Соперник. Рассказ

Соперник

   Он летел на небольшом осколке астероида крепко уцепившись за ноздреватые выступы. Прошло совсем немного времени с момента крушения и обломки корабля уже исчезли из виду. Чёрт дёрнул командира оседлать очередную скалу и высадиться на ней с десантом. Скафандр с правой стороны, обращённый к солнцу отражал лучи и их блики казались языками пламени. С другой, теневой стороны ощущался мертвенный холод Вселенной. Нет не органами чувств, но психологически, до вполне отчётливых морозных уколов в пальцах сжимающих каменную породу космического странника. Немного поодаль двигались параллельными курсами разноразмерные осколки бывшей планеты. Некоторые из них мчались, обгоняя астронавта, траектории некоторых пересекались в пространстве далеко впереди и исчезали в ареоле вспышек. Немного сзади светился голубым полярным сиянием буйный Юпитер с красной отметиной жестокой бури на челе. Он висел неподвижно среди жемчужной россыпи звёзд. Встроенный компьютер пояснял заблудшему астронавту, что он находится на внешнем астероидном поясе, называемом «Греки», сообщал координаты и настойчиво требовал включить аварийный сигнал по навигационным и медицинским показаниям. Его сенсоры и датчики явно почувствовали выброс адреналина в кровь человека и готовы были дать автоматический сигнал через 30 секунд. Он пытался освоиться на этой случайно подвернувшейся тверди, вертел головой, чтобы рассмотреть непосредственно вблизи всё это великолепие, не взирая на его отчаянное в этот момент положение, но тесный скафандр позволял сделать только ограниченные движения и в иллюминатор шлема он видел только часть пространства. Даже сигнал с камер кругового обзора не давал чёткой картинки на его внутренней поверхности стекла. Вдруг среди шелеста звёзд раздался едва ощутимый грохот, а затем неожиданно свирепый рёв. Он резко повернул голову, дикая боль пронзила всё его существо. Человек непроизвольно сжал пальцы в перчатках. Скафандр начал медленно сжимать тело, видимо реагируя на изменения в организме или во внешней среде, не давая более возможности двигаться конечностям. Бегущая строка информатора встала как вкопанная. Разгерметизация? Холодный пот заструился по лицу. Астронавт вцепился ещё крепче в каменную глыбу, ставшей временным пристанищем, но она вдруг легко поддалась сжатию пальцев и казалось он проходит сквозь камень, который белым туманом стал растворяться в пространстве лишая его надёжной опоры. Он видел себя как бы со стороны и вдруг осознал, что он тоже превращается сначала небольшой светящийся комок, а затем в исчезающую в пространстве искру. Астронавт физически ощутил потерю своей плоти, единственно чем он жил в этот миг, так это только сознанием. Он закричал, ему казалось, что из глотки вырвался жуткий вой с жёсткими квинтами безнадёжности, резонирующим в мозгу с памятным вокалом солиста старинной группы "Nirvana". Но он уже не слышал себя, а только зримо ощутил крайнее возмущение нейронов и ослепительно яркие вспышки в синапсах своего мозга, которые постепенно затухали и растворялись, как и его тело в космосе. Наступила абсолютная темнота. Затем огненный взрыв, череда все усиливавшихся импульсов и странный человеческий голос, звучавший из отдалённого пространства, то ли утверждал, то ли спрашивал:
-Вернулся. Ну и слава тебе, Господи,-пожилая медсестра легонько трясла Матвея за плечо. Он услышал свой стон и очнулся. Резкий свет потолочной лампы бил в глаза не позволяя открыть их полностью. Матвей обнаружил себя лежащим на больничной койке судорожно сжимающего забинтованными руками подушку. Грудь теснило лентами тонкой марли, наложенными на неё многими слоями вкруг, голова лежала в пластиковом фиксаторе как в шлеме и была тоже перебинтована так, что виден был только кончик носа и глаза в сизой кайме около век. Матвей ещё полностью не вошедший в реальность, осматривая помещение и понимая, что находится больничном учреждении, хриплым голосом спросил у сестры:
-Значит меня нашли?
-Да, на Высокой,-ответила сестра.
-Как же спасатели добрались, мы только начали исследовать этот район пояса.
-Рыбаки увидели тебя на берегу реки. Повезло тебе, случайно зашли на моторке на разведку, речка-то сильная, не всякий мотор потянет против течения.
У Матвея явно перекрестились два потока сознания, и он как не пытался сопоставить картинки сновидения после наркоза и настоящее положение вещей. 
- Какие рыбаки? - слабеющим голосом произнёс Матвей.
-Обыкновенные. Наши из посёлка.
Наконец Матвей с трудом начал вспоминать тарахтение моторки, гул воды бьющейся о борта лодки, носилки, деловую суету медперсонала около его растерзанного тела и дошедшие до его сознания перед хирургической операцией последние слова анестезиолога, обещающего с циничной улыбкой на лице полёт в космос.

В институте прикладной геофизики царило оживление. Спешащие по делам службы сотрудники считали непременным долгом улыбнуться любому встречному коллеге. Вот и Матвей шедший по коридору в сторону приемной пытался сделать то же самое, но ощущал вполне себе негативную обратную связь. Люди улыбались ему, но как-то натянуто и он в ответ до боли в мимических мышцах. Скулы сводило от неприятного напряжения. Секретарша проворно вскочила, скорчив гримасу с признаками сочувствия. Но сменила её, и он это заметил, заходя в дверь кабинета, на взгляд любопытный с быстро сменяющимися полутонами насмешливости, осуждения и злобного ехидства. Она конечно же знала о последнем событии. Случилось так, что окрыленный новыми карьерными возможностями Матвей влетел в библиотеку архива института, где работала его жена и застал её с замом директора за недвусмысленными занятиями. И это был тот уголок за стеллажами, где влюблённый Матвей целомудренно целовался с ней совсем ещё недавно перед свадьбой. Теперь все эти полки лежали на полу разбитые в хлам, а зам в больнице. Директор встретил его сидя за своим столом, не протягивая руки для приветствия.
-Садись Матвей Иванович, у меня к тебе будет разговор.
-Увольняете? Я принёс заявление, подпишите пожалуйста.
-С чего это вдруг?
-Ну как же, за драку.
-А, вон ты чего придумал. Не выйдет. Ты свои личные обиды оставь вне этих стен.
-Но я не могу здесь больше работать. То есть с ними.
-Хорошо, я тебя понимаю, как мужчину, поэтому и не налагаю дисциплинарного взыскания, но и сопли утирать тебе не собираюсь. Я ещё подумаю, кто должен уйти, но не об этом хотел говорить сейчас.
-О чём же?
-Ты наверно знаешь, что институту, наконец, выделили деньги на восстановление научно-практической базы. Так вот я хочу, чтобы ты мобилизовал из своего отдела пару человек на подготовительные работы на станции. Ты же давно работаешь, может помнишь, на Высокой речке закрывали базу?
- Как не помню, я же вывозил последнее оборудование, что можно было забрать. Там много чего осталось ещё.
-Так вот, нужен десант на станцию, для разведки и подготовки её для приёма оборудования, материалов и людей. В любом случае у тебя две недели отработки. Организуй мне всё это. Надо успеть до начала сезона.
-Подпишите пожалуйста заявление, я сам поеду. За две недели управлюсь.
-Хорошо, но одного тебя я не отпущу. Выбирай себе напарника и список, что тебе надо, Василию Семёновичу передай. Всё! Готов будешь, доложишь. Подпишу заявление.
    Матвей облегчённо вздохнул. Сложилось как нельзя лучше. Он тут же подумал, что можно уехать в тайгу надолго, может и остаться на станции и продолжить работу. Наверно все и любили директора за то, что в любых ситуациях он находил решение в том числе и для житейских проблем работников. И чувствовалось, что не спроста он привлёк к этому делу именно его. Он ушёл от жены без упрёков и скандалов, как-то удивительно буднично, но с горьким сожалением внутри. Он просто вспомнил командировки, в которые отправлял его зам, ссылаясь на незаменимость столь профессионального специалиста, обещая ещё и прибавку к зарплате.    Конец марта, но косы мелкой снежной крошки цеплялись за ноги фонарей и не хотели расставаться с промерзшей землей. На вертолётной площадке струился белый вихрь из мелких осколков зимы, поднятых винтами машины. Но сугробы, лежащие по краям её, упорно сопротивлялись бешеному напору воздуха. Матвей с напарником Лёшкой отправились в путь. Через нескольких часов лету показались знакомые отроги. Вот и площадка за много лет заросшая мелколесьем, небольшой бревенчатый сруб на ней, занесенный снегом и пара ржавых металлических контейнеров с окнами уже оттаявших со стороны восхода солнца, в которых раньше располагались лаборатории. Матвей про себя заметил, что он погорячился со сроками, только молодую поросль придётся вырубать несколько дней. Штурман подозвал Матвея.
-Сесть не сможем, или высадим на скале километров за пять отсюда, или опускаем все в корзине.
Он молча кивнул на последних словах, понимая, что день уйдёт на перетаскивание снаряжения и поэтому решил начать выгрузку. Стволы, изрядно выросших деревьев, качались в потоке воздуха и хлестали по снаряду норовя его опрокинуть. И вот вертолёт улетел, на прощание сделав круг над станцией. Потянулась череда дней полных труда и забот, которые скрашивали вечерние посиделки с бесшабашным балагуром Лешкой. Матвей намеренно выбрал в экспедицию его, хотя он и не отличался обязательностью и дисциплиной, но понимал, что только он может спасти от тяжких раздумий. Лёшка, почуяв свободу от оков официоза, проявлял как мог свои хулиганские повадки, которые в конце концов оказались полезными. Он происходил из рода охотников и многому научил Матвея в части выживания в лесу. Провозились они без малого месяц. Расчистили площадку, привели в порядок избу, нарубили дров, поправили печь, засолили лосятину, добытую недалеко в распадке, распаковали часть оборудования, начали некоторые изыскания. Скоро стал с ползать снег со склонов оголяя скалы, ледяной панцирь реки разбила огненная булава солнца. Поток в ней забурлил как вода в котелке исследователей. Наконец они стали собираться назад. Рано утром в день назначенного вылета Матвей спустился к реке за водой. Река стремительно неслась вниз, навевая мысли. Остаться здесь? Вернуться домой? Не хотелось бы даже случайных встреч с женой. Не было желания возвращаться в среду, которая при всей её респектабельности оставалась лживой и готовой при внешнем благоприличии в любой момент обмануть. В природе же все было устроено правильно без лицемерия. В ней существует некое равновесие сил. Есть кровавая жестокость и в то же время необъяснимое благородство, когда неведомые силы тебя поддержат, всегда дадут шанс на спасение физическое и духовное. Он, размышляя об этом, может быть и резко, сообразно сложившимся обстоятельствам и устоялся в своём мнении остаться здесь.                Раздумье прервал громкий стук двери избушки, такой неожиданный в тишине утра, и звон опрокинутой металлической посудины. Из проема выскочил взлохмаченный Лёшка и громко закричал, призывая Матвея вернуться в избу на горячий чай. В этот момент краем глаза Матвей заметил за спиной движение и увидел, что какое-то существо приличных размеров исчезло в густом хвойнике, нависающем над рекой. Он даже не понял, что произошло, осознание пришло позже. Адреналин не успел вскипятить кровь, но Матвей понял, что был в секундах от непоправимого, но ведь кто-то решил, что рано разворачиваться драме и сохранил на тот момент жизнь человека, а может и медведя. А это был он, понял человек. Матвей вернулся под кров жилища, ничего не рассказав напарнику и первым делом достал самодельный длинный нож, сделанный ещё прадедом из остатка сабельного клинка с округлым концом лезвия и оплетенной берестой рукоятью. Леха сразу заметил движение коллеги и объявил, что он наконец-то на верном пути. Нож нужно всегда иметь при себе в лесу, бывает и карабин не спасает от крупного животного, а вот нож может помочь в близком соприкосновении.  Скоро прилетел вертолёт. Весёлые лётчики помогли Лешке донести его, непонятно чем набитый рюкзак и небольшой производственный скарб для ремонта. Матвей недвижно сидел на скамье около избушки.
-Иваныч, ты чего задумал, - спросил Лёшка.
-Я решил остаться, - твёрдо и не ища правдоподобных объяснений и оправданий сообщил Матвей, но пояснил, что кому-то надо встретить людей.
Лёшка, как-то резко стал серьёзным, он понимал причины и вдруг, с несвойственными ему и откуда-то взявшимися у молодого человека отеческими интонациями и почти с командирскими нотами в голосе, ответил:
-Воля твоя Иваныч, только прошу не глупи. Далеко в тайгу не ходи, займись камеральной работой. Сейчас медведи из берлоги полезли, а они дерзкие с голодухи, корма сейчас почти нет.
Матвей вздрогнул, но тут же погасил эмоции, и Лёшка будто бы что-то почувствовав, перевёл взгляд на оружие в чехле, стоящее в проеме дверей и готовое к отправке.
-Карабин при себе держи.
Матвей утвердительно кивнув хлопнув на прощание по протянутой ладони Лешки.
-Держись Иваныч, через неделю компанией прилетим.
-А как же свадьба твоя? - кинул вопрос на прощание вслед уходящем напарнику Матвей и не получил ответа.
    Матвей решил сделать себе выходной, к вечеру организовал помывку, славный ужин прямо на оттаявшей поляне перед домом с небольшим количеством разведённого спирта. Он вдруг вспомнил, что обычно в этот день отмечал своё рождение, которое он называл праздником первой проталинки. Ясный, голубоглазый день начал смеживать свои веки, но ночь из- за зелёных, подкрашенных тушью сумерек ресниц елей, выкатила на простор ослепительное око луны, которое долго не давало разгореться звёздам. Он сидел и наблюдал за этой природной мистерией, которая каждый раз удивляла новым сюжетом, слушаясь мановениям своего невидимого режиссёра. Вселенная с неизменным постоянством двигала своими приводными ремнями эту огромную труппу, состоящую из галактик, созвездий, планет, среди артистов которой он сам находился и играл роль малой одинокой песчинки, занесенный случайными ветрами в этот театр жизни. Именно так он себя и ощущал сидя на краю этого пульсирующего океана около затухающего костра. Раздумья захватили его.
Он отодвигал подальше, ужасающую до морозных уколов кожи от бегущих по ней мурашек, мысль, что мире людей нет ничего настоящего, истинного. Нет ни любви до последней минуты, ни дружбы до конца дней. Вечна и неизменна только эта Вселенная.
    Было уже поздно Матвей вернулся в жилище, вскипятил чайник. Руки непроизвольно остановили движение с дымящейся чашкой у губ, и он прислушался к тиканью настенных часов, добытых кем-то из ученых в погибшей деревне поблизости. Они бесстрастные владельцы времени монотонно отбивали секунды, каждая из которых будто бы норовила поставить точку в его надеждах на обыкновенное человеческое счастье. Он пытался заставить себя не вспоминать прошедшее и уже отрезанное как ломоть хлеба, понимая то, что человек приходит в этот мир один и уходит всегда тоже один, и что все остальные только попутчики. Да оставляющие след в сердце каждый свой, но рассчитывать в этой жизни можно только на себя.  Казалось, что все замерло в душе Матвея. Но неожиданная мысль о том, что жизнь жестокая штука либо она задушит тоской слабого, либо даст новые испытания для сильного, для того, чтобы чему-то научить, поднять над рутиной жизни и готовая дать пинка, если вдруг застоялся на месте, заставила очнуться Матвея и начать думать о дне завтрашнем.
 Матвей задул керосиновую лампу старую годов шестидесятых из той же деревни, которая, как ни кстати, пришлась верной помощницей в быту станции. Задвинул железный засов на двери. Сон не приходил и вдруг в полудреме Матвей услышал металлической дребезжание котелка, вопреки советам Алексея, оставленного около кострища. Послышалось уфканье бродящего по проталине около дома зверя.
-Хозяин пришёл, - вслух произнёс Матвей и потянулся спокойно и даже с каким-то равнодушием, определяемым присловьем «чему быть, того не миновать», за карабином, который с утра так и оставался не расчехлённым.
 Матвей почувствовал, что обычным обследованием территории дело не закончится. Потянулись томительные минуты странной тишины, не чувствовалось никакого движения снаружи. Ушёл? Матвей взял карабин наизготовку, передернув затвор.  Встал около тяжёлой сделанной из плах двери и стал чутко вслушиваться в темноту, адреналин начал кипятить кровь. Вдруг в избу ворвался свет заходящей полной луны, полетели сверкающие брызги осколков стекла, из маленького оконца не характерного для лесных сооружений, которое ещё несколько секунд назад было закрыто плотными оконными ставнями снаружи. Скрежет ржавых кованых петель перемежался с недовольным рыком животного. В помещении опять стало темно, медведь просунул голову в оконце, но дальше продвинуться не смог. Матвей наугад запустил подвернувшимся поленом в сторону источника шума. Рык зверя огласил тайгу, мгновенные тени пробежали по стене и тут же тяжёлые удары лап посыпались по двери. Медведь почуял добычу и с остервенение рвал полотно из сосновых досок, зверь пытался выцарапать своими мощными когтями дверь наружу. Она не подавалась, так как была сделана по лесным правилам с открыванием внутрь. Матвей с ужасом слышал, как летели щепки вырываемые из тела двери. Он стоял ещё несколько секунд в оцепенении от нахлынувшего ужаса, палец на спусковом крючке занемел не способный подчиниться воле владельца. Матвей никогда прежде не стрелял в живых существ, хотя родом был из лесных краёв. Но в тот момент, когда стали трещать приподымаемые дикой силой бревна немалого сруба он сделал выстрел наугад через дверь. Медведь дико рявкнул, бревна с прихлопом встали на место подымая пыль, смешанную с пороховым дымом. Матвей слышал, как за избушкой на взгорке ломались сминаемые медведем молодые подростки сосен. Прошло тридцать минут, Матвей продолжал стоять в нелепой напряженной позе и слушал тайгу. Ходики на стене всё так же безучастно разгоняли маятником секунды по углам жилища, и они отскакивали от стен с каким –то жалобным стоном в нависшей тишине. Но в ушах Матвея они звучали нестерпимым звоном, пытаясь привести его в чувство. Матвей наконец-то услышал их призыв к продолжению жизни. Он поставил карабин на пол оперев стволом на край стола и плеснул остатки жидкости от застолья. Плечи как-то враз обмякли, и он ощутил в руках пульсацию ещё не остывшей крови.
     Утро выдалось бессонным и неспокойным, трещали где-то вдали сороки, ёлки насупили брови, и вода в реке бурчала сердитыми интонациями. На деревянном низеньком крылечке рделись подсохшие капли крови, тут же совсем рядом на земле лежал осколок клыка с куском плоти выбитый пулей из челюсти медведя. Матвей вздохнул, ещё напасть, по законам тайги раненого зверя необходимо добить, иначе не будет покою самому и возможна огромная опасность нападения на других людей, забредших в этот край, как и селянам пусть и далёких деревень. Опять весы судьбы насторожились и готовы были принять любой исход, качнувшись в ту или иную сторону. Кто-то явно вёл Матвея в сторону укрепления поникшего было духа, и он не стал сопротивляться решению этих сил. Собирался недолго, на куртку накинул брезентовый плащ с обрезанными кем-то для удобства полами, проверил карабин, большим пальцем попробовал лезвие дедова ножа, который повесил на ремень, застёгнутый поверх одежды. Со стола смахнул в сумку немного еды. Медведь ушел вдоль реки оставляя капли крови, иногда спускаясь к берегу. На оттаявшем прибрежье была видна неровная строчка его следов, которая вдруг круто забирала в густой ельник. Под навесом из хвойных лап потемнело. Матвей часто останавливался, выбирая более лучший путь среди валежника и ещё не полностью растаявших сугробов, прислушивался и шел упрямо вперёд, едва улавливая направление следов животного. Впереди показался знакомый овраг, по которому катился поток талой воды. Солнце продолжало свою неспешную работу, оставленную вчера в сумерках дня. Тревожное чувство заставило насторожиться и снять карабин, повернутый дулом вниз с плеча. Шорох брезентовой ткани около уха заглушил звуки приближающегося зверя. Он появился неожиданно в пяти - шести метрах из-за сваленной ели, которую Матвей только, что миновал. Течение времени замедлилось, прыжки медведя казались огромными, похожими на полет и удивительно лёгкими и плавными для двухсоткилограммовой массы тела зверя.  Матвей, поворачиваясь на движение, увидел быстро надвигающуюся раскрытую и окровавленную пасть с одним оставшимся верхним клыком. Зверь бежал сосредоточенно, не издавая звука, только перед самым прыжком испустил грозный рёв.  Матвей сделал шаг назад и это была его ошибка, он начал падать, запнувшись за торчащий из-под снега сучок. В падении машинально нажал на спусковой крючок, пуля проскочила вдоль тела медведя выбивая куски шерсти, отдача карабина чуть развернула тело и удар лапой пришёлся вскользь по левому плечу. Треск разрываемой ткани охватил морозным инеем душу Матвея. Медведь быстро сориентировался, чуть привстав обрушился всей массой
 на охотника, одной лапой отбросив оружие, другой пытался оглушить Матвея нанося удары по голове. Зимняя шапка смягчила удар, но боль в кадыке и шее говорили, что медведь был недалёк от победы. Матвей крепко сцепил зубы пытаясь приподнять и отстранить от себя тело зверя левой рукой, правой начал доставать клинок. Медведь рвал на нём неподатливую брезентуху, которая клочьями летела в стороны, но не применял клыки, которые вмиг могли бы прокусить уже оголившуюся на тот момент шею. Зато целых восемь лезвий передних лап с яростью начали вонзаться в плоть человека в разных местах. Левая рука, которой он защищал лицо и шею готова была уже повиснуть плетью, как вдруг медведь в резком рывке решил приподнять и перевернуть жертву. В момент поворота, когда правая рука наконец освободилась из-под тела животного Матвей, наконец выдернул из кожуха свой длинный нож и нанес удар в шею после чего взбесившийся медведь оставшимся клыком вырвал у него кусок плоти из голени ноги — и отбежал. Казалось атака отбита, но инстинкт подсказывал, что зверь голоден, разъярён, еще силен и готов к отмщению за нанесённое человеком ранение и просто так не отступит. Затем медведь с рёвом, от которого вмиг пересохло в горле снова бросился в атаку и уже готов был убить, но Матвей собрал все силы и сверкнувшим в луче солнца клинком, пробившегося вдруг через полог из еловых лап, ударил из полулежачего положения в межрёберье зверя. Нож податливо скользнул в теле минуя задетые им рёбра. Потом были ещё и ещё удары в круп животного. Кровь лилась как дуршлага из пасти и грудины, видимо Матвей удачно попал в сердце или лёгкое Медведь в агонии несколько секунд рвал человека, и наконец, сгрёб в охапку вонзив напоследок все свои лезвия когтей в плечи и спину Матвея и стал медленно оседать на длинном клинке ещё раз вонзённого в грудину, придавливая его всем своим весом. Матвей с трудом выбрался из-под него, дополз до карабина оставляя кровавый след на подтаявшем крупяном снеге и на всякий случай два раза выстрелил в голову зверя. Гиря судьбы человека, брошенная на чашу незримых весов, перевесила природное желание животного во что бы то ни стало получить добычу. Матвея лихорадило и мутило от потери крови, сознание едва не оставило его. Он скинул верхнюю одежду и холод горсти снега, приложенной к разгоряченному лицу, привёл его в чувство. Ткань рубахи не поддавалась его ослабевшим пальцам, но при помощи ножа он нарезал несколько полос и перевязал ногу. С трудом поднял свое тело и оглянувшись на недвижного медведя Матвей поковылял, опираясь на карабин, вдоль шумного потока в распадке по направлению к реке. Силы оставили его на прогреваемом солнцем холмике около реки. Там его и нашли рыбаки, причалившие на лодке около  устья ручья.
   Прошла неделя после операций, тело страшно болело, сестра не унималась с процедурами и перевязками, отчего он не мог забыться во сне ни днем ни ночью. Воспоминания о пережитом тоже не давали близко подойти Морфею к изголовью его кровати. Ночью он смотрел в окно на убывающую луну и вёл с ней мысленный, бесконечный разговор, но она не оборачиваясь и ничего не отвечая уходила за  тёмные облака. Этим утром сквозь полусон Матвей услышал знакомые голоса в коридоре.  Пожилая сестра увещевала пришедших:
-Нельзя к нему ещё, он головы повернуть не может. С ложки его кормлю. Как  только голову ему медведь не отшиб. Покой ему нужен.
- Доктор разрешил на минуточку зайти, - послышался бодрый голос Лешки.
-Анастасия Петровна, с этим мы согласны, но не совсем. Покой и жалость как раз и убивает мужчину, поэтому мы зайдём, -и дверь отворилсь, казалось под напором властного голоса директора института.
Матвей слабо улыбнулся вошедшим мужчинам.
-Здравствуй Матвей Иванович, вот как тебя запаковали, как космонавта, - директор протянул ладонь навстречу слабому движению руки больного.
Директор уверено сел на стул перед кроватью.
-Крещение тайгой значит прошёл. Молодец. Жив и жить значит будешь.
-Крепкий мужик ты Иваныч. Моим рассказал-не поверили,-вторил Лёшка.
-Давай Матвей сразу о главном. Как выздоровеешь, пошлю за тобой транспорт. Надеюсь, помнишь про заявление. Приедешь подпишу,-директор выдержал короткую паузу. - На перевод на другую должность. Будешь моим заместителем.
-А как же прежний? - вздрогнул Матвей.
-Уволил. Грехов за ним много.