гу-гу-а-гу

стишками грешу я. и это не есть
хвалебные оды, любовные строки;
мне выпала в целом бесславная честь —
молить об услугах свои же пороки.

пишу я. пишу я. нечасто уже.
такой вот период, попляшем на цирлах
попозже, оставшись в одном неглиже.
пока
расскажу я
немножко
о циклах.

мне стало понятно довольно давно,
что строки — единственный способ общаться
с мистической частью того, что дано
однажды и склонно назад возвращаться.

назад возвращаются март и январь,
назад возвращаются летние грозы,
и ртуть утекает назад в киноварь.
стихи, наконец, обращаются к прозе.

и так подползает средь ночи ко мне
бессонница в рваной сорочке, в пижаме
вообще. и в дожди, и при полной луне —
подходит к моей перемятой лежанке.

ни трость, ни цилиндра овальное дно,
ни чёрный сюртук, ни зеркальное млеко
меня не тревожат сегодня. одно
напомнить способно того человека.

пожалуй, не будем! поэт, не поэт,
а каждый из грешников знает неплохо
своё отражение: чёрный берет
и взгляд его — Боже, прелестная кроха.

ко мне не такие заходят в момент
бессонных ночей неприятные гости.
казалось бы — выпил. напился! но нет.
не пью я ни капельки. это Вы бросьте.

***

пустить меня может один только дух,
прошу его: «дух мой! пусти же. мне дурно».
и звёзды не блещут, и месяц потух,
от ветра качается серая урна.

а ветер баюкает: «гу-гу-а-гу».
небесные перья вращают планету.
спокойствия нет, но и трепета нету;
и я не лежу, а куда-то бегу…