Если заглянуть в замочную скважину

 
Можно ли потерять мужа, если заглянуть в замочную скважину? Кто-то посмеется, кто-то удивится, а вот Александра, не колеблясь ни минуты, ответит: «Очень даже можно!» Потому как знает об этом не понаслышке. Сама, собственными руками, чуть не разрушила семейное счастье, заглянув в злосчастную замочную скважину.

***

История с замочной скважиной произошла давным-давно, в далекие семидесятые, но Александра помнит все до мельчайших подробностей, будто это случилось вчера.


Семидесятые годы были, пожалуй, самыми беззаботными в череде недавних и давних событий: как сказал классик, жили в «стране непуганых идиотов». Все было незамысловато, но романтично: носили мини-юбки и брюки-клеш, отдыхали в турпоходах, танцевали шейк и твист. В отличие от нынешних прагматиков молодежь семидесятых даже профессиям придавала ореол романтики.

Вот, например, военные: выправка, форма, защитники Родины… И зарабатывали лучше других, поэтому парни стремились в офицеры, а девушки – в офицерские жены.

***

Хорошенькая восемнадцатилетняя Шурочка не отличалась от своих ровесниц и тоже мечтала выйти замуж за военного. Тем более, что в их городке стать офицершей было проще простого: военное училище – вон, под боком. Каждые выходные, пожалуйста, в местном офицерском клубе танцы.

То, что жизнь в дальнем гарнизоне не была медом, об этом местные красавицы не задумывались. Наоборот, считали выгодной партией – выйти замуж за военного, стать генеральшей или, по крайней мере, майоршей.

Поэтому, когда Шурочка познакомилась на праздничном вечере с курсантом-выпускником, то посчитала, что вытащила счастливый билет: умный, красивый, почти что офицер. Не раздумывая, ответила «да», когда парень после трех месяцев ухаживаний предложил ей руку и сердце. Да что там рука и сердце, когда сама Вселенная подала им знак: «женитесь же, в конце концов, ведь у вас даже имена одинаковые – Александр и Александра».

Друзья в шутку называли молодую пару «Шурики в квадрате» и на свадьбе поднимали тост за увеличение математического значения вновь рожденной ячейки общества до «Шуриков в кубе».

***

Шурочкина мама, Любовь Васильевна, плакала, собирая дочку в таежный гарнизон. В эту «тмутаракань», как она называла уральскую тайгу:

– Шурочка, куда ты собралась? С красным дипломом ведь педучилище закончила. Да тебя куда хочешь возьмут, хоть в школу, хоть в детский сад. А там что? Одна-одинешенька прокукуешь свою молодость в лесу, муж-то на службе днями и ночами будет. Вон, у Ивановых Светка уехала со своим офицером, да через месяц вернулась. Не могу, говорит, жить без магазинов и кинотеатров. Пойти, говорит, некуда, наряды носить негде. Мошкара, говорит, проклятая заела.

– И правда, дочка, может, пусть Александр один сначала едет? Устроится там, поживет, привыкнет, а потом и ты к нему потихоньку-полегоньку переберешься, – поддакивал матери расстроенный отец Шурочки, Максим Петрович.

– Мама, папа, да вы что такое говорите, – в запале кричала дочка, – я Сашку люблю и поеду за ним на край света! И не говорите мне ничего, иначе мы поссоримся. Мне тоже не хочется с вами расставаться. Но Сашка – теперь моя семья.

– Ладно, мать, хватит слезы лить. Дочка счастье свое нашла, пусть едет, – сдался, наконец, Максим Петрович, – а ты, Шурочка, запомни, если что – сразу домой, к нам под бочок.

Что бы родители ни говорили, но приданое единственной и горячо любимой дочке собрали достойное. К огромному чемодану привязали тюк с перьевыми подушками и красным атласным одеялом. В коробку эмалированные кастрюли с тарелками уложили, чтобы все было, как у людей, чтобы молодые ни в чем не нуждались.

– Ничего, Шурочка, довезете как-нибудь, – утрамбовывая вещи, приговаривала Любовь Васильевна, – зато я спокойна, все самое лучшее есть у моей доченьки ненаглядной.

Александра до сих пор со смехом вспоминает приезд к месту службы мужа: навьюченные домашним скарбом молодожены еле-еле добрались до гарнизона. А еще она мысленно возвращается в маленькую квартирку, из которой из-за них выселили лейтенанта-холостяка. Вот когда пригодились мамины салфеточки и занавесочки. Убогая квартира без ремонта ее стараниями превратилась в уютное семейное гнездышко.

***

Именно эта пресловутая первая квартирка чуть не стала причиной краха молодой семьи. А все почему? Да потому… Не надо заглядывать в замочную скважину, вот почему. Несмотря на то, что прошло много лет, Александре становится не по себе при одном только упоминании о том событии.

Вроде день был ничем не отличающийся от других, таких же будничных, гарнизонных дней, а оно вон как все повернулось.

Все началось с того, что Шура отсутствовала дома два дня, а в этот злосчастный день утренним рейсовым автобусом возвращалась из командировки: вместе с другими воспитательницами она ездила на осеннюю конференцию дошкольных работников в областной центр.

Хотя Шура чувствовала себя неважно в последнее время, но согласилась поехать. Во-первых, это было ее первое место работы, поэтому отказаться она не решилась. Во-вторых, муж уходил на дежурство, все равно его не было дома. Так что можно и в командировку съездить, чтобы заслужить поощрение заведующей.

Но в последний командировочный день молодая женщина совсем расклеилась: тошнота подступала к горлу, усилилась головная боль, одолела сонливость. Она не стала ждать конца всех мероприятий и отправилась домой. Коллеги пообещали, что прикроют и отметят командировочный лист. Имеющие опыт семейной жизни, они сразу распознали причину ее плохого самочувствия, неудивительную для замужней женщины детородного возраста: Шура была беременна.

Она предвкушала встречу с любимым мужем, с которым обсудит счастливую новость, но ее поджидала совсем другая новость. Не успела Шурочка вставить ключ в замочную скважину, как дверь напротив отворилась, и оттуда показалась голова в бигуди. Соседка Жанна замахала руками:

– Шурка, иди сюда, чего тебе скажу.

Честно говоря, Александра недолюбливала свою соседку. Та была известная на весь гарнизон сплетница: про всех все знала, всем навешивала ехидные ярлыки.

Когда Шура появилась в военном городке и поселилась на одной лестничной площадке с Жанной, та пыталась с ней подружиться. Поначалу они вместе чаевничали, гуляли по трем дорожкам среди пяти жилых домов да нескольких бытовых зданий, дальше ходить было опасно – тайга. Когда Шура стала работать в детском саду, общаться стало некогда.

Но сегодня она не смогла отделаться от соседки, которую просто распирало от желания что-то рассказать. Жанна даже схватила Шуру за рукав и затащила в свою квартиру.

– Жан, я чувствую себя плохо, давай быстрее выкладывай, что хотела сказать, – недовольно произнесла Шура, пытаясь побыстрее отделаться от надоедливой соседки.

– Ты где была-то в эти дни? Откуда с сумкой идешь? – вместо ответа спросила Жанна.

– В город на дошкольную конференцию ездила. Я сегодня вернулась, а девчонки завтра. Что-то приболела, да и по мужу соскучилась.

– Вот видишь, ты соскучилась, а он – нет, – загадочно произнесла соседка и страдальчески подняла глаза к потолку.

«Прямо сама невинность», – усмехнулась про себя Шура, а вслух спросила: – Ты откуда знаешь?

– Вот знаю, – пыталась напустить туману Жанна, но не выдержала распиравших ее новостей и выпалила, – полюбовницу твой Сашка домой приводил.

Шура не поверила своим ушам и в изумлении уставилась на соседку.

– Какую полюбовницу? – потрясенно спросила она, внутри будто что-то оборвалось. – Откуда она у него?

Соседка жалостливо смотрела на молодую женщину:

– Оттуда, откуда у всех. Ты думаешь, твой муж святой, что ли? Такой же, как и все. Я тут в книжке умной прочитала, что вообще-то мужики – существа полигамные. Им обязательно нужно много женщин. Так что и от твоего Сашки нечего верности ждать. Не успел приехать, уже и любовницей обзавелся.

Жанна увидела, что от этих слов у Шуры выступил пот на лице, она вся побледнела и будто спа;ла с лица. Соседка метнулась в кухню и принесла стакан с водой:

– Э, подруга, что с тобой? Ты сознание-то не теряй. Подумаешь, нашла из-за чего убиваться! Не ты первая, не ты последняя. Погуляет-погуляет, да и вернется домой.

– Нет, он не такой, – упрямо прошептала Шура сухими губами. – Он меня любит, а ты все врешь!

– Я вру? А вот давай, посмотрим, какой твой Сашка верный, – Жанна скрестила руки на груди и обиженно засопела, – он в курсе, что ты сегодня приедешь?

– Нет, откуда? Он думает, что я завтра вернусь.

– В-о-о-т, значит, он сегодня опять придет с этой дамой. Я, правда, пока не знаю, кто это, у меня только нижний обзор. Эх, был бы глазок, – мечтательно закатила глаза соседка, – говорят, их сейчас в городах все повально ставят. А до нас когда еще это новшество дойдет. Но будь спокойна, не сегодня-завтра я все выведаю и тебе доложу. Впрочем, ты можешь сама убедиться, что я тебя не обманываю. Он вчера приводил свою даму примерно в это же время. Значит, занимаем позицию и ждем. У меня все продумано.

Она подвела Шуру к двери, отодвинула накладку на замочной скважине довольно внушительных размеров. Действительно, обзор был обширным.

– Так что, если хочешь застукать своего благоверного, подождем, пока голубчики заявятся. Тогда устроишь муженьку концерт, а разлучнице волосенки подергаешь.

Шура не знала, как правильно поступить. Опыта расправы с разлучницей у нее никакого не было. Родители жили тихо-мирно, не ругались, друг другу не изменяли.

С одной стороны, она не верила этой сплетнице. Не мог так муж поступить, не мог ее предать. Ведь он знает, как Шура его любит. А с другой стороны – вдруг Жанна права, и она, как дура обманутая, знать ничего не знает. Будет потом с предателем жить и доверять ему.

Шура решила выяснить все до конца и в волнении стала ждать сигнала соседки.

***

Да, Жанна была права, вскоре на лестнице раздались шаги, и приятный женский голос за дверью произнес:

– Хорошо-то как! Молодец, что ты придумал это…

Что придумал «молодец», Шурочка не услышала, потому как в этот момент соседка горячо зашептала прямо в ухо:

– Смотри, смотри…

Шура взволнованно приклеилась глазом к замочной скважине: мелькнуло яркое женское пальто и пола; офицерской шинели. Дверь в квартиру напротив распахнулась, и изменники быстро вошли в Шурочкино уютное гнездышко.

Молодой женщине стало дурно, она опомнилась от того, что Жанна истерично брызгала водой ей в лицо.

«Да что же это такое! Мой муж, мой Сашка, воспользовался ее отсутствием и привел домой какую-то полюбовницу? Когда только успел, ведь они живут здесь только несколько месяцев, а он уже изменяет ей?»

Она в изнеможении опустилась на пол, прислонилась к двери и отпила из стакана, который держала Жанна.

– Ну что, теперь ты поняла, что все мужики – сволочи? А говорила: мой Сашка не такой. Все они такие – кобеляки. Мой вон тоже, гад, со связисткой крутит любовь, – с горечью поделилась Жанна, – думает, я не знаю. А я все знаю.

Она уселась рядом с Шурочкой на пол, всхлипнула и отхлебнула из того же стакана:

– Ты думаешь, почему я сына отправила к родителям? Вовсе не из-за того, что в большом городе школа лучше. А из-за того, что стерегу эту… этого заразу. Ведь уведут, не успею глазом моргнуть! Здесь девахи вольнонаемные знаешь какие! Кто из жен зазевается, мужика тут же к рукам приберут. Так что слезы вытирай, иди и застукай любовничков. А бабе этой волосенки-то повыдирай.

– Сколько раз, ты говоришь, их видела? – не слушая Жанкину болтовню, переспросила Шурочка.

– Да вот как ты уехала, он третий день и приводит свою мадам, – поджала губы соседка.

– Ладно, Жан, пойду я, – с трудом поднялась Шура, подхватила свою дорожную сумку и взялась за дверную ручку.

– И что, прямо вот так зайдешь? – оживилась соседка в предвкушении семейной драмы. Она хищно засверкала подведенными черными стрелками глазами и стала наставлять молоденькую соседку на правах более опытной жены, стоящей на страже супружеских отношений:

– Ты войди потихоньку, чтобы они не успели спрятаться, а потом надаешь как следует по мордасам.

– Не знаю, Жан, как будет, так и будет, – устало сказала Шура и, будто постарев на десяток лет, тихо закрыла дверь.

***

Стараясь не шуметь, она вошла в свою квартиру. Правду говоря, ей хотелось заорать на весь белый свет, но горло будто сковало тисками. Да еще не проходящая с утра дурнота мешала и туманила мозг.

В прихожей действительно висело чужое женское пальто, рядом – военная шинель. Дверь в комнату была закрыта, оттуда доносился счастливый смех разлучницы.

Нет, она не могла ворваться к любовникам, она просто не представляла, как посмотрит в глаза своему любимому и единственному Сашке. Она не понимала, что ему скажет: «Помнишь, как мы клялись в вечной любви, как радовались одному имени на двоих? А первого мальчика договорились назвать Шуриком под номером три, чтобы наша семья была «Шурики в кубе?»

Нет, не могла она ничего этого сказать, пока он там с другой.

Что делать, Шурочка не знала, поэтому приняла одно-единственное для себя решение: бежать отсюда как можно быстрее и уехать, пока не ушел последний автобус. Она успеет добежать до остановки, и ничего брать не нужно из дома. Вот, в сумке есть вещи, документы и деньги. Потом она решит, что делать, а сейчас бежать и бежать, пока не натворила дел.

Но последний автобус показал хвост, как ни спешила Шура. Водитель даже не смотрел по сторонам и не увидел, как за автобусом бежала женщина и отчаянно махала ему вслед.

– Что, опоздала, растяпа? – насмешливо спросил мужчина, сошедший с автобуса. – Теперь только завтра будет.

Но, увидев отчаяние на лице молоденькой женщины и дорожную сумку в ее руке, спросил:

– Очень надо уехать?

Шурочка сквозь слезы замахала головой, не в силах произнести ни слова.

– Тогда иди пешком до трассы, а там подвезет кто-нибудь до города. Если пойдешь за автобусом, то долго, километров пять-шесть. А напрямки – километра три будет, быстро доскочишь.

Умом она понимала, что надо вернуться, но уязвленная гордость не позволяла ей этого сделать. Упрямо тряхнув головой, она решила иди по просеке, указанной мужчиной, надеясь быстро выйти на шоссе. Поначалу дорога давалась легко, ярость и отчаяние придавали силы. Но когда запа;л закончился, тяжелая сумка стала тянуть плечо, к горлу опять подступила дурнота. В горячке она даже не подумала прихватить что-то съестное. Вот теперь шла, чувствуя голод и урчание в животе.

«Вернись, дура, поговори с мужем, – говорила она сама себе, – не сходи с ума».

Но другой голос будто нашептывал ей: «Этого прощать нельзя, если уже в начале семейной жизни он завел любовницу, что будет дальше? Надо сразу рвать с изменником». Появилась злость, которая укрепила ее в принятом решении.

Неожиданно дорога разделилась надвое, и стало непонятно, в какую сторону шагать. Она выбрала тропу, которая казалась более утоптанной. Вдруг стал накрапывать осенний мелкий дождик, небо потемнело, тревожно зашумели кедры и ели.

– Мамочки, куда меня занесло? – на смену злости пришел страх. Шура в раздумье остановилась и прислушалась. Давно уже должно было показаться шоссе, но его не было видно и слышно. Тропа между тем стала петлять и устремилась вверх по краю небольшого оврага. «Куда же это я забрела? А если сейчас на меня прыгнет рысь или волк?»

Как бы в подтверждение ее мыслей невдалеке в кустах послышался шорох.

– Спасите, помогите, – взвизгнула Шурочка и, задыхаясь, бросилась бежать вперед. Но, по закону подлости, нога запнулась о корень дерева, подвернулась, сумка упала в низину, и женщина с воплем скатилась по мокрой траве.

Очнулась она от того, что кто-то шершавым языком облизывал ей лицо. Приоткрыв один глаз, она с ужасом увидела перед собой волчью морду.

– Ой, ма-моч-ки, – от ужаса перехватило дыхание, она не могла даже закричать и приготовилась к самому плохому. Но вдруг послышался мужской голос:

– Найда, ко мне!

Пожилой мужчина в плащ-палатке и сапогах спустился вниз к Шурочке, отогнал большую серую собаку и спросил:

– Жива!? Чего орешь? Испугалась?

– Да-а-а, и-испугалась, – заикаясь, ответила промокшая Шура, – думала, волк.

– А то как же, волк не волк, а рысь запросто может быть. Ты чего здесь делаешь-то? Чего по лесу бродишь? – продолжал расспрашивать ее мужчина.

Шурочка старалась встать на ноги, но ей это плохо удавалось, все-таки ногу она подвернула. Мужчина вытащил из опавших листьев ее сумку: «Твоя, что ли?»

– Ногу никак подвернула, – сказал он, помогая ей встать, – куда тебя вести-то?

– Я хотела на шоссе выйти, – успокоилась Шура, уже не чувствуя опасности ни от мужчины, ни от собаки, – на автобус мне надо, в город уехать.

– В город вряд ли уже уедешь, надо бы пораньше. И с такой ногой как ехать. Сама-то откудова?

– Из гарнизона…

– Из гарнизона? Чего ж так далеко зашла? Вон за теми кустами деревня наша начинается. Я вот вышел место посмотреть, кедровые орехи пора собирать, Найду с собой взял. Одному-то не с руки. А ты бедовая, по тайге шастаешь и не боишься. Как тебя кличут?

– Шура я. Не знала, что здесь опасно…

– А меня зови дед Миша, Михаил Иваныч… Ну, давай, Шура, я тебе помогу.

Они выбрались наверх, на тропинку. Там дед Миша осмотрел Шурину ногу, поцокал языком и сказал:

– Да, девка, ума не приложу, чего с тобой делать… Идти ты сейчас не можешь, домой ворочаться темно. Надо бы тебя как-нить до моей бабки Натальи доставить. Она мазью ногу натрет, до утра все пройдет. Будешь скакать, как миленькая. Моя Натальюшка умеет заговорами и настойками всякими разные болезни лечить. У нас в деревне завсегда только к ней идут.

– Как до утра? – испугалась Шурочка. Все случившееся окончательно выбило ее из колеи: замочная скважина, измена мужа, подвернутая нога, бабка Наталья с травами… Она окончательно запуталась, да и голод давал о себе знать. Поэтому она даже не стала возражать, когда Михаил Иванович выломал крепкую жердину из кустов орешника и заставил ее, опираясь на палку, потихоньку двигаться в сторону деревни. За поворотом, постепенно вырастая из густых кустов орешника, показались первые избы с крытыми дворами.

Дед Миша успел рассказать, что их деревня когда-то была большой и шумной. Теперь молодежь покидает деревню-то, переезжает в город «за деньгой» или работает вольнонаемными в военных гарнизонах, которые расплодились, как «грибы опосля дождя».

– Вот остались старики да мамки с малыми ребятами. Сосед мой Серега – богатый, у него мотоцикл с коляской есть. За деньгу и до трассы довезет, а уж там на автобус и в город. Или я на телеге везу свою бабку к вам в мага;зин. А так все свое имеем в деревне. Скотину держим, ты приходи за молочком-то, ежели что.

***

Изба, в которую привел ее дед Михаил, оказалась большой и чистой. Бабка Наталья, как называл ее муж, оказалась совсем не бабкой, а крепкой моложавой женщиной. Она засуетилась вокруг Шуры, отослав Михаила Ивановича проверять скотину.

Когда он вернулся в избу, гостья уже сидела за столом и уплетала пироги, запивала молоком рассыпчатую пшенную кашу. Наталья переодела ее в сухую одежду, вымыла ногу и, намазав какой-то пахучей мазью, аккуратно обмотала чистой тряпкой. От всех потрясений, вкусной еды Шура разомлела и уснула прямо на диване.

Супруги долго сидели в кухне, обсуждая неожиданную гостью. Наталья, подперев ладонями лицо, тяжело вздыхала, по-матерински жалея несчастную Шурочку:

– Ох, не зря девка в лес убежала. Сказала мне, что муж ей изменил, а она застукала, вот и психанула. Да еще и в положении. Вот что теперь с ней делать, а? Прямо как наша дочка, такая же молоденькая да глупенькая.

– Да, наша такая же упрямица, в город укатила и глаз не кажет. И Шуру, небось, муж ищет, а она, вон, по тайге шастает. Что за молодежь пошла! Хорошо, хоть я ее встретил.

– Смелая девчонка, как только зверья не испугалась.

– Городская да непуганая. А зверья-то, Натальюшка, в округе уже не осталось. Вояки распугали, вот зверь и ушел в глубь тайги. Теперь только за кедровыми шишками и осталось охотиться. Как мужа зовут, сказала тебе? Я тут придумал кое-что, пока по хозяйству возился.

***

…Ранним утром послышалось тарахтение, и к избе, поднимая клубы пыли, подкатила гордость соседа Сереги – мотоцикл с коляской. Из коляски тяжело вылез Михаил Иванович, а с заднего сиденья, как ошпаренный, соскочил молодой высокий лейтенант. Едва дверь в избу распахнулась, он подскочил к Шуре и схватил ее на руки. Но Наталья, уперев руки в бока, осадила лейтенанта:

– Подожди, суматоха, послушай, что я тебе скажу. Ты зачем свою жену по тайге бегать заставил? Жена в положении, а ты ее не бережешь. Шурины мать-отец далеко, да мы здесь. И в обиду девку не дадим, она нам, как дочка, стала.

От таких речей Александр удивленно уставился на хозяев:

– Это правда, Шура?

Шурочка покраснела, закивала головой, глаза увлажнились. Наталья обняла ее, успокаивающе похлопала по спине и осуждающе посмотрела на Александра. Тот стоял, потрясенный новостью, и от растерянности стал оправдываться:

– Да я сам весь измучился. Прихожу домой, жены нет. Думаю, что еще не вернулась из города. А соседка говорит, уехала твоя Шура, обиделась на тебя. Пока Михаил Иванович не приехал, не знал, что делать. Хотел к командиру части идти, отпуск выпрашивать, за Шурочкой ехать.

– А кто в квартире с полюбовницей тогда был, если не ты? – продолжала строго допрашивать Наталья.

– С какой полюбовницей? Это же Андрей, мой сослуживец. Жена к нему на днях приехала, а жить им негде. Он – в общежитии для холостяков, а ее пока временно подселили в комнату к медсестре. Сейчас интендант решает, какую комнату для них освободить. Я и подумал, пока нас с Шурой нет, пусть в нашей квартире свидание устроят. Ключ им давал на пару часов. А ты, дуреха, решила, что это я приходил? Да никто мне не нужен, кроме тебя! Кому поверила, Жанке этой, сплетнице, а меня не спросила!

***

После всех потрясений жизнь молодой семьи наладилась, вскоре появился сын – Шурик третий. Наталья и Михаил Иванович опекали неопытную мамочку, снабжали домашним молоком. Шура и Александр долго дружили со стариками, так неожиданно сплотившими их семью - до тех пор, пока Александр не поступил учиться в военную академию. Там, в большом городе, у них дочка родилась. В шутку хотели и ее Александрой назвать. Но тут уж возмутилась Шурина мать, Любовь Васильевна, заявив: «Хватит издеваться над детьми! Имен, что ли, других нет?» Так в семье появилась Любочка, став всеобщей любимицей.

Андрей – «разлучник несчастный», как его прозвала Шура, приходил каяться и познакомил со своей молодой женой.

Однако лихие девяностые разрушили планы многих людей, разметав не только дружеские, но и семейные связи. Александр так и не стал генералом, а Александра – генеральшей.

Когда стала разваливаться армия, он ушел в запас, и супруги обосновались в том же городке, откуда начали свой семейный путь. Шура долго переписывалась с Натальей и Михаилом Ивановичем, которых тоже коснулось лихолетье. Связь с ними оборвалась, когда стариков забрала к себе в город дочка.

Много воды утекло с тех пор, но Александра до сих пор помнит ту злополучную замочную скважину, из-за которая она чуть было не потеряла мужа.

---

Автор: Юлия Морозова