Vena caua ea caritate

Я сидел на краю дивана, мои ноги дрожали от волнения. Я услышал что-то снаружи и подскочил к окну, но звук исходил с другого конца улицы. В сгущающихся сумерках я едва смог разглядеть его, опускающего мусор в свои мусорные баки. Соседи готовились к ночи, а уличные фонари начали зажигаться друг за другом.

Я сделал глубокий вдох, пытаясь успокоить нервы. Это было невероятно волнительно. Я понятия не имел, что случится, и уже чувствовал, будто нахожусь в середине какой-то библейской истории. Я быстро помолился, прося покоя перед лицом того, что меня ждёт, и направления, чтобы я следовал желаниям Господа.

Я встал где-то ближе к обеду, после того как очнулся ото сна, наполненного кошмарами. Я был физически больным от воспоминаний о пережитом страхе прошлой ночью, которые вернулись ко мне. Когда я наконец-то взял себя в руки, провёл остаток обеда в своём любимом месте, молясь и позволяя умиротворению просачиваться в мою душу. Несмотря на травмы прошлой ночи, мне было за что благодарить, ведь Господь счёл нужным спасти меня от хищников и послал мне Исмаэля.

Я был новичком в том, что касалось веры, и должен был понять природу своих сомнений. Это оказалось дилеммой, с которой боролись все верующие и я, конечно же, не был исключением. Как бы сильно я не хотел верить в чудеса прошлой ночи, скептик во мне отказывался замолкать. Моя вера казалась сильнее, когда божество находилось достаточно далеко от меня. Разум метался вокруг всего того, что произошло со мной, теперь даже ещё больше, чем раньше. Я хотел, чтобы трагедии, окружающие меня, имели какой-то смысл, хотел освободиться от удивительного бремени вины, тяготевшего надо мной. Поделиться этим с Богом, чтобы сделать свою жизнь более терпимой. Но появление ангела сбивало меня с толку так, как я и не ожидал. Особенно этот ангел. Особенно то, что он заставлял меня чувствовать. Я ничего не знал о теологии, чтобы понять всё это.

Раздался ещё один звук от закрываемой двери машины, и я снова подпрыгнул, чтобы проверить вид из окна. Исмаэль сказал, что придёт после заката, и я пытался не слишком зацикливаться на этом; в конце концов, он ведь не сказал, после какого заката. Но я ждал с таким же нетерпением, как и ребёнок в Рождественское утро, и из-за этого напряжения чувствовал себя так, будто сейчас взорвусь.

Я вздохнул, отстраняясь от окна и поворачиваясь. Исмаэль стоял посреди моей гостиной, и я подпрыгнул от неожиданности его появления.

- Ох, - воскликнул я, прижимая руку к груди.

Он протянул руку так, как бы сделал это, пытаясь успокоить лошадь.

- Пожалуйста, не бойся.

Он был одет в телесного цвета свитер и джинсы, выглядя удивительно человечно. Он стоял в моей гостиной, этот несоответственно прекрасный молодой человек, такой же несоответственный, как и роза на городском тротуаре. Он казался молодым, понял я, должно быть, задержавшийся в тот момент, когда мальчик переступает грань и становится мужчиной. Его тело было худощавым, как тела молодых людей до того, как они начинают толстеть с возрастом. Но его лицо, именно оно привлекло меня, навязчивое видение умудрённых жизнью глаз на молодом лице. В нашем храме Богородицы Девы Марии имелось распятие, где у Иисуса было такое же сочетание мудрости, печали и боли. Прошлой ночью я видел нежность на этом лице, но я также видел и холодную ярость. Я не был уверен, какое из чувств преобладало сейчас.

Я покачал головой.

- Я не испугался, просто поражён.

Это было не совсем так. Внезапно комната показалась слишком маленькой и лишённой воздуха. Едва сокрытая сила, казалось, просачивалась сквозь поры его тела. Он двигался с такой неторопливостью, будто сдерживался, чтобы не двигаться быстрее, постоянно проверяя себя. Аура еле спрятанного насилия, умудрённости и силы только подтвердила мою уверенность в том, что он не являлся человеком.

Исмаэль сосредоточил всё своё внимание на мне, и эта сосредоточенность заставила меня почувствовать ту же тревогу, что испытывает газель, когда лев бродит по саванне, наблюдая за её стадом. Тем не менее, его лицо было совершенным магнитом в своей привлекательности. У него была бледная безупречная кожа с едва заметным намёком на тень на резко выделенной линии челюсти, где должна была бы проступить щетина. Тёмные, элегантные брови вели к широкому, благородному лбу, а выступающие скулы обрамляли густые ресницы. Всё это вместе выглядело как лицо неземного совершенства.

Я выпалил то, что немедленно пришло мне на ум; ведь думать, прежде чем говорить, никогда не было моей сильной стороной.

- Твои глаза, - сказал я. – Сегодня они карие.

Они были необычного оттенка карего, как будто зелёный цвет наложили поверх красного, своего рода цвет красноватой охры, и я никогда раньше ни у кого не видел такого цвета.

- Да, - ответил он, смотря вниз. – Контактные линзы, - объяснил Исмаэль.

- Контактные линзы? – удивлённо спросил я. Зачем бы ангел носил контактные линзы?

- Как ты? – серьёзно спросил он.

- Что ж, в порядке, думаю...

Я замер, когда он потянулся к моей руке и развернул её в своей. Его кожа казалась холодной, но пальцы были длинными и тонкими, и он очень нежно прошёлся ими по царапине на моей ладони. Мне пришлось сдержать вздох, когда пальцы Исмаэля медленно и нежно прошлись по чувствительной коже моего запястья, подталкивая рукав рубашки к локтю. Кончики его пальцев послали мурашки по моей коже, и они помчались по руке, посылая тонкие острые ощущения по всему моему телу. Его красивые брови сошлись вместе, когда он увидел синяки на руке.

Всё ещё удерживаю мою руку, Исмаэль пристально посмотрел на меня и произнёс сосредоточенно, будто моля о моём прощении:

- Мне так жаль, что я не оказался там раньше.

Я почувствовал, что теряю способность мыслить связно. Моя рука, похоже, наэлектризовалась под его холодными, нежными пальцами, и от того, что они остановились с внутренней стороны изгиба моего локтя. Я взял себя в руки достаточно, чтобы сказать:

- Я благодарен, что ты вообще пришёл. Если бы нет, что ж... - Я даже не хотел думать о таком сценарии. Я посмотрел ему в лицо. – Полагаю, мы должны сообщить об этом в полицию.

- Нет! – прокричал он достаточно громко, чтобы заставить меня подпрыгнуть и выдернуть свою руку из его нежного захвата.

- Улица должна быть очищена от этих парней.

- Я позаботился об этом, - тон его голоса сказал, что он совершенно уверен в сказанном, и что-то заставило меня поверить ему.

Я взглянул на Исмаэля, разрываясь на части из-за этого конфликта. Будущий юрист во мне знал, что это было бы ответственным, гражданским шагом, но другая часть меня не имела ни малейшего желания снова и снова повторять эту историю во время, и я был в этом уверен, длинного допроса. Также прошло уже какое-то время, так что физические доказательства были потеряны. И что я должен был сказать полиции? Мой ангел спас меня? Полицейским не нравятся люди с безумными историями.

- Как твоё бедро? – спросил он, делая шаг по направлению ко мне, указывая своей рукой.

- Ох, хорошо, - ответил я, делая шаг назад.

- Ты покраснел, - произнёс он, будто это было что-то волшебное.

- Д... Да, я делаю это время от времени, - удалось мне, заикаясь, выговорить, смущение только увеличило приток крови к моему лицу. Смотря в пол, я махнул рукой, пытаясь унять смущение. – Просто не обращай внимания.

- Это прекрасно, - прошептал он, делая ещё один шаг ко мне. Чувство опасности, как будто бы я был заперт в клетке с каким-то огромным, прекрасным хищным животным, увеличилось, заставляя волосы на затылке встать дыбом.

Мои глаза поднялись к его лицу. Он смотрел на меня с такой концентрацией, что это поразило меня. Исмаэль поднял свою руку к моему лицу и нежно провёл своим холодным указательным пальцем по щеке. И тогда я уловил его запах. Это был тот же самый изысканный аромат, который я почувствовал в церкви, трансцендентный аромат, который заставил мои колени задрожать и поманил меня ещё ближе к нему.

Мы стояли, смотря друг другу в глаза какое-то время, пока я боролся с тем, что, я был в этом уверен, являлось импульсом, посылаемым прямо из ада. Были ли все ангелы такими невероятно эротичными? Если бы он попросил меня лечь с ним прямо сейчас... на пол в моей гостиной, не знаю, смог бы я отказать.
Тишина, похоже, тянулась бесконечно.

- Не хочешь прокатиться? – поинтересовался Исмаэль, вытаскивая меня из моего транса.

Благодарный хоть за какие-то действия, которые мог бы использовать, чтобы сразиться с этими чувствами, я кивнул.

- Да, думаю, хочу.

Я схватил свои ключи, пока Исмаэль ждал меня на крыльце, а я закрывал дверь. Мы оба немного расслабились, когда вышли из ограниченного пространства моей квартиры, и я почувствовал, как моя голова на самом деле начинает очищаться от этих соблазнительных мыслей, порождённых его близким присутствием. Ночь была тёплой и, поскольку небо уже потемнело до тёмно-фиолетового цвета, в окнах и на крыльцах соседних домов зажёгся мягкий свет.

Мне вдруг пришёл в голову вопрос, когда я осмотрелся вокруг, на какого рода поездку я согласился. На моей подъездной дорожке не было машин, как, впрочем, и где-то поблизости на улице. Мы что, собираемся лететь?

- Сюда, - указал парень, ведя меня к заднему двору дуплекса. Я последовал за ним за угол с невероятным любопытством. В узком проходе оказался припаркован мотоцикл.

Я засмеялся с облегчением от такого примитивного вида транспорта.

- Мотоцикл.

Он повернулся ко мне, заботливо спрашивая:

- Всё в порядке?

- Конечно. Кажется забавным.

Всё это было таким странным и в то же время таким человеческим, такая себе смесь обычного и волшебного, отчего моя голова закружилась.

- Забавным... - повторил он так, будто это было незнакомым понятием. Он изящно перекинул свою длинную ногу через байк и оседлал его.

Мне пришло в голову, что в поле зрения не наблюдается никаких шлемов.

- Нам не нужны шлемы? – спросил я, когда он вставил ключ в замок зажигания.
Исмаэль посмотрел на меня с удивлённым выражением.

- Тебе не нужен шлем со мной, - ответил он, улыбаясь немного дерзко. – Я обещаю тебе – никаких несчастных случаев, - парень широко улыбнулся.

Это было впервые, когда я увидел его улыбку, и она изменила его лицо так, как солнце, выглянувшее из-за облаков. В тусклом свете уличных фонарей и угасающего дня Исмаэль выглядел моложе, менее опасным, и это придало ему того ребячества, которого я раньше не видел. Его взъерошенные волосы блестели в свете ближайшего фонаря, а глаза светились от предвкушения. Это делало его действительно настоящим и доступным, а моё сердце подпрыгнуло у меня в груди. Некоторые из моих страхов, которые я испытывал по отношению к нему, начали таять, а моё тело запело в ожидании.

Он ударил по стартёру байка, и тот с грохотом ожил. Исмаэль протянул свою руку ко мне, и я вложил свою в его тонкую ладонь, перебрасывая ногу через сиденье. Мои колени коснулись его ног. Его тело оказалось совершенно твёрдым рядом с моим; не было ни намёка на полноту или мягкость. Я легко опустил свои руки на его талию, которая была такой же твёрдой и несгибаемой, как и ствол дерева. С этой точки зрения, когда моё сиденье было немного выше, чем его, наша разница в росте оказалась менее заметной, и я мог видеть, как шея Исмаэля плавно переходит в плечи, его гладкую кожу, которая исчезала под воротником свитера. С лёгким поворотом дросселя мы сорвались с места, направляясь на дорогу, что вела на восток от города в сторону трёх озёр.

Во многом это была самая эротическая поездка в моей жизни. Уличные фонари и огни города проносились мимо нас, пока мы мчались глубокой ночью, а тёплый ветер обдувал нас, лаская мои обнажённые плечи, в то время как под собой я ощущал мощное урчание мотоцикла. Свитер, который он надел сегодня, должно быть, был кашемировым, ибо ощущался очень мягким под моей щекой, когда я спрятал свою голову за спиной Исмаэля, чтобы спрятать лицо от ветра.

Мысль быстро пронеслась у меня в голове: неужели я был достаточно глупым, позволив незнакомцу увезти себя непонятно куда. Но если Исмаэль хотел бы причинить мне вред, у него была уже дюжина возможностей. Он исцелил меня; я всё ещё не мог поверить в это. Порез кровоточил в душе, и выглядело всё так, будто придётся наложить несколько швов. Но затем он обхватил меня своими сильными руками, и, прежде чем я понял, что происходит, исцелил меня поцелуем, память о котором всё ещё тлела в моём мозгу, как угли, ожидающие только порыва ветра, чтобы превратиться в пламя. Порез закрылся как дверь, и этим утром это была всего лишь узкая красная полоска.

- Куда мы направляемся? – спросил я, перекрикивая рёв мотоцикла.

- Погода проясняется. Не хочешь полюбоваться на звёзды? – прокричал он через плечо.

- С удовольствием, - ответил я.

В конечном итоге мы свернули на шоссе и остановились в конце съезда. Тогда я понял, что мои руки крепко обнимают Исмаэля за крепкий торс, а бёдра сжались поверх его, да и мой нос прижался к мужественной спине, вдыхая запах водителя. Я выпрямился, пообещав взять себя под контроль, радуясь, что он не мог видеть того возбуждения, от которого моё сердце забилось быстрее, а лицо покраснело от смущения.

Мы поехали по просёлочным дорогам, направляясь дальше по грязной тропе. Она извивалась между чёрными деревьями, и мы следовали по извилистой тропе, пока не оказались на тёмной поляне. Исмаэль заехал на неё, преодолевая высокую траву, а затем остановился, опустив ноги на землю. Фары байка выключились, позволяя тьме окутать нас.

Тишина ночи казалась ошеломляющей при отсутствии шума двигателя. Это была именно та безлунная ночь, которую я любил больше всего, глубокая и тёмная. Края поляны были черны, как смоль, населённые громоздкими деревьями, что перешёптывались между собой, серьёзно двигаясь вместе с тёплыми порывами ветра. Над нами, под открытыми сводами неба, находился сверкающий потолок из звёзд.

Я перенёс свою ногу через байк и попятился назад из-за мышц, которые задеревенели во время езды, а также головокружительного эффекта от запаха Исмаэля, который просто выводил меня из равновесия. Мгновенно он оказался рядом со мной, сильная рука взяла меня под локоть, не давая соприкоснуться с землёй.

- Ты в порядке? – в темноте я не мог разглядеть его лицо, только чувствовал присутствие.

- В порядке, мне просто нужно где-то присесть на мгновение, - ответил я, безуспешно оглядывая тёмную поляну.

- Могу предложить это, - сказал он, забирая руку с моего локтя, когда я смог стоять сам. Исмаэль потянулся к седлу мотоцикла и достал одеяло для пикника, расстелив его на траве.

Когда мои глаза привыкли к темноте, я понял, что он протягивает свою руку ко мне.

- Садись, Валера, - вежливо произнёс он.

Я осторожно вложил свою руку в его, и мы сели, пригибая траву к земле.

- Ты не должен называть меня Валерой, - произнёс я. – Большинство людей зовёт меня Вэлом.

- Мне нравится называть тебя Валерой, - заметил Исмаэль. В темноте я не мог разглядеть выражение его лица. – Я ведь не большинство людей.

Нет, определённо нет.

- И ты... не ангел?

Исмаэль тихо засмеялся. Я мог почувствовать, как он наклонился ко мне так, что наши лица оказались всего лишь в дюйме друг от друга. Его сладкое дыхание обвевало моё лицо, отчего мой мир снова закружился.

- О нет, Валера. Я не ангел.

В темноте его глаза казались чёрными бассейнами на лице, а на щеках лежали глубокие тени, отчего его лик напоминал лицо скелета. Бледная кожа Исмаэля слабо светилась, и я понял, что находился здесь в темноте один с кем-то или чем-то невероятно привлекательным и кто не был человеком. Если же он не был ангелом, тогда кем, Бога ради, он был?

В полночный час, в пустой квартире
Раздастся звук его шагов.
Не спутать их с другими в мире,
То стон засыпанных веков...

Он сядет в кресло у камина
И крылья опадут плащом.
В его глазах вся тяжесть мира,
Разбавлена седым дождём...

Уставший править этим миром,
Придёт ко мне, ища покой.
Он прозван тёмным властелином,
Но хочет быть самим собой.

Я преклоню пред нам колени
И буду слушать до утра...
Исчезнуть незаметно тени,
С его жестокого лица...

И вновь уйдёт, с лучом рассвета...
Но плащ оставив у огня.
И лишь погаснет отблеск света,
Ему открою двери я.