Сказ о войне и одной семье

Время движется, всё меняется,
Только память о войне не отменяется.
В странах тех, где она позабыта стоит,
Вновь нацистская сволота рулит.

Хочет злобный зверь, неонацистская тварь,
На святой Руси погулять, как встарь,
Поотнять у нас землю и волюшку,
Чтоб терпели мы рабскую долюшку.

Не постигнуть врагам душу русскую,
Сколько б Запад их не наускивал.
Не сломить им России силушку,
Не сдадим мы Родину-милушку.

Ведь любовь наша к ней безмерная,
И крепит ее память верная:
Память горькая о прошлом бедствии,
О его тяжелых последствиях.

О героях тех лет много сказано,
Много сказано и показано.
Я ж рассказ поведу о тех, что милей
Сердцу каждого - о семье своей.

А жила семья в Подмосковии, недалеко от Дубосекова.

На заводе отец день-деньский пропадал,
Инженерному делу себя отдавал.
Мать растила детей и хозяйство вела,
А по праздникам пела да шаньги пекла.

Детям десять и девять, а младшему два
Было в год, когда мир содрогнула война.
В первый день наш отец ушёл воевать,
В первый день лет на десять состарилась мать.

И пришло в семью горе-горькое, лихо военное.

Писем нет, из окруженья нечего их ждать,
А сосед, бывший сиделец, осаждает мать:
Ты, Ивановна, готовься - фриц сюда придет,
Тебя пуля иль веревка непременно ждёт.

Полицаем при фашистах я желаю стать,
И твой дом хочу при этом я к рукам прибрать
Ты ведь смуглая, кудри черные,
За еврейку сойдешь ты бесспорную.

В километре война гулом грозным гремит.
На салазках меньшой, весь закутан, сидит.
И по снегу бредут мать и двое детей...
Лишь бы только уйти от беды поскорей!

Зимний короток день. Опускается ночь,
И ложится на снег, обессиливши, дочь,
До деревни ещё им шагать и шагать.

А к утру они подошли к реке,
И застыла мать в ужасе-тоске.
Подкосилися у матери ноженьки,
Побежали по щекам слезы горючие.

Увидала мать сквозь туман над рекой
Неизвестных солдат сомкнутый строй.
Густ туман - не поймешь наши или враги.
Мать шепнула мальчишке: "Только не побеги,

Побежишь и откроют солдаты огонь"
Из всех сил закричала:"Дети! Киндер! Не тронь!"
Бел платок поскорее сняла,
Им махая, как флагом, детей повела.

Прямо к строю солдат, и рассыпался строй,
Побежали солдаты:"Я свой, мамка, свой!
Мы то думали тут диверсанты идут,
А тут дети и баба салазки везут.

Мать и дети рядком в блиндаже сидят,
Изумленно дети на мать глядят:
Стала в миг один мать совсем седой,
Поседела, как лунь, хоть была молодой.

Отогрелись у солдат и снова в путь:
Где пешком, где добры люди подвезут чуть-чуть.
Шли на северо-восток, где жила родня.
И пришли на исходе тридцатого дня.

Натерпевшись сполна беженцев участи, добрались они до деревни северной.

Не беда, что родительский дом уж едва стоит,
А беда, что мать-старушка при смерти лежит.
Уж и так с лихвой горя-горького,
Да ещё рыдать над могилой горкою.

Но рыдай не рыдай - делать нечего:
Боль и труд взвали на плечи ты.
Для победы все и для Родины
Ты отдай в года непогодины.

Для победы мать в тайге лес валит,
Малолетняя дочь за хозяйством следит,
За полсотни верст брат за солью пошел...
Так в трудах-тяготах год за годом шел.

Чем же той порой занимался отец?
Да с врагом воевал и был храбрый боец.
Он сапером был, и мосты наводил,
Сколько раз свой взвод он в атаку водил.

И в боях, и в трудах до Берлина дойдя,
На колонне Рейхстага местечко найдя,
Написал он "Победа!" и добавил "Ура!"
Улыбнувшись, подумал:"Домой бы пора."

Все, о ком я вела свой нехитрый рассказ,
Много лет уж прошло, как покинули нас.
Только я по ночам все за ними бегу,
По колени увязнув в холодном снегу,
И хочу им помочь, и хочу защитить,
Чашу горя людского с семьею испить.

А любви у меня лишь минута была...
Но не надо меня жалеть:
Той минутой я годы и годы жила,
И векам ее не стереть.

Ее искры вложила в сердца я детей,
И они их кострами зажгли.
Та минута меня согревала сильней,
Чем каминные могут угли.

Ни минутой, ни часом, ни веком самим
Не измерить любовь, не объять.
Будешь силой ее ты навеки храним,
Невозможно ее потерять.

Пусть уйдет человек, что тобой был любим,
Лишь минутку тебе одолжив.
Но ушедшего чувства дыханьем одним
До конца своих дней будешь жив.