Морозко

МОРОЗКО

Было, не было – кто знает?
Кто не знает, тот молчит.
Ветер по небу гуляет,
Да плывёт по морю кит.
За китом плывёт акула.
Остальных как ветром сдуло,
Ведь акулий аппетит
Никого не пощадит.

Мы на берегу. Всем ясно,
Нам акула не опасна,
Ведь акула не медведь.
Но и то, как посмотреть.
Что медведь, а что дракон,
Будь то волк, будь то бизон,
Будь то зверь какой иной,
Он лишь сказочный герой.
Это длится в век от века,
Ты сотри хоть зубы в пыль,
Нет страшнее человека,
Будь то сказка, будь то быль.

Я сейчас вам повествую
Вот историю какую:
Стародавнею порой
У хозяюшки одной,
Так уж повелось случиться,
Проживали две девицы.
Одна дочь была родная,
А вторая - ей чужая.
Дочка мужа, что мудрить.
Как такую полюбить?

Что ни сделает родная,
«Ах ты умница какая!» -
Баба девицу восславит,
Да головушку ей гладит.
А вот падчерице - нет,
Завсегда иной ответ:
Худо всё, да всё не так.
Хорошо ещё без драк.

А ведь дочка неродная,
Правду молвить, золотая
И руками, и косой,
И в повадках, и душой.
Злая ей судьба досталась.
Как сыр в масле бы каталась,
Если в добрых-то руках.
А у мачехи – в слезах.
Ни за что не угодить,
Что ни делай. Как тут быть?

Ветер, тот шуметь затеет,
Пыль да мусор перевеет,
Окна перебьёт, шельмец,
Да уймётся наконец.
А сварливой бабе срок
Злобных слов не на часок,
Всё ворчит да зубы чешет,
Придуши её хоть леший,
Залети в рот головня,
Не уймётся за пол дня.

Вот и мачеха ворчала,
Да подспудно измышляла,
Как ей с падчерицей быть,
Со двора её изжить?
Мысль лихая, озорная,
Изворотливая, злая,
Дерзка, бесшабашна, смела.
Ядом на душе осела.

Говорит злодейка мужу:
«Лишний нам едок не нужен.
Чтобы мы нужды не знали,
Чтоб не ведали печали,
Говорю тебе без фальши:
Дочь вези куда подальше.
Чтоб глаза мои едва ли
Образ где её видали.
И глаза чтоб не видали,
И чтоб уши не слыхали!
И ещё послушай, старый,
Девку ты теплом не балуй,
Отвезти к родне не вздумай.
А грядущей ночью лунной
Отвези-ка в лес дремучий
На мороз её трескучий!»

Муж ослушаться бы рад,
Если б не матриархат.
Тужит старый, слёзы льёт.
Лошадь в поводу ведёт.
Запряг. Поглядите сами:
Посадил дочурку в сани.
Где его мужская прыть?!
И попоною прикрыть
Побоялся дочь родную.
В лес повёз чуть не нагую.
Вывалил в лесу в сугроб,
Да в галоп домою, чтоб
Не видать, как дочь родная
Умирает, замерзая.

Ну, а дочка старикова
С обращения такого
Не стенает, не клянёт,
Только дробь зубами бьёт,
Платья теребит полоску.
Слышит, щёлкает Морозко.
Скачет с ёлки он на ёлку,
Иней сыплет на иголки,
Землю снегом порошит,
Веткой мёрзлою трещит.
Вот на ёлку громоздится,
Под которою девица
От мороза чуть жива,
Дышит уж едва-едва.

А Мороз метелью кружит,
Заворачивает стужу
Да на девицу глядит,
Речь такую говорит:
«Я – Мороз Красный нос.
Защипать могу до слёз.
Обжигаю, подгоняю,
Понуждаю не сидеть
Кто в тепло не успевает,
Может просто околеть.
Давний житель этих мест,
Я обшарил всё окрест.
Нет тут езженых дорог,
И ближайший дом далёк.
Ты одна сидишь в сугробе
Мертвяка белее в гробе.
Я никак не угадаю:
А тепло ль тебе, родная?»

Дева, как школяр прилежный,
Словеса пускает нежно:
«Не печалься, снежный дед,
Мне тепло, сомненья нет.
Раз я встретилась с тобою,
Знать, так велено судьбою.
Я, так понимаю, Бог
Для тебя меня сберёг».

«Ишь ты, - думает Мороз –
Замерзает, а без слёз!»
Он спускаться ниже стал,
Затрещал и защипал,
Меж дерев пургу пустил.
Снова девицу спросил:
«Ой тепло ли, красная?
Ой тепло ли, милая?
Может быть, напрасно я
Жуть пускаю стылую?»

А девицу так знобит,
Что душа, и та дрожит.
Губы еле размыкает,
Но, однако, отвечает:
«Ой тепло, Морозушко,
Ой тепло мне, батюшка!»

Ну и как тут быть Морозу?
Как гордячку обломать?
Он, не тратясь на угрозу,
Посильней давай трещать.
Злобно щёлкает, щипает.
Снова деву вопрошает:
«А тепло ли тебе, девица,
В ледяной постели нежится?
А тепло ли тебе, красная,
Под снегами под атласными?
А тепло ли тебе, милая?
Больно ты на внешность стылая!»

Девка так окостенела,
Губ не может разомкнуть,
Лишь едва-едва сумела
«Ох, как мне тепло» шепнуть.

Тут нежданно у Мороза
На душе как будто роза
Запаха пустила хмель,
Да закапала капель.
В речи девицы влюблённый
Страж зимы разгорячённый
Кутать девицу почал
В сто пуховых одеял.
Шубу выделил соболью
Да пристроил к изголовью
Драгоценностей сундук
Да шитьё из первых рук -
Платье с нитью золотою
И с серебряной каймою.
Дева платье то надела
Да от радости запела:
«В платьице и вправду я
Статная да ладная!»

Мороз улыбается:
«Ну как есть красавица!»

А покуда у Морозки
На душе капель да блёстки,
Ладит мачеха поминки -
Напекла блинов с начинкой.
И даёт заданье деду:
«Поезжай, да чтоб к обеду
Дочь успел похоронить.
Нечего в лесу ей гнить.
Что как тело кто найдёт –
Болтовни на целый год!»
Запряг дед савраску в сани
Да с печальными глазами
Снова к лесу путь торит,
По щеке слеза бежит…

Мачеха на лавку села,
Пару блинчиков подъела.
Ей собака под столом
Молвит русским языком:
«Старикову дочку в злате -
В серебре свезут в палаты,
Где богатый молодец
Сведёт девку под венец.
У старухиной у дочки
Женихи - пеньки да кочки.
Век ей в девках бедовать,
Радость брака не познать!»

Старая заголосила:
«Пасть закрой, дурная псина!
Вот, возьми блина откушай
Да свою хозяйку слушай.
Ты залай на целый свет:
Стариковой дочки нет!
От неё, какая жалость,
Только косточки остались.,
А старухиной-то дочке
Женихи несут цветочки,
Под венец её зовут.
Так под дверью и живут.»

Но собака «Ав!» да «Ав!»,
Проявляет злобный нрав.
Блин в одно мгновенье съела
И по-старому запела:
«Старикову дочку в злате,
В серебре свезут в палаты,
Где богатый молодец
Сведёт девку под венец.
У старухиной у дочки
Женихи - пеньки да кочки.
Век ей в девках бедовать,
Радость брака не познать!»

Взъелась баба на собаку.
То даст блин, то бьёт с размаху:
«Чтоб ты сгинул, чтоб ты сдох,
Общежитие для блох!
Говори, как я велю,
А не то враз удавлю!»
Пёс от страха хвост поджал,
Но по-прежнему вещал:
«Старикову дочку в злате -
В серебре свезут в палаты,
Где богатый молодец
Сведёт девку под венец.
У старухиной у дочки
Женихи - пеньки да кочки.
Век ей в девках бедовать,
Радость брака не познать!»

Тут ворота заскрипели,
Растворились в избу двери.
Надрывая мышцы рук,
В сени дед втащил сундук.
А за ним, в мехах да в злате,
Дочь вошла его в палаты.
Вся красуется, сияет,
Мир да радость излучает.

Мачеха аж руки врозь -
Сердце завистью зашлось.
Слуг своих давай бранить,
Слюной брызгать, голосить:
«Жеребцы где вороные,
Гривы в косы завитые?
Выводите всех троих -
Быстроногих, озорных!»

Закипает в жилах кровь,
Мужику досталось вновь:
«Ну-ка, старый, запрягай,
Дочь мою вези давай!
И не перепутай, чтоб
В тот же лес и в тот сугроб,
Где богатства раздают!
Да не медли боле тут!!!»
;

Старику какое дело -
Он в неволе под женой.
Дочку отвезти велела?
Так отвозит в край лесной.
Спорить с бабою нет толку.
Дочь её свалил под ёлку
И пустил в намёт коней
До деревни до своей…

А под ёлкою девица
Раздраконена как львица.
Ну, а где спокойной быть?
Не даёт Мороз грустить.
Щиплет щёки, уши, нос.
Защипал чуть не до слёз.
Заглянул девице в очи
Да спросил, так, между прочим:
«Вот, гляжу, и мне не верится –
А тепло ли тебе, девица?»

Дочь старухи услыхала
Да руками замахала:
«Ты ослеп что ль, старый хрен?
Али с головою крен?
Мне б до тёплой до постели.
Пальцы все одервенели.
Нет желания помочь?
Убирайся тогда прочь!»
Поскакал вокруг Морозко:
«Да, ругаешься ты хлёстко!
Воспитанья не видать –
Добрых слов не услыхать!»
Девку за уши схватил
Да в ледышку обратил…

Точно этой же порою
На подворье за избою,
У конюшни во дворе,
На вечерней на заре,
Мужу баба сверлит темя:
«За дочуркой ехать время!
Запрягай лихих коней,
Да не повали саней
И не оброни сундук,
Косорукий ты дундук!»
Муж погнал коней упряжку,
Лупит их кнутом с оттяжкой.

А собака с из сеней:
«Зря поехали за ней!
Биться об заклад готова,
Что вот дочка старикова,
Только снег весна сметёт,
Жениха себе найдёт.
И потянет молодец
Нашу кралю под венец.
От старухиной же дочки
Кости привезут в мешочке!»

Мачеха вскипела даже:
«Замолчи ты, голос вражий!
На-ка, выкушай пирог,
Да прогавкай: дескать, в срок
Будет в злате - в серебре
Дочь старухи во дворе!»

Тут ворота заскрипели,
Отворились, и влетели
Трое взмыленных коней,
Да с упряжкою саней.
Баба ринулась бежать,
Дочку родную встречать.
Но в санях, такое дело,
Хладное обняла тело.
В горести заголосила.
Только поздно уже было…