Элегия утонувшего в тени скал

Море – бескрайнее свежевспаханное поле,
бережно завёрнутое в хрустящий целлофановый кулёк.
Отколовшийся кусок крыла ангела или альбатроса – парус.
И два матроса, в красивых позах бога Гермеса,
синхронно тянут канат.  Мышцы напряженны
и швы на хитонах трещат. Поминутно,
сплёвывающие горький морской рассол,
в синеву волн скашивающие зрачки,
кому-то на берегу, утонувшему в тени скал,
точками и тире видятся они вдали.

Отчаявшись найти рыбу потяжелей,
чайка заламывает крыла,
топчется на песке в тоске,
втаптывает клинописью летопись бытия.
Из небытия, посреди бела дня и моря,
на гребень волны в кружевной пелерине пены
сирена всплыла. С ходу взяла высокую ноту.
Заголосила, запела... На диво красиво!
Переспелая, телом белая дива.

Но ветру её суеты не понять.
Он любит колечками вить-завивать
мокрые пряди волос её. Понизив голос,
в полость ушной раковины шептать слова,
и жаром дыша, иссушать,
брошенные волной на берег дары моря -
водоросли и кораллы, походя, обгладывая скалы
и шерстя кипарисами небесную гладь.

К концу дня, всласть поиздевавшись
над размякшим миром, в море упал,
разорвав розовую ленту горизонта,
солнечный диск.
На кухонном столе обелиском бутылка вина.
Женщина задумчиво к ужину нарезает
салатный лист. Хрустит ботва.
А между тем, между уснувших скал,
крадучись, канатоходцем, ступает луна.
Но продолжает не тлеть – гореть
(хоть и слабей накал!) закат,
мощностью лампочки в сто пятьдесят ватт.

***