Танцы на стёклах ты лучший из нас двоих

Грей заснул довольно быстро. Мой мальчик был ненасытным сегодня. Я едва успевал приходить в себя, как он снова на меня набрасывался... не то, чтобы я возражал. На самом деле, день выдался очень даже хорошим. Мы оба, казалось, с успехом избегали разговоров о прошлой ночи. Я так ничего и не сказал ему по этому поводу, да и если честно, что я мог сказать?

Что ты можешь сказать кому-то, кого любишь больше самой жизни, когда боль и страдания просто переполняют его? Ты можешь просто сидеть и впитывать в себя всё в попытках забрать хотя бы маленькую частичку его боли. Всё равно ничего из того, что я мог сказать, не изменило бы всего этого дерьма. Так что я просто слушал, прижимая его к себе, и плакал вместе с ним.

Он и понятия не имеет, какой он на самом деле сильный. Чёрт, если бы со мной случилось то, через что прошёл он... да у меня нет сомнений, я знаю, что закончил бы либо в тюрьме, либо мёртвым. При одной только мысли о том, что ему пришлось пережить, я так бесился, что едва мог держать себя в руках.

Блять, серьёзно, да что не так с людьми? Какого хрена эти долбанные ***сосы вообще заводят детей, если они всё равно только собираются сломать нас? Почему никто не вступился за него, не спас его? Да уж конечно хоть какой-нибудь урод знал, что он был попросту заключён в этом проклятом аду! Хотите сказать мне, что никто не видел его через это ****ное окно? И никого никогда не смущало, что оно закрашено чёрной краской? А как же грёбаные бабушки и дедушки, или тёти и дяди, кузены, да, твою мать, кто угодно?! Почему люди просто отворачиваются, когда речь идёт о жизни ребёнка?

Хотя нет, что там! Речь не только о жизни ребёнка, речь о жизни всех, потому что дети, которых выбросили на улицу, на которых плюнули, которых били и просто мучили... они вырастают! И вот тогда все горазды говорить о том, какой же монстр этот человек, когда они все могли спасти его ещё ребёнком и ничего этого и не случилось бы!

Какой-то ****утый замкнутый круг и про детей все просто забывают! И люди ещё удивляются, почему подростки неуправляемы в наши дни? Да это потому, что люди не воспитывают своих чёртовых детей! Мы не должны растить себя сами! Дерьмо, ему было шесть лет! Какого хрена он был не в школе? Да ведь знал же хоть кто-нибудь о его существовании за этими проклятыми стенами?!

Сраная «система» по защите детей одни слова на ветер! Над нами только издеваются, помыкают нами, пока мы не доходим до грёбаной ручки и не начинаем убивать людей, и вот тогда они, конечно, замечают нас! Я сам не раз попадался в руки закона, и хоть кого-нибудь волновало, что случилось со мной в этой дерьмовой жизни? Да никого не ****! Всем похуй, пока это напрямую не затронет их самих, и вот тогда они начинают рыдать и кричать «где были его родители», да знаете что, идите в задницу! Где были его чёртовы соседи или учителя, да хоть кто-нибудь? Блять!

Дьявол, мне нужно покурить...

Медленно выбравшись из-под моего красивого мальчика, я подошёл к окну и, слегка приоткрыв его, устроился на подоконнике. Закрыв глаза, я зажёг сигарету и глубоко затянулся, пытаясь успокоиться, потому что я был чересчур заведён.
Я волновался о том, как всё пройдёт завтра, но знал, что это было неизбежно. Грей держал это дерьмо в себе слишком долго, и это медленно убивало его изнутри. Мне только было жаль, что мы не могли просто рассказать Йону и о нас, потому что при мысли, что ему снова придётся пройти через всё это, а я даже не смогу взять его за руку, в моей груди что-то начинало ныть. Но, думаю, для Грея это было бы уже слишком.

А единственное, чего я хотел сейчас, это помочь ему, потому что да, я любил его безумно, но он так же был моим самым лучшим другом и я не мог смотреть, как он страдает. Если бы я только знал, что происходит с ним, мне было бы легче.

Я бросил взгляд на компьютер и выбросил сигарету. Мысленно отметив, что надо будет собрать завтра бычки до возвращения Йона, я подошёл к нему и начал поиск.

Шизофрения.

Симптомы: галлюцинации; бред; дезорганизация мышления и речи; дезорганизация поведения; кататоническое поведение; необычные движения (раскачивание, ходьба туда-сюда); плохая память; социальная изоляция; отсутствующее выражение лица или монотонный голос.

Что ж, у Грея есть кое-что из этого, но не всё.

Я продолжил исследования и наткнулся на посттравматическое стрессовое расстройство.

ПТСР.

Симптомы: непроизвольные рецидивирующие воспоминания; галлюцинации; кошмары; трудности межличностных отношений, включая демонстрацию или ощущение привязанности; нарушение сна; настороженность и пугливость; повышенное возбуждение или перевозбуждение.

Чёрт, кое-что из этого у Грея тоже есть, но вроде этих симптомов у него больше, чем шизофрении... может у него как раз было это перевозбуждение сегодня? Он набрасывался на меня целый день... не то, чтобы я возражал, конечно.

Я взглянул на часы. Два часа ночи. Я знал, что мне стоило вернуться в постель, но в моей голове было слишком много мыслей, я всё ещё был адски зол, а помимо этого ещё и жутко подавлен. В результате я решил ненадолго спуститься в гараж и избить к чертям боксёрскую грушу.

Я бил её с такой яростью, словно она должна была мне денег, остановившись только когда вымотался настолько, что у меня едва поднимались руки. Опустившись на силовую скамью, я сделал ещё несколько глубоких вдохов, пока наконец не успокоился окончательно.

Когда я дотащился до комнаты Грея, он всё ещё спал, как младенец. Раздевшись, я отправился в душ и, упёршись руками в стену, просто позволил горячей воде стекать по мне, непрерывно напоминая себе дышать, потому что его слова не умолкали в моей голове...

Мне было так одиноко.

Я был заключён в этой комнате, без солнечного света, без всяческой связи с окружающим миром, и мне не с кем было поговорить.

Я начал просто представлять разных людей, с которыми можно было поговорить, воображаемых друзей, так сказать, но я никогда не говорил вслух, а держал это всё только в своей голове, чтобы не разозлить отца.

Я рисовал цветы, облака, всяких животных...

Мне было так одиноко.

Эти картины заполонили все мои мысли – мой красивый пятилетний мальчик с каштановыми волосами, сидящий в этой комнате совсем один... Моей стойкости хватило ненадолго, и вскоре я рыдал как ребёнок, прижавшись лбом к стенке.
Всё о чём я мог думать – почему он? Почему это случилось с ним? Сможет ли он когда-нибудь от этого оправиться? Ну почему?

В конце концов во мне просто не осталось больше слёз и, сполоснувшись, я вылез из душа и поплёлся в постель.

Обняв моего самого дорогого мальчика, я притянул его поближе к себе и, уткнувшись носом в его тёмные волосы, просто стал вдыхать его запах... и это успокаивало, умиротворяло меня, потому что я знал, что когда он был в моих объятиях он был в безопасности. Пока я дышу, никто и никогда больше не посмеет причинить ему боль.

Я заснул как раз когда уже начало вставать солнце.

Разбудили меня нежные поцелуи в шею, заставив меня улыбнуться ещё даже до того, как я успел открыть глаза.

- С добрым утром, малыш, - прошептал я.

- С добрым утром, Вэл.

Разодрав веки, я встретился со взглядом самых красивых зелёных глаз, что я когда-либо видел.

- Я принёс тебе завтрак в постель, - улыбнулся он своей непревзойдённой изогнутой улыбкой. Подняв голову, я увидел поднос с едой, на котором были блинчики с черникой, сок и красная роза. Улыбнувшись, я сел:

- Ты просто охуенный парень, Грей, ты знаешь это?

Скромно улыбнувшись, он поставил поднос на кровать:

- Ты тоже потрясающий, Валера.

За завтраком мы чуть-чуть поболтали. Позвонил Йон и сказал, что он приедет часа через четыре, а Кая решила ещё на несколько дней остаться со своей сестрой. Так что после того, как мы поели... мы решили ещё немного поразвлечься.

Пару часов спустя мы всё ещё были в постели – обнажённые, вспотевшие и полностью удовлетворённые. Приподнявшись на локте, он неуверенно взглянул на меня.

- Что-то не так? – спросил я, скопировав его позу. Он вздохнул, начав теребить одеяло.

- Да... я кое о чём думал... но я... я не знаю, как ты отреагируешь.

Положив руку на его бедро, я притянул его поближе, так, чтобы наши тела снова соприкасались:

- Что такое, малыш?

Он опустил голову на моё плечо, прошептав:

- Я... ну... в общем, мне может потребоваться твоя помощь, когда я буду рассказывать всё папе. Я не могу представить себе, как снова с этим справиться, даже не прикасаясь к тебе, и я не знаю... что ты думаешь о том, чтобы просто сказать ему и о нас тоже?

Я выдохнул с облегчением и улыбнулся:

- Я думаю это хорошая идея, Грей. На самом деле я тоже думал об этом прошлой ночью, но сомневался, что ты захочешь. Так будет лучше, вот увидишь. Мы просто выложим всё и перестанем прятаться.

- Правда? – улыбнулся он.

- Да... - кивнул я. – Я не думаю, что рассказать ребятам в школе хорошая мысль, но твои родители потрясающие. Я не могу представить, чтобы они всерьёз разозлились или что-нибудь в этом роде... они будут шокированы, да, наверное, но чтобы они злились? Вряд ли. Да и потом, такими темпами, будет намного лучше, если мы сами всё им расскажем, пока они не застукали нас вместе в постели.

- Да уж, тут ты, наверное, прав, - рассмеялся он.

Поднявшись, мы быстренько приняли душ и оделись. Мы лежали на кровати и целовались, когда услышали звук открывающейся двери гаража. Грей отстранился и его дыхание быстро участилось:

- Вэл, я не могу... пожалуйста, не заставляй меня... я просто не могу...

Вздохнув, я обхватил его лицо ладонями:

- Дыши, малыш. Я знаю, что тебе страшно, Грей, но мы должны сделать это. Клянусь, всё будет совсем не так плохо, как ты думаешь. Больше никаких секретов. Я всё время буду рядом, ладно?

Мои слова не подействовали, и он начал впадать в панику. Обняв его, я крепко-крепко прижал его к себе, пытаясь унять дрожь в его теле.

- Грей, всё будет нормально... у тебя хватит сил, чтобы справиться с этим. Я не знаю никого, такого же сильного, как ты. Ты можешь сделать это. Мы можем сделать это. Хватит бежать, малыш.

Немного отстранившись, он сделал несколько глубоких вдохов и в конце концов кивнул:

- Ладно.

- Я люблю тебя, - улыбнулся я. Он улыбнулся мне в ответ, сделав ещё один вдох:

- Я тоже тебя люблю.

Прохождение через эту проклятую дверь было одним из самых сложных испытаний в моей жизни. По правде говоря, я и сам боялся до усрачки, но я не мог показать этого Грею. Я должен был быть сильным ради него, и я не мог позволить себе ничего другого.

Выйдя из спальни, мы спустились вниз как раз в тот момент, когда Йон вышел из гаража.

- Привет, мальчики.

Грей всё ещё глубоко дышал, опустив голову и сжав локоть одной руки другой. Йон перестал улыбаться:

- Что случилось, сынок?

Я решил, что мне лучше вступиться:

- Ээ... Йон? Мы с Греем хотим поговорить с тобой о нескольких вещах, и... они... это довольно важно.

- Вы оба в порядке? – с не на шутку обеспокоенным видом подошёл он к нам. – Что-то случилось?

Я покачал головой:

- Мы в порядке. В принципе ничего не случилось... то есть, ну... Боже, это трудно... думаю, нам лучше сесть.

Йон опустился в кресло, и я тут же вспомнил, как уснул в этом кресле с Греем на моих коленях. Я невольно улыбнулся при этой мысли, и, судя по лёгкому румянцу на щеках Грея и его улыбке, он тоже об этом не забыл.

Грей присел на один край дивана, а я пристроился на другом. Он словно окаменел, и я понял, что мне пора наконец быть мужчиной и взять дело в свои руки:

- Йон, у нас с тобой весьма откровенные отношения и ты знаешь какой я. Я не привык ходить вокруг да около и церемониться, так что я просто скажу... мы с Греем не просто друзья.

Йон выдохнул и кивнул, чтобы я продолжал, и, вдохнув поглубже, я просто выложил всё:

- Правда в том, что... мы не просто экспериментируем, ничего такого. Я люблю твоего сына больше, чем я думал вообще возможно. И он любит меня. Мы хорошо влияем друг на друга, и, думаю, мы помогаем друг другу стать лучше. Мне жаль, что мы скрывали это, но, надеюсь, ты понимаешь, как это сложно для нас. Но ты должен знать, что я никогда не сделал бы ничего, чтобы причинить боль Грею или любому из вас. Вы моя единственная семья. Йон, я клянусь, я всегда буду хорошо обращаться с твоим сыном и сделаю всё, что в моих силах, чтобы быть достойным его.

Йон перевёл взгляд на Грея, чьё лицо просто пылало. Да он вообще выглядел так, словно вот-вот грохнется в обморок – его дыхание было уже чертовски мелким и частым. Я протянул ему руку, и, посмотрев на меня долгим взглядом, он сглотнул и сжал мою ладонь. Почти сразу же он глубоко вздохнул и смущённо улыбнулся мне, отчего я непроизвольно улыбнулся в ответ.

- Грей? – спокойно спросил Йон, посмотрев на наше молчаливое общение. – Тебе есть что сказать?

Набрав в грудь побольше воздуха и закрыв глаза, он выпалил:

- Я люблю Валеру больше чем... да чем что угодно. Он мне нужен, пап. Моя жизнь была такой ужасной, пока он не взял меня под своё крыло и не помог мне. Он вселил в меня уверенность, и с ним я чувствую себя сильным и бесстрашным и... любимым. Я могу заявить тебе с полной уверенностью, что Валерка спас меня от тонн боли и страданий, да он просто вернул мне мою жизнь. Я не могу потерять его. Я не потеряю. Я люблю его.

Йон сидел, закрыв лицо руками. Моё сердце колотилось в груди, словно бешенное, пока он не поднял голову и я увидел на его лице маленькую улыбку.

- Я задавался вопросом, как долго вы не признаетесь.

- То есть ты знал? – обалдел я. Покачав головой, он мягко засмеялся:

- Ну, я не знал, что вы любите друг друга, но я понял, что вы... больше, чем друзья. Когда ты был в больнице, Грей был просто вне себя от беспокойства. Он не отходил от тебя ни на шаг. И я видел, как вы мальчики общаетесь, и ваши отношения явно более... интимные, чем у просто друзей.

Затем он усмехнулся:

- А ещё я видел, как Грей столкнул тебя с кровати перед нашим отъездом. – Повернувшись к Грею, он приподнял бровь. – Кстати неплохая попытка, сынок. Уронил книгу, как же. Я бы подловил вас на этом, но со всем, что творилось, я посчитал, что время было не подходящим. Я надеялся, что вы расскажете мне сами, прежде чем мне пришлось бы вывести вас на чистую воду. Я горжусь вами, мальчики. Я знаю, что это, должно быть, очень трудно.

У меня просто не было слов. Я никогда прежде не встречался с кем-то, чьим родителям я и правда нравился. Так что я был весьма возбуждён по этому поводу.
Йон вздохнул:

- В связи с этим я хочу кое-что обсудить с вами. Есть вещи, которые вы должны понять, и я хочу, чтобы вы действительно постарались меня услышать, хорошо? – Мы оба кивнули, и он продолжил. – Быть в любых отношениях в таком юном возрасте может быть очень трудно, временами даже слишком, особенно учитывая ваши обстоятельства. Я не знаю, что вы планируете делать со своими друзьями и собираетесь ли вы оглашать свои отношения в школе, но я верю, что вы достаточно ответственны, мальчики, и чтобы вы не решили, вы пройдёте через это с честью и достоинством. Однако вы оба ещё очень молоды, и я не сомневаюсь в искренности ваших чувств, но я хочу, чтобы вы поняли, что если когда-нибудь что-то случится, и вы решите, что вы не хотите больше быть вместе, это будет весьма затруднительно, так как вы живёте под одной крышей. Так что я прошу вас быть осторожными, в первую очередь ценить свою дружбу и всегда относится друг к другу с уважением. Пожалуйста, знайте, что мы с вашей матерью всегда поможем вам обоим, чтобы не случилось. Пока вы не дадите мне причин усомниться в себе, я отступлю в сторону и буду доверять вам обоим.

Затем щёки Йона слегка покраснели, и он ненадолго посмотрел на пол, прежде чем, откашлявшись, спросить своим «докторским» тоном:

- И последнее. Вы, мальчики, уже занимались сексом?

Грей задохнулся, а мои глаза расширились, и я начал заикаться:

- Н... нет, сэр. Нет, мы не занимались сексом.

Он облегчённо выдохнул и продолжил:

- Вы планируете заниматься сексом?

- Папа! – поражённо воскликнул Грей. Всё моё лицо горело.

- Ээ... да нет. То есть... о, Боже... ну точно не скоро.

Йон улыбнулся:

- Эй, сынок, я обязан спросить, это моя работа защищать вас обоих. И я должен сказать, что когда вы решите зайти дальше в своих отношениях... и я молюсь, чтобы это было ещё через многие годы... в любом случае, когда и если это случится, я категорически требую, чтобы вы, мальчики, предохранялись.

Господи Боже, просто застрелите меня...

На моём лице наверняка было то же выражение, что и у Грея, но я кое-как умудрился выдавить из себя:

- Да, сэр.

Йон откинулся в кресле и полностью переключился в докторский режим, начав описывать важность презервативов и моногамии. И это бы ещё что, но после... после он пустился в детали.

- Так же я хочу, чтобы вы знали, что есть специальные вещи, позволяющие сделать анальное половое сношение гораздо менее болезненным и уменьшить вероятность появления нежелательных трещин на анусе благодаря определённым способам подготовки...

Боже, сейчас! Застрелите меня сейчас же нахрен к чертям собачим!

- О, Господи! Папа? Пожалуйста... ради Бога, пожалуйста... Я никогда не займусь сексом, если мы продолжим этот разговор!

Грей выглядел так, словно у него вот-вот случится сердечный приступ, а мне без всяких сомнений никогда не было так неловко за всю свою грёбаную жизнь. Йон же просто приподнял бровь:

- Перебор?

Грей сжал переносицу, и я никогда не видел, чтобы его лицо было настолько красным.

- Да, пап. Пожалуйста, хватит.

Йон пожал плечами:

- Ладно, мальчики. Дайте мне сказать ещё кое-что в заключение и на этом закончим... - Он наклонился вперёд и строго посмотрел на нас обоих. – Если я когда-нибудь зайду к кому-нибудь из вас в комнату и застану вас в одной постели, я спущу с привязи вашу мать, и вы будете под домашним арестом, пока вам не стукнет тридцать пять, ясно?

- Да, сэр, - кивнул я. Грей тоже кивнул и Йон улыбнулся:

- Так, вы хотели поговорить о нескольких вещах... что-то ещё?

Грей посмотрел на меня – его лицо было полно тревоги, и я так не хотел причинять ему боль... но я знал, что мы должны были это сделать.

- Йон... - начал я. – У Грея проблемы с его прошлым.

Улыбка слетела с лица Йона мгновенно.

- Что случилось, сынок? – спросил он Грея. Тот, в свою очередь, подтянул ноги к груди и начал покачиваться взад-вперёд, прижав лоб к коленям. На его глаза уже начали наворачиваться слёзы, и я просто не удержался. Подобравшись поближе к нему, я обнял его, и он тут же прижался ко мне, начав плакать.

- Шш, малыш... - прошептал я, гладя его по волосам. – Всё будет хорошо.

Йон пересел на журнальный столик перед нами, и его глаза явно выдавали его тревогу.

- Сынок... ты можешь сказать мне что угодно.

Грей же только вцепился в мою футболку, трясясь и истерически рыдая. Приподняв его подбородок, я заглянул ему в глаза, и в них было столько боли, что это заново разбило мне сердце. Но я должен был быть сильным... сорваться я мог позже.

- Грей, хочешь, я ему скажу? – прошептал я.

- Пожалуйста... - согласился он дрожащим шёпотом, всхлипывая. – Я просто... я не могу... пожалуйста...

Кивнув, я поцеловал его лоб, и он снова спрятал лицо у меня на груди.

Взглянув на Йона, я сделал глубокий вдох и начал рассказывать ему всё, что сказал мне Грей о своём прошлом и о галлюцинациях, которые он видит. Йон не перебивал меня, внимательно слушая, пока я говорил, слегка покачивая Грея в своих объятиях.

К моменту, когда я наконец закончил, я чудом сам не рыдал истерически, но ради Грея я умудрился сдержаться. Он уже перестал дрожать и теперь просто сидел, вцепившись в меня изо всех сил. Йон же сидел на журнальном столике, опустив голову на руки – его глаза были влажными, как и у меня, и я знал, что он делает то же самое и просто пытается держаться.

- Грей, сынок, пожалуйста, посмотри на меня, - очень тихо сказал он.

Грей глубоко вздохнул и всё-таки поднял голову, посмотрев на отца. Йон протянул ему руку, и он сжал её, одновременно стискивая другой рукой мою ладонь. Потом Йон взял за свободную руку меня и с минутку мы просто сидели вот так, ничего не говоря и держась друг за друга.

- Они снова запрут меня? – в конце концов прошептал Грей. По щеке Йона соскользнула пара слёз, и он сжал наши руки ещё крепче.

- Нет, сынок. Никто никуда не заберёт тебя отсюда. Я знаю, что тебе страшно. Ты боишься, что унаследовал болезнь твоего биологического отца, так?

Грей кивнул:

- Я сойду с ума? Я начну бросаться на людей?

Йон потряс головой:

- Нет, сынок, ты не сумасшедший и ты просто не способен причинить кому-то боль. Я не эксперт в психологии, это не моя сфера, но мне не кажется, что это шизофрения. Я верю, что у тебя просто посттравматический стрессовый синдром.

- Да, Грей, я читал об этом в интернете прошлой ночью, и я тоже так думаю, - добавил я.

Йон кивнул, и Грей вытер глаза:

- Правда?

- Правда, - прошептал я.

- Сынок, я думаю всё, что происходит с тобой, может быть вылечено правильными лекарствами и консультацией специалиста. Один мой хороший друг потрясающий психотерапевт. Я позвоню ему и запишу тебя к нему на приём как можно скорее. Но мне нужно, чтобы ты был полностью честным с ним обо всём, что случилось, и обо всём, что сейчас происходит с тобой. Сынок, ты должен понять какую огромную роль играет во всём этом честность. Я знаю, что тебе страшно, но, клянусь, мы пройдём через это и поможем тебе. Тебе совершенно нечего стыдиться, и я не могу описать, как я горжусь тем, что ты решился рассказать мне всё это. Я и представить не могу, как тяжело это было для тебя. Мы с твоей матерью будем с тобой на каждом шагу, и я уверен, Валерик тоже. Тебе не придётся бороться с этим в одиночку... ты никогда больше снова не будешь один.
Он обнял Грея, и я невольно улыбнулся, потому что несмотря на то, что разговор Йона об анальном сношении мне не удастся выкинуть из головы уже никогда... я бы сказал, что всё прошло чертовски здорово.

Йон тем временем потянул меня к ним в объятия, прошептав:

- Вы двое – самые сильные мальчики из всех, кого я встречал. Я надеюсь, вы оба знаете, какие вы удивительные.

Мы немного посидели, обнявшись вместе, пока Йон не отстранился, улыбнувшись мне:

- Сынок, ты не оставишь меня наедине с Греем на несколько минут? А потом я бы хотел поговорить с глазу на глаз и с тобой.

- Да, сэр, - кивнул я, заставив его усмехнуться.

- Завязывай с этим официальным дерьмом, Валера. То, что ты встречаешься с моим сыном, не значит, что я начну чистить ружьё перед твоим носом или что-нибудь эдакое. Ничего не изменилось, сынок.

- Хорошо, доктор Й., - наконец улыбнулся я. – Я пойду подышу воздухом.

Я поднялся и инстинктивно наклонился к Грею, чмокнув его в губы. Йон приподнял бровь, но я сам настолько офигел от того, что сделал прямо перед ним, что просто пожал плечами, пробормотав:

- Я буду на улице.

Как жизнь меняется кругом,
Сердца людей похолодели.
Твой друг становится волком,
Боясь, чтобы его не съели.

Ты знаешь всё всевидящий пророк
Я в жизни многое видал,
Но я никак понять не смог,
Я правды суть не осознал.

Скажи, о мудрый мой отец,
Всё ложь кругом?
Иль я слепец.
Рождённый гневом и огнём.

Зачем устроен мир наш так.
По чину выше нас, но кто глупее - Бог,
А кто пониже, но умней - дурак.
Тот человек, кто держит власть.

Увьётся лаврами чело того,
В конверт, который будет что-то класть,
Для умника же ничего.
Зачем так глупо мы живём?

И говорим, друг другу любим,
Когда в любви мы просто лжём,
И эту ложь голубим.
Зачем тепло и состраданье,

Слова о дружбе и добре.
Мы вспоминаем уповая,
И окунаяся в вине
Зачем мы близких оставляем,
И верим в ложные слова.

И тайны сердца доверяем,
Лишь ради тела и тепла,
И почему всё то, что мило,
И всё то, нежное на вид,
Внутри окажется постылым,
От смысла жизни отвратит.