Владимир Сорочкин. Переводы

Абдурагим Рамазанович Абдурахманов (Рагим Рахман) – поэт, переводчик. Член Союза писателей России, заслуженный работник культуры Республики Дагестан.
Перевод с табасаранского.

Радуга ковра

Сколько ж света вмещается в юные дни!..
Встали сёстры мои на заре. –
Бедность нашей семьи выбивают они
Из большого ковра во дворе.

Внучкам бабушка этот ковёр соткала. –
Мир не видел такой красоты! –
Словно бабочек стая раскрыла крыла,
На лугу облетая цветы.

И я слышу, как смех, будто щебет, звенит
Двух пичуг посредине двора.
Сёстры бьют по ковру, и взмывают в зенит
Яркой радугой краски ковра.

Наизусть помню я домотканую вязь
И узоры, что радуют взор…
Бедность нашей семьи завернули, смеясь,
Две сестры мои в пёстрый ковёр.


Ветер родного края

Вновь волна накроет штормовая.
Прошлое становится длинней,
На песке следы мои смывая,
Оседая белой пеной дней.

Перемены разными бывают,
Но боюсь я тех, что за гроши
Самое родное выбивают
Из моей растерянной души.

Постучит в окно весенний вечер,
Тёплый, как парное молоко.
Мне спасенье дарит только ветер,
Уносящий мысли далеко.

Долетают прошлого крупинки
С ветром детства: сон мой, тишина,
Запах закопчённой керосинки,
Бабушкой зажжённой у окна.


Вязанки горестей

Горестей на сердце, как вязанок
С хворостом, моя носила мать, –
Сколько – не сочтёшь, хоть спозаранок
Начинай – не сможешь сосчитать.

Разожжён тандыр – не без причины,
Лето разгорается, звеня,
И ломает мама хворостины
Для неприхотливого огня.

И в огне сгорает без разбора
Груз её печалей и обид.
Улыбаясь – весело и споро
День под горку солнечный спешит.

Снова в топке горести пылают:
Хлеб печётся шумной детворе.
Только никогда не убывают
Хвороста вязанки во дворе.


Свирель

Обрушилась Родина в бешеном вихре
В провал, с четырёх подступивший сторон.
Умолкла лавина, овации стихли,
Но песен не слышно под крики ворон.

Из деревца прошлого время сумело
Свирель смастерить, чтобы выдохнуть трель.
На краешке пропасти бедность присела,
Смеётся и плачется в пальцах свирель.


Первая любовь

Найдём ли мы слова, когда весна
Вдруг улыбнётся нам в своём начале?
А я уверен — встреча суждена, —
Так много мы друг другу не сказали.

Быть может, ни к чему пытаться вновь
Менять судьбу, переплетя ладони. —
Пусть остаётся первая любовь
Укромным родником на горном склоне…

Мы встретимся — на краешке зимы —
И помолчим, пока бормочет вьюга,
Иль разойдёмся — так, как будто мы
Случайно не заметили друг друга.


Под старым орехом

Счастье танцует под старым орехом,
Прошлое счастье — всему вопреки
Ставшее ветками, листьями, эхом,
Руслом почти обмелевшей реки.

Дни, как орехи, стучат, не кончаясь,
Падают. Время сжигает мосты.
Кружатся листья — прощая, прощаясь,
Словно наивного детства мечты.

Осень, спеша, замешает, как тесто,
Годы надежд, что покинули нас.
Бедное, слишком счастливое детство
В кроне высокой укрылось от глаз.

Дни обрываются, словно орехи,
Дождик беспечно смывает золу.
Шепчутся ветки. Смыкаются веки.
Молча сижу, прислонившись к стволу…


Тепло в душе сохранившие руки

Судьбу себе не выберешь иную.
Когда-то были мне всего милей
Штаны с рубашкой, сшитые вручную
В далёком детстве матерью моей.

В ту пору я догнать пытался счастье
С друзьями, слыша будущего гул,
И всё, казалось, было в нашей власти,
И центром мира был для нас аул.

Одежда та давно уже истлела.
Ношу костюм, но как мне повезло,
Что греет душу до сих пор и тело
Святое материнское тепло.

Любовь её подкладкой послужила
Вещам — немало сил на них ушло,
Иголкой детства мама их пошила,
Вставляя бедность в узкое ушко.


Что же он сказал?..

Солдат неслышно подошёл
И у костра присел.
Его волос волнистый шёлк
Ещё не поседел.

И молча он в огонь глядел,
А даль была пуста.
В Победный день костёр горел —
Десятки лет спустя.

Сидел, боями обожжён.
Далёк его был путь.
Не ведал о Победе он
Хотя бы что-нибудь.

Боец, как видно, жил войной,
И боль его остра…
Два внука рядышком со мной
Играли у костра.

Пред ним я, может, виноват? —
Всей правде вопреки.
Не торопясь ушёл солдат,
Мне не подав руки.

В ночи исчез он — весь в дыму,
Тих и суров с лица…
Что он сказал мне — не пойму,
Но вспомнил я отца.


Дверь туда

Почти никто не ходит на луга,
В июле сено вовремя убрав.
Невестами красуются стога.
Босые ноги колют стебли трав.

День угасает, словно в поддавки
Уже играет с ночью полчаса.
Иду за ним вослед и у реки
Знакомые я слышу голоса.

Купаются друзья. Вода тепла,
И, догорев почти, закат ослеп.
А мама хлеб в тандыре испекла. –
Что может быть вкусней, чем этот хлеб!

Ждёт мама, поправляет свой платок.
Её лицо ещё хранит зарю.
А я ныряю с берега в поток –
В который раз, и дна не достаю.

Беги, река, звени среди камней,
И в памяти моей не умолкай, –
Пускай в душе останется моей
Открытой дверь в тот невозвратный рай.