Артурчик

В мире маленькой девочки Тани всё (пока) предельно просто - потому что всё делится на белое и чёрное.

Ну, почти.

Вот белое – это мама, старший брат Миша и его соседка по парте – хорошая девочка Оля, которая все вечера проводит у них, занимаясь непременно каким-нибудь «белым» делом – иногда это чтение толстенных книг без картинок, а иногда – мытьё посуды.

А чёрное – это папа, его новая жена Маргарита и та компания старшеклассников, которые после школы покупают маняще-пахнущую шаверму в ларьке и запивают её потом каким-то особенным лимонадом из тёмных стеклянных бутылок.

Тане всегда хочется с ними поздороваться, и она думает, что, когда вырастет, тоже станет есть шаверму и пить лимонад. Но пока – она ходит всегда за руку со старшим братом Мишей, а он отчего-то не хочет останавливаться рядом с ними, наоборот – крепко держа Таню, почти пробегает мимо.

А кроме чёрного и белого в её мире есть Артурчик. Не чёрный и не белый – другой.

Артурчик взрослый: точно старше Миши и, может быть, старше папы, но в этом Таня не так уверена; у него очки с толстыми стёклами и большая пушистая борода. Таня приходит к нему каждую среду, и говорит, как с настоящим другом – обо всём и обо всех.

Артурчик слушает. Слушает всегда, а иногда даёт советы, над которыми Таня потом думает всюнеделю. Все их с Артурчиком разговоры она запоминает настолько, что, кажется, может воспроизвести каждую фразу. Она и воспроизводит их постоянно – мысленно, на скучных уроках и за скучным ужином, когда все, кажется Тане, думают о своём – а она разговаривает с Артурчиком.

Он живёт в большом сером доме в центре города – недалеко от Таниной школы. Центр нравится Тане: на каждый дом там хочется смотреть подолгу, и все они разные – разных цветов и разной высоты. Там, где живёт Таня, все дома похожи друг на друга, а чуть отличается только торговый центр, где продают вкусное мороженое с карамелью, да вестибюль совсем недавно построенной станции метро. Вот метро Тане нравится, вернее, само метро нет – там душно, странно пахнет и очень много людей всегда; нравится то, что теперь она живёт около станции с красивым названием «Международная». Раньше жила в Купчино, а теперь около «Международной» - согласитесь, звучит неплохо.

Артурчик знает о ней всё – и что весь мир она поделила на белое и чёрное, и что белый цвет она считает очень противным: белыми бывают рубашки на школьных торжественных мероприятиях, халаты медсестёр, которые вот-вот проколют ей палец и начнут выжимать из него кровь в пробирку, шапка, от которой чешется голова, мамин передник и бант на голове у хорошей девочки Оли. Но на торжественных мероприятиях всегда жарко и скучно, и на белых рубашках появляются желтоватые круги пота; шапка давно уже сероватая от пыли и от того, что у мамы никак не дойдут руки её постирать; на переднике вечно жирные пятна, а бант у девочки Оли постоянно сваливается. Сама девочка Оля – что с бантом, что без, постоянно цитирует всех без разбора, а Таня думает, что она, наверное, заучивает цитаты наизусть – лишь бы не молчать. Оля ей не нравится. И бант тоже.

Чёрный же цвет кажется ей красивым – чёрным бывает лак на ногтях у папиной жены Маргариты, а старшеклассники с лимонадом и шавермой всегда в чёрных джинсах и таких же толстовках. Маргарита показалась ей красивой и доброй, когда папа их знакомил, но, вернувшись домой, Таня рассказала маме, что Маргарита очень толстая и противная. Она знала, что мама ждёт от неё именно этого.

Вообще, прожив с мамой одиннадцать лет, Таня почти всегда знает, чего от неё ждут.

Почти – но не всегда.

Ещё Таня рассказывает Артурчику, что больше всего на свете мечтает попасть на Васильевский остров. Там живёт папа, и она думает, что весь остров принадлежит ему с Маргаритой: у них там большой дом, непременно тёпло-жёлтого цвета, который хочется долго-долго рассматривать. А ещё всегда вечер: Тане кажется, что вечер – это красиво, потому что вечером небо чёрное, а днём грязно-белое.

Она думает, что когда перестанет ходить за руку со старшим братом Мишей, то первым делом пойдёт на Васильевский остров. А потом уже купит шаверму и лимонад в тёмной бутылке.

Но есть одна вещь, которую Таня хотела обсудить с Артурчиком очень давно, и у неё никак не хватало духу. Но она решила, что готова – либо сейчас, либо никогда.

В среду она, как всегда, приходит к нему, рассказывает сначала обо всякой ерунде: про одноклассника Тёму, дёрнувшего её за косичку, про противную учительницу Людмилу Андреевну, влепившую ей тройку по математике за почерк, про то, что от белой шерстяной шапки очень чешется голова; выпивает две чашки чая и съедает три розеточки вкуснейшего облепихового варенья, а потом выдыхает и говорит:

- Когда папа уходил, они спросили меня: с кем я хочу жить?

Артурчика это не удивляет – он хмурится и наливает ей ещё чаю.

Таня продолжает. Она говорит, что не знала, чего от неё ждут – вернее, знала, что мама и папа впервые ждут разных ответов. Сама она думала, что больше хочет жить с папой – потому что у мамы губы почти всегда поджаты, а у папы растянуты в улыбке. Папа весёлый. Но Таня знала, что говорить нужно не то, что хочется, а то, чего ждут, иначе мама будет плакать и кричать.

Таня ответила, что ей нужно подумать и ушла в комнату. Там она решила подбросить пятирублёвую монетку: выпадет орёл – останется с папой.

Выпала решка.

И вот теперь она хочет перебросить.

Перебросить и из белого мира переехать в чёрный: не слышать умных цитат от хорошей девочки Оли, не носить колючую белую шапку и не ходить за руку со старшим братом Мишей.

- Можно перебросить? – спрашивает Таня у Артурчика, жмурясь – собственные слова кажутся ей очень страшными.

- Перебросить можно всегда, - отвечает он.

Потом её забирает мама, и, как всегда, просит немного подождать в прихожей – они с Артурчикомзапираются в комнате и о чём-то долго разговаривают.

Мама выходит с плотно сжатыми губами, кивает Артурчику и взглядом указывает Тане идти за ней.

- Мама, всё нормально? – спрашивает Таня у мамы, дергая её за рукав – потому что если мамы поджимает губы, то здесь что-то не то.

Она молчит.

- Мама, ты злишься?

Молчит.

- Мама?..

Молчит. Всю дорогу до дома – а дома молча открывает дверь, ведёт Таню на кухню, наливает ей тарелку супа и выходит.

Таня ест, а ей этот суп в горло не лезет – что случилось? Она сказала что-то не то?

Единственные голоса в квартире – это голоса старшего брата Миши и хорошей девочки Оли. Они говорят что-то стандартное и скучное о музыке и истории, опять кого-то цитируют, но это подбадривает Таню – хоть что-то как всегда.

Может, это потому что она хочет перебросить?

Нет, мама не могла об этом узнать – Артурчиквсегда говорил: всё, что расскажет ему Таня, останется между ними.

Артурчик её настоящий друг. Он не мог раскрыть её тайну маме.

Таня не успевает доесть, как на кухню входит мама. У неё губы поджаты ещё сильней, а лицо белое, как полотно. Таню это пугает.

Мама стоит в дверях.

Таня отодвигает тарелку супа. Встаёт.

Подходит к маме, осторожно трогает за плечо и спрашивает:

- Мама, всё в порядке?

Она молчит.

- Мама, что случилось?

Молчит.

Выходит в коридор, жестом указывая Тане – следуй за мной.

В коридоре Таня видит маленький грязно-белый чемоданчик: они брали его, когда ездили на море или на дачу, и обычно в него помещались Танины игрушки и Мишины скучные книжки без картинок.

Мама надевает куртку, подаёт Тане плащ, достаёт её ботинки из обувницы. Таня послушно одевается, не понимая – куда они теперь?

Во-первых, только пришли, а во-вторых – уже вернулись от Артурчика, значит, сейчас поздно.

Они никогда никуда не ходят поздно.

Мама берёт чемоданчик, и они с Таней выходят на лестницу.

- Мама, куда мы едем?

Она молчит.

Молчит и тогда, когда сажает Таню в машину, когда ведёт машину, а Таня смотрит в окно – сначала все эти одинаковые дома-коробки, а потом они постепенно становятся разными. Даже в тусклом свете фонарей она видит, что дома стали разных цветов и разной высоты. Это значит, что они в центре.

Мама везёт её к Артурчику?

Нет. Они подъезжают к большому ярко подсвеченному мосту, и Таня видит указатель: «Васильевский остров» с нарисованной вертикальной стрелкой.

- Васильевский остров! - восклицает она, но мама по-прежнему молчит.

Таня во все глаза смотрит в окно. И удивляется: где же тёпло-жёлтый дом папы и Маргариты? Таких домов много, все разные, но чем-то похожи друг на друга – как в центре, но не совсем. А она-то думала, что их дом единственный на этом острове…

Потом разные дома заканчиваются – начинаются «коробки».

На Васильевском острове тоже они есть?

Это место нравится Тане всё меньше и меньше.

Наверное, это какой-то не тот Васильевский остров.

В конце концов, мама останавливает машину у одного из безликих домов, вытаскивает чемоданчик и входит в подъезд вместе с Таней.

Таня не пытается больше заговорить с мамой – просто испуганно идёт за ней, не понимая, куда и зачем пришла.

Они поднимаются на лифте на пятый этаж, мама жмёт на кнопку звонка.

Один раз, другой.

Третий.

- Мама, куда мы пришли? – робко – шёпотом почти – спрашивает Таня.

Мама молчит.

И снова жмёт на кнопку звонка.

Тане страшно и странно, она пытается воспроизвести мамин голос в своей голове, потому что он кажется ей самым прекрасным звуком на свете. Ещё она пытается понять, почему мама больше с ней не разговаривает. Наверное, Таня сделала что-то не то.

Дверь открывает… папа.

- Папа! – восклицает Таня.

У него почему-то странное лицо: губы не растянуты в улыбке, а поджаты. На секунду ей кажется, что он не рад её видеть. Но это глупость – как это, папа и не рад ей? Да быть такого не может.

Таня думает, что сейчас мама заговорит.

Но нет – папа с мамой пару секунд смотрят друг надруга напряжённо и внимательно, потом мама опускает взгляд и отдаёт ему в руки грязно-белый чемоданчик.

Таня стоит между ними. И не понимает.

Мама резко поворачивается и сбегает вниз по лестнице – почему не вызывает лифт?

Таня с папой и чемоданчиком стоят на пороге квартиры ещё пару секунд, а потом папа словно просыпается и пропускает её внутрь.

- А, да… ты проходи давай, обувь только сними… - говорит как-то вымученно-устало.

Таня послушно скидывает ботиночки на пороге и проходит. Как ни странно, её догадка подтверждается: квартира почти чёрная. Очертания длинного коридора с одной только полоской света просматриваются с трудом.

- Пошли, что ли, на кухню… Макароны будешь?

На кухне тоже темно – горит только свеча на столе. Ещё на столе стоит кастрюля, от которой идёт пар, и две стеклянные бутылки.

«Особенный лимонад» - мелькает вдруг в голове у Тани, и она почти успокаивается.

За столом сидит Маргарита. Тане она не улыбается широко, как в первую их встречу, а просто кивает, говоря:

- Здорово. Садись, вилку, вон, бери…

- С-спасибо, - почему-то Таню это настораживает – от Маргариты она ждала, что та её обнимет и поцелует.

Но Маргарита, как ни в чём не бывало, отхлёбывает лимонад из бутылки и отчего-то морщится.

«Наверное, невкусный, - думает Таня, - да нет, вкусный: все же зачем-то пьют».

Она накалывает на вилку макаронину, пытается начать есть – но макароны не лезут ей в горло, кажутся почему-то склизкими и солёными.

На кухне темно, но неуютно. Всё как-то не так и все какие-то не такие. Почему-то взгляд Тани падает на ладонь Маргариты – и она видит, что чёрный лак у неё на ногтях облез.

- Ром, на секунду! – вдруг кричит Маргарита.

Папа входит и вопросительно смотрит на неё.

- Пойдём выйдем.

Они выходят из кухни, а может, вовсе из квартиры. Таня остаётся сидеть за столом, даже не пытаясь прислушиваться к их разговору, но до неё долетают какие-то отдельные реплики.

«Ненадолго…», «пока не успокоится…», «может, на неделю» - бормочет папа.

А Маргарита почти кричит ему в ответ какие-то слова, значения которых Таня не знает, но понимает по интонации – ей не рады.

Почему она тогда здесь?

Почему мама её сюда отвезла?

Что Таня сделала не так?

Она пытается не слышать разговор папы и Маргариты.

Прямо перед ней стоит стеклянная бутылка.

«Особенный лимонад».

Сейчас или никогда.

Старший брат Миша говорит, что этот лимонад нельзя пить детям и не стоит взрослым.

Но это Миша. Миша правильный и противный. Миша – это «белое».

Сейчас или никогда.

Таня решается.

Берёт бутылку и быстро делает глоток.

Морщится. Горько и отвратительно.

Лимонады сладкие с кислинкой, а это… Хуже чем слишком крепкий чай, который мама пьёт при мигрени.

Она еле сдерживает желание сплюнуть, и быстро заедает горечь склизкими макаронами.

Таня вдруг понимает, что не будет покупать «особенный лимонад», когда перестанет ходить с Мишей за руку.

И на Васильевский остров не пойдёт – вот она, на Васильевском острове, пожалуйста, и чем он от Купчино, ой, простите, «Международной», отличается?

Когда Таня будет взрослой, она купит шаверму. И всё, пожалуй.

И сходит к Артурчику. Не в среду, не на полтора часа, а в воскресенье на целый день. И поговорит с ним обо всём на свете.

Первым делом она спросит – сколько раз можно перебрасывать монетку?

***

Утром папа не кормит Таню завтраком – будит её в 8:20, говорит, что проспали и просит немедленно одеваться. Таня просьбу выполняет, и в 8:35 они уже сидят в папиной машине. Папа за рулём, а Таня на заднем сидении.

В машине играет что-то весёлое, не такое, как у мамы.

«Здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая» - Тане кажется, что где-то она уже это слышала.

Даже хочет подпеть, но стесняется – папа, кажется, петь не собирается.

Таня думает, что у хорошей девочки Оли бы, наверное, отвалился сейчас её белый бант от такой музыки. И это как-то подбадривает Таню.

- Пап, вы… мне не рады? – несмело спрашивает Таня, когда они встают в небольшую пробку на мосту.

Она ожидает, нет, она знает – папа сейчас начнёт убеждать её в обратном и скажет, что любит её.

Но папа молчит.

- Пап… Почему ты молчишь?

- А, что? – папа снова как будто просыпается, - да так, извини… задумался.

Первый вопрос остаётся без ответа.

Высаживая её у школы, папа виновато улыбается и протягивает ей две сторублёвые купюры.

- Купи себе что-нибудь… поешь… Ну давай, удачи. Я в три заеду.

- Пока… - бормочет Таня в ответ, вспоминая, что занятия заканчиваются без четверти два.

В школе ей неудобно и неуютно, она отсиживает уроки с трудом, и почему-то в толпах старшеклассников не может разглядеть ни Мишу, ни Олю. Она бы даже Оле была сейчас рада.

Таня просто

хочет понять, что происходит.

Решение приходит неожиданно, на русском – она смотрит в окно и видит большой серый дом Артурчика.

А она знает, что если не понимаешь чего-то – нужно спросить у Артурчика.

Он ведь настоящий друг. Он поможет.

И что, что сегодня четверг?

Разве может быть расписание дружбы?

Между окончанием последнего урока и приездом папы у неё есть час. А может, больше – ей почему-то кажется, что он опоздает или забудет.

Она накидывает курточку, перебегает через дорогу, набирает код на домофоне, взбегает вверх по лестнице…

Волнуется, так что трясёт, но понимает – либо сейчас, либо уже никогда, и жмёт на кнопку звонка.

- Таня? – удивлённо смотрит на неё сверху вниз Артурчик, - какими судьбами?

- Мне нужно поговорить! – выпаливает она так, что сама пугается своего голоса, - мне очень нужно поговорить…

- Таня, - у Артурчика голос спокойный и совершенно холодный, - Таня, мы с вами договаривались на…

Он достаёт из заднего кармана маленькую книжечку и листает.

Таня заглядывает в прихожую, и её взгляд падает на точно такую же, как у неё, курточку на крючке. Только розовую.

Почему-то от этого становится некомфортно.

А Артурчик листает книжечку.

- Так мы и не договаривались, Таня… Вчера был последний сеанс, ваша мама сказала, что мы прервём курс…

Слова «курс» и «сеанс» стучат у Тани в висках.

- Ты же мой друг! – восклицает она, - Артурчик! Мы же с тобой друзья!

Он качает головой.

- Это моя работа, - смотрит на неё в упор и совершенно безразлично, - а сейчас – простите, я занят… Всего вам хорошего, Таня.

Он кивает ей.

Дверь хлопает.

Таня стоит пару секунд, повторяя мысленно слово «друзья».

Друзья. Друзья.

Потом её как потоком «смывает» вниз по лестнице, она выбегает на улицу, а в глазах расплывается всё от слёз.

Сеанс. Курс. Друзья. Работа. Чёрт…

Все молчат.

Тане не рады.

Она улавливает знакомый остро-манящий запах. Пальцами нащупывает хрустящие сторублёвые бумажки в кармане. Ноги сами несут её к ларьку.

- Одну шаверму, пожалуйста…

- Дэвушка, ты что такая грустная, тэбэ в лавашэили на тарэлке? – отвечает с улыбкой тёмноглазыйпродавец.

Таня улыбается ему в ответ. Он-то ей рад?

- В лаваше, пожалуйста.

- Йес! – смеётся он, - будэт сдэлано!

Таня вдыхает маняще-острый аромат.

«Когда я стану взрослой, - думает она, - я куплю шаверму».

«Когда я стану взрослой…»

Момент настал?