому же мудрецы – они особенные.
    - Ну, а со мной, недостойным твоей мудрости, ты зачем заговорил?
    - Не сердись, - примиряюще сказал угорь, - отнеси меня, пожалуйста, в дом, я соскучился по берендеевской горнице и волшебному зеркалу, что висит на стене.
    - Пожалуйста! - хмыкнул я, - это мне сделать совсем не трудно.
    Я подхватил ведро, не забыв, впрочем, и свой импровизированный крест, и пошел к дому. Подойдя к двери, я пнул ее ногой. Она сразу же распахнулась. Странно! Я очень хорошо помнил, что раньше она была закрыта, ведь я барабанил в нее даже каблуком. Я прошел через сени в горницу и поставил ведро с угрем на круглый стол, стоявший посредине.
    В доме не было абсолютной темноты, свет полной луны заглядывал в окна, ровно заливая все внутри мерцающей вуалью. Я огляделся. Все в доме было обычным: финский камин, облицованный потрескавшейся керамической плиткой, полки, буфет и большое зеркало в старинной раме. Я обернулся к угрю. Тот вытек из ведра на стол и как завороженный уставился в зеркало. Он стоял, опершись на хвост, как кобра. Я и понятия не имел, что угри вообще могут так стоять, ведь они все-таки рыбы, хоть и говорящие. Неприятные подозрения снова овладели мной, и я уже начал подумывать: а не заманил ли меня сладкоречивый нечистый в ловушку? Крепче ухватив свой крест, я напрягся и приготовился к действию. Видно угадав мои мысли, угорь повернулся ко мне свою змеиную голову и сказал:
    - Спасибо! Ты сделал для меня больше того, о чем можно просить постороннего человека, и я хочу отблагодарить тебя.
    - Подаришь мне золотую монету, - усмехнулся я.
    - Ну, зачем ты так, - просипел угорь, - я могу много больше! Например, сделать тебя счастливым.
    - Это невозможно! - недоверчивая ухмылка перекосила мои губы, - я придерживаюсь взглядов Александра Сергеевича, изрекшего: «На свете счастья нет, но есть покой и воля…»
    - Но ты же не будешь спорить с тем, что счастье – это состояние души?
    - Трудно спорить с очевидным, - согласился я, - только вот я и сам не знаю, какое именно состояние души для меня самое благоприятное. Будь моя душа похожа на радиоприемник и имей ручку точной настройки, быть может, тогда...
    - Я могу помочь. 
    - Каким образом?
    - Отпей воды из ведра, в котором ты меня принес и сам все увидишь!
    Я хмыкнул и, обхватив губами шершавый загнутый пластмассовый край, сделал три сильных глотка.
    - Ну и что дальше? – хотел спросить я, но не успел.
    Горница раздвинулась до неимоверной ширины, потянуло крепкими запахами соленого моря и близкого порта. Солнце, звонкое как детский мяч летнее солнце, брызнуло по глазам, и я невольно зажмурился, инстинктивно пытаясь сохранить в сознании ночь.
    Когда моим глазам вернулась способность видеть, я понял, что стою на капитанском мостике чайного клипера, входящего в гавань Лисса. Морская бухта врезалась в материк гнутой подковой скалистых утесов, расступившихся перед стремительным бегом гордым кораблем. Побелевшие от морских брызг и соленого ветра снасти вибрировали, укрощая мощь сворачиваемых парусов, гремела отпущенная в глубину якорная цепь, а зычный голос боцмана, отдававшего команду: «Спустить шлюпки на воду!», будоражил мое сознание колокольным набатом. Скрип шлюпочных блоков, бережно опускавших на воду скорлупу баркаса, перекликался с пронзительным криком чаек, охотящихся за летучими рыбами, а в слаженной работе моряков, сновавших по палубе, чувствовалась праздничная суета. Невдалеке, на якорной стоянке, выстроились несколько парусников, и с них вахтенные матросы семафорили нам разноцветными флажками; а рядом свистел, словно кипящий чайник, проходивший мимо пузатый колесный пароход.
    И над всем этим многообразием парили мой восторг и нетерпение. Мои ощущения, похожие на букет из множества цветов, были пестры и беспорядочны, и так же прекрасны. Пьянящие ароматы бурлили, теснились во мне, выталкивая на поверхность то одно, то другое чувство. Я существовал сразу в двух измерениях, позволяющих видеть происходящее изнутри и снаружи. Я ощущал, и знал одновременно. Мои зрительные ассоциации сильно обострились, приобретая характер нарядного гротеска, словно я наблюдал за жизнью сквозь хрустальные воды бегущего горного ручья.
Откуда-то пришла уверенность того, что парусник мой, и я его капитан и хозяин. Я мог вспомнить все долгое плаванье, продолжавшееся больше года, все пройденные моря, пережитые шторма и увиденные страны. Я помнил название всех корабельных снастей и имена всех членов экипажа. Вспомнил я даже вкус супа из черепахи, которым потчевал меня сегодня корабельный кок. 
    И в то же время я прекрасно знал, что я - это я; не слишком удачливый водитель, заехавший на незнакомый хутор в поисках воды, и волею случая оказавшийся в старом заброшенном доме.
    Но странно! Почему-то такое раздвоение личности не раздражало меня, а наоборот, радовало и дарило забытым чувством счастья и свободы, помогая ощутить стереоскопию происходящего. Внутри меня жил взъерошенный морем и ветром вкус счастья. На память пришли стихи:

        Счастлив я, что мне ветер
        В сердце путь отыскал,
        Счастлив я, что на свете
        Есть моря, есть аврал...

                ***

                Картинка из Интернета.