БЕЛЫЕ СНЕГИРИ" ИЩУТ МЕЦЕНАТА
ПОМОГИТЕ «БЕЛЫМ СНЕГИРЯМ»
Журнал «Белые снегири» – издание благотворительное
и безгонорарное, распространяется среди участников
литературной студии, членов-гарантов литстудии и
благотворительных фондов при оплате ими почтовых расходов.
За достоверность фактов, точность фамилий, географических названий
и других данных несут ответственность авторы публикаций.
Их мнения могут не совпадать с точкой зрения редактора.
Адрес редакции: 356885, Ставропольский край,
г. Нефтекумск, ул. Волкова, д. 27
Контакты:
e-mail: vlados171@mail.ru
Тел: 8 906 478 99 78
Журнал на сайте "Стихи.ру":
http://stihi.ru/avtor/invvesti
литературно-
художественный
и публицистический
журнал
инвалидов
60 2024
издание благотворительное
безгонорарное
Нефтекумск – Вербилки
2024 г.
Редактор-составитель: Остриков Владимир Викторович
Компьютерная вёрстка: Калаленский Сергей Иванович
Организационные вопросы: Иванов Валерий Петрович
__________________________________
1. НАША ПРОЗА
Рассказы
Александр ВОРОНИН
(г. Дубна, Талдомского г.о., Московской обл.),
Член Союза писателей России
КАК Я ПОДАРКИ РАЗДАВАЛ НА СВАДЬБЕ
Дошла до меня очередь поздравлять молодых. Как и положено, я встал из-за стола, покашлял тихонько, подождал, пока все затихнут, нальют и перестанут жевать, оглядел стол и торжественно начал: “- Ну, всё, ребята, пришёл и на вашу улицу праздник! До этого у вас была просто свадьба, а теперь начинаются чудеса. Можете считать, что попали в сказку. Сразу оговорюсь, что подарков мало, на всех не хватит, как говорится, чем богаты, тем и рады, я вам не Старик Хоттабыч, а старый друг Светланы Петровны и Павла Николаевича...”
Тут я остановился и вспомнил, с чего всё началось. О будущей свадьбе я уже слышал, но не придавал этому большого значения. А когда за неделю предупредили о готовности № 1, стал слегка нервничать. Давно не был на свадьбах и не знал толком, что сейчас модно дарить молодым. Днём ходил по магазинам, чесал в затылке и собирал в кучу разбегавшиеся от обилия товаров глаза, а по ночам долго не мог уснуть и всё думал, чем бы удивить старых друзей.
Стал плохо спать и путать день с ночью, поэтому, когда накануне свадьбы под утро вышел на кухню запить водой таблеточку от бессонницы, то почти не удивился, увидев там шикарную красавицу, сидящую за столом и очень похожую на одну из многочисленных подруг Светланы Петровны. “- Ничего себе, - думаю, - что с ней делать-то среди ночи, у меня всего одна бутылка водки в холодильнике и та уже начата. Ни шампанского, ни ананасов, да и сам ещё стою перед ней в семейных трусах, без галстука и непричёсанный...” А подруга тем временем встаёт, кланяется мне в пояс и говорит: “- Не удивляйся, добрый молодец свет Александр, узнала я о твоей беде и решила помочь, чем смогу”. Я только рот открыл, хотел спросить, как она на кухню попала, надолго ли в гости и не посидит ли одна, пока я в магазин сбегаю за джентльменским набором. А она будто мысли мои читает: “- Я не подруга Светланы Петровны, я Василиса Прекрасная из сказки и здесь всего на минутку, чтобы вручить тебе сказочные подарки. Как только мы узнали в сказке о твоих мучениях, то сразу большинством голосов решили прийти на помощь. Принимай подарки и помни, что вручить их ты должен до полуночи. Иначе они потеряют свою сказочную силу”. И пошла к двери. Я присмотрелся - батюшки! - да она в сарафане до пят, в красных сафьяновых сапожках на каблуках и коса ниже пояса. Ничего толком и спросить не успел - от кого подарки, кому спасибо говорить – красавица как сквозь облако ушла в закрытую дверь.
Смотрю, на столе лежат коричневые сапоги, скатерть, зеркало и гусли. Ну, ладно, зеркало и скатерть невесте - пригодятся в хозяйстве, а зачем жениху сапоги и гусли, если он сидит в офисе за компьютером, а не ходит пешком по городам с балалайкой. На радостях, что с подарками вопрос наконец-то сам собой решился, да ещё на халяву, я забыл и про таблетки, и про бессонницу, убрал подарки в шкаф и, чувствую, засыпаю прямо на ходу. Только лёг, глаза закрыл, опять Василиса появилась, пальчиком погрозила: “- Ты от подарков наших не отмахивайся, возьми их на свадьбу, там поймёшь, кому и зачем их подарить. А теперь поспи, утро вечера мудренее, как у нас говорят. Мой-то Иван Царевич, когда ещё Ваней-дурачком был, тоже любил поспать на своей тёплой печи, лентяй, каких свет не видел, не разбуди - так и будет спать неделю. Еле отучила его на свою голову. Теперь от сказочного компьютера оторвать не могу – всё время в порносайтах сидит, на красных девиц пялится, мало ему такой раскрасавицы, как я. А ты поспи перед свадьбой, сил наберись”. Махнула передо мной платочком, и я провалился в сладкую дрёму.
На свадьбе на меня действительно снизошло просветление, я понял, кому что подарить. К тому моменту, когда мне предоставили слово, всё уже было ясно, как божий день. Поэтому я смело приступил к вручению.
Скатерть-самобранку подарил невесте Оле. Девочке ещё учиться надо, профессию свою шлифовать, а не по рынкам с авоськой бегать за картошкой и луком. Ей ведь теперь придётся кормить ещё и мужа с его родственниками, когда они в гости ходить начнут. А тут и голова не болит ни о чём - скатёрку постелила, меню придумала, три раза в ладошки хлопнула - опа! Всё горячее, спиртное и закусочки уже на столе – садитесь и угощайтесь хоть до утра!
Оля в сказку не поверила, но скатерть на всякий случай сунула под себя, чтоб конкурентки не стащили. Мало ли чего, в голодный год может и сгодится на что-нибудь.
А я тем временем достал сапоги-скороходы и подошёл к подруге невесты Катеньке. Бедняжка весь вечер только и говорила о своём муже Ванечке, тянущем лямку службы в одном из военных училищ Санкт-Петербурга. До следующей их встречи было так далеко, что при мысли об этом и при виде тоскующей красавицы Кати сжималось сердце. Нельзя, чтобы такая женщина долго была одна. А тут им мой подарок - сняла туфельки, ножки сунула в голенища, глазки зажмурила, прошептала: “- Хочу к моему Ванечке в Питер!” Вжик! Глазки открывает - уже сидит на кровати в казарме и по голове Ванечку спящего гладит. И никаких тебе увольнительных, пропусков, соскучилась по Ване - вжик! - здравствуй, милый! Лишь бы его на другую кровать не переложили, а то вместо Вани к Пете или Коле как снег на голову свалится.
Катя взяла сапоги двумя пальчиками, поставила их около себя и делает вид, что оценила розыгрыш, улыбается и благодарит. А я присмотрелся, она под столом уже туфельки скидывает и мобильник достаёт, не иначе, как Ванечку своего порадовать собралась.
С зеркальцем было совсем просто. Кому его ещё дарить, как не подружке невесты Танечке. Ей замуж надо выходить (тем более, что букет невесты достался другой), а женихи вокруг неё вьются какие-то мутные и непонятные - кто из них кем через пять лет будет, поди, угадай. А тут взяла зеркальце, дунула на него - ну-ка, свет мой зеркальце, скажи, что это за Вова мне третий день глазки строит и стоит ли с ним в кино идти на последний сеанс. Пять минут - и весь Вова как на ладони перед Таней, будто в видике просмотрела всю его будущую жизнь. Да ещё и в двух вариантах - как он без Тани, бедняга, мучается, и в качестве мужа, что творить будет и далеко ли пойдёт. Сразу у Танечки жизнь войдёт в свою колею - ходи с зеркальцем по улице и ищи своего принца, хоть нашего, хоть заморского чёрненького кучерявого.
Остались гусли-самогуды, от игры которых вся компания бросает свои дела и начинает плясать день и ночь напропалую, забыв о еде, отдыхе, сексе и прочих радостях жизни. Эти гусли я подарил самой грустной девушке на свадьбе - свидетельнице Леночке. Ей они очень пригодятся в жизни. Пришла на работу в больницу, а работать не хочется с утра, кофейку бы попить, о красивом о чём-нибудь помечтать, а тут лезут все со своими анализами и болячками.
Тихонько шепнула три словечка, зарядила гусли часа на четыре до обеда и пей-отдыхай, пока вся больница пляшет и ходуном ходит. Или в компании начнут женихи наглые приставать и домогаться с приглашениями на танец или на балкон выйти покурить, достала тихонечко гусли из сумочки, шепнула пару слов - и наглецов как ветром сдует в соседнюю комнату, где они до утра будут прыгать и скакать, как горные козлы. А если кто Леночке самой понравится, то и тут гусли не оплошают, ноги её избранника будут носить его только к ней, остальных представительниц прекрасного пола он будет обходить за три метра, сам этого не замечая. И тогда Леночка из грустной и загадочной превратится в хохотушку и завсегдатая вечеринок, корпоративов и тусовок.
Раздав все подарки и вернувшись на своё место, я вспомнил о себе и чуть не заплакал. Опять сапожник остался без сапог. А как бы мне пригодилась сейчас шапка-невидимка... Я зажмурился от удовольствия и стал мечтать о том, как я в этой шапке хожу в гости к красивым девушкам, в женскую баню и в разные другие малинные места...
Но забыл, что сижу на свадьбе - не дали даже помечтать немного. Прозвучал очередной тост и со мной снова чокаются мои соседи - Михаил, Оля и Катя. Тут я вспомнил, где работает Михаил, и загорелся новым желанием - вот бы ему подарить трёхлитровый шейкер под названием “неупиваемая чаша”, по аналогии с одноимённой иконой. Поболтал свой шейкер: вам чего? Пива, водки, шампанского, коктейль? И льёт из него день и ночь вёдрами, потому как никогда не иссякает невыпиваемая чаша. Бедная Ольга замучается по вечерам дома выручку считать и придумывать, чтобы ещё такое купить, чего у них пока нет.
После очередного тоста, поглядев на молодых девчонок за столом, которые о чём-то своём хихикали, я снова стал казнить себя, что родился таким простофилей, не догадался попросить у Василисы для себя шапку-невидимку. Жди теперь, когда она снова появится на моей кухне. Может к тому времени мне уже нужны будут костыли-скороходы и кресло-качалка, а не шапка.
Народ тем временем стал потихоньку расходиться. Вот уже и Катеньки с сапогами не видно за столом, и Таня по углам всё со своим зеркальцем прячется. Смотрю, и Светлану Петровну в такси сажают с моей скатертью под мышкой, наверное, поехала домой её испытывать, подальше от любопытных глаз.
Я уже в одиночку налил себе фужер шампанского, выпил его залпом за исполнение наших желаний, чихнул от газиков в носу, клюнул носом в свадебный торт... И вдруг, вместо ожидаемого удовольствия, чувствую, начинаю задыхаться. Не хватает воздуха. Как будто тону и меня уже затягивает в тёмный омут, ноги отнялись, холодные и вниз тянут. Кричать не могу, рот забит чем-то, а жить-то хочется, не тонуть же, в самом деле, в расцвете лет, в возрасте шалуна Карлсона. Стал махать руками, в последней надежде, пытаясь вырваться из глубины на поверхность и вдруг, упёрся руками во что-то мягкое, тёплое, большое и такое знакомое. Караул, запаниковал я, неужели в Африку попал? Хорошо, если это я к бегемоту или носорогу прижимаюсь, а вдруг за пузо крокодила щупаю? Дёрнулся со страха из последних сил, выскочил из душившей меня пучины, глотаю воздух, не пойму, где же я. Куда дальше бежать не знаю, темно вокруг, да и руки-ноги ещё не действуют. Как только глаза немного привыкли к темноте, осмотрелся и успокоился - оказывается, лежу дома на кровати, с любимой женщиной. Это она во сне обняла меня и слегка навалилась на меня своими пышными прелестями, в которых я чуть-чуть и не задохнулся.
Отполз я на край кровати, отдышался немного, но во всём теле ещё слабость чувствую - то ли от временной нехватки кислорода, то ли от выпитого в большом количестве шампанского. Лежу и думаю, где тут правда, а где что приснилось от лишку выпитого - на свадьбу вроде бы ходил в самом деле, а была ли Василиса Прекрасная со своими странными подарками?
Встал, не поленился, сходил опять на кухню, заглянул во все уголки квартиры, даже в туалет - нет нигде ни Василисы, ни шапки-невидимки. Надо, думаю, позвонить завтра с утра Светлане Петровне, спросить, не натворил ли я чего-нибудь этакого на свадьбе. Не зря же мне вся эта ахинея с подарками приснилась. Светлана Петровна женщина опытная, на картах гадать умеет, для неё, что сон разгадать, что тучи развести руками, пара пустяков. Тут я заснул снова и ни в какие сказки этой ночью больше не попадал.
А вот соседка по дому как-то странно стала на меня смотреть в лифте своими зелёными глазищами и её косу ниже пояса я определённо где-то уже видел.
СВАДЕБНЫЕ БАЙКИ
Свадьба в Сасово Рязанской обл. 11.10.2008. Суббота. Утро. Невеста на втором этаже коттеджа с подругами, жених на улице с дружками. Все в томительном ожидании, не знают, чем занять себя. Нужен массовик-затейник, чтобы снять напряжение или коробейник с ящиком пива, типа Толи Смирнова из деревни Горка, с моей малой Родины. Чувствую, пришёл мой час. Нашёл на пианино коробку с мелочью (копейки), вынес на улицу, раздаю молодёжи и объясняю, для чего это. Они горстями ссыпают себе в карманы. Свидетель у меня уточняет:
- А когда жениха с невестой обсыпать? Как из коттеджа выйдут?
- Ты что! – закатываю я глаза вверх, удивляясь его дремучести и не начитанности. Ох уж эта молодёжь, даже не слышали про свадебные обычаи… Не интересуются традициями и жизнью предков. И, тяжело вздохнув, продолжаю, глядя на них, как на убогих и обиженных жизнью:
- Обсыпать надо, когда они мужем и женой станут, на выходе из ЗАГСа. А то пока расписываться едут, пять раз передумать могут и вернуться. Они туда в разных машинах поедут и не заметят потери. Вон сколько сейчас фильмов сняли, как невесты от женихов из-под венца убегают. Я сам, когда первый раз женился и ехал в ЗАГС, то два раза из “жигулей-шестёрки” дяди Коли Волкова, моего дядьки, выпрыгивал и прятался в кустах на набережной Волги. За мной друг, Вовка Карасёв, гонялся и снова в машину усаживал. Он боксёр, быстро бегает и уговорить умеет, знает заветное слово. Но страху я своими прыжками нагнал на родственников и друзей изрядного. К ЗАГСу меня вели в плотном кольце, растопырив руки и громко шепча за моей спиной: “- Слева, слева, заходи! Отсекай его от Волги, она здесь глубокая! Тесни его к дверям!”
Свидетель убрал мелочь в карман белого пиджака, стоит, чешет бритую наголо синеватую голову, глаза какие-то испуганные и рот не закрывается. Не ожидал он, что тут столько нюансов может быть. Вокруг нас столпились остальные студенты, друзья жениха, и ждут продолжения рассказа, искоса следят за женихом, стоящим неподалёку, у наряженной машины. Если вдруг сиганёт через забор и будет уходить огородами, то хоть увидят, куда за ним бежать надо. Зря что ли из Саратова ехали: столько денег на подарки и билеты потратили. А я пугаю их дальше:
- Мало того, ЗАГС у нас в то время временный был (в 1977 году), на улице Ленинградской в подсобке магазина “Рассвет” оборудовали и всего один туалет там на всех. У меня с перепугу организм расстроился и захотел я по большому, рвусь туда, а там мой свидетель засел и выходить отказывается. Типа забастовки у него. Он здоровый, как шкаф такой квадратный, по кличке Дуглас, мы с ним в техникуме вместе учились. Пока мужики курили у входа, его старые женатики в шутку напугали, мол, если жених разойдётся в течение трёх лет, то тебе через суд придётся оплачивать все расходы на свадьбу и стоимость подарков. Его, видимо, тоже пронесло. Бедняга только женился, жена беременная, жить негде, квартиру снимают, а оклады у нас в ОИЯИ тогда смешные были – 105 рублей в месяц, плюс иногда премия – 15 рублей.
Пока я в туалет рвался и уговаривал свидетеля выйти хоть на 5 минут, вдруг слышу, за стеной моя невеста заголосила в своей комнате. Мне плохо стало – тоже в туалет, наверно, рвётся, а подруги её не пускают. Я в ручку вцепился, не пущу её вперёд себя и всё тут! Пусть в очереди стоит, у нас в стране давно равноправие – каждое 8 марта мы на них столько денег изводим. И потом у меня костюм единственный, не дай Бог чего, высохнуть не успеет – скоро уже наша очередь на роспись. А она там орёт дурниной, но слов разобрать невозможно. Старший брат убежал на разведку, прибегает: “ - Не волнуйся, она в туалет не хочет. У неё там свои бзики начались. Ей кто-то в свадебный букет жёлтые цветы вложил, а это цвет измены!” А я и не волнуюсь, я по жизни – однолюб и очень домашний, семейный мальчик всегда был. Во всей нашей родне до моей свадьбы всего один развод был и то уже лет двадцать назад – старшая сестра мамы отличилась. Развелась с иностранцем по нынешним меркам – с белорусом.
На этот раз обошлось. Свидетеля моего из сортира выкурили, невесте букет распотрошили и собрали новый, из тех цветов, что ей нравятся. Только построились в колонну в зал идти по кривым коридорчикам, как мне добрые дядьки ещё про одну примету шепчут: смотри, мол, кольцо не вздумай уронить обручальное – труба дело. Или она тебя бросит, или погибнет кто-нибудь из вас. Вспомни, Пушкин уронил в церкви кольцо и застрелили его через 7 лет на дуэли. А Грибоедова вообще на части разорвали в Персии.
Только я было немного успокоился, а тут опять – здрасьте-нате! Сразу вспомнил, что у моей невесты все бывшие женихи: хохлы да чёрные джигиты какие-то, недавно из армии пришли и неизвестно, чего они там наворовали при нашем-то бардаке в стране. Подкараулят меня вечером - из ТТ или Калашникова шмальнут, и всё - забирай молодую вдову с подмосковной пропиской. От этих страшных видений в мозгу руки тряслись до тех пор, пока гимн не заиграли. Музыка на меня всегда благотворно действует, особенно патриотическая и тяжёлый рок. Под такую музыку ничего не боюсь, с голыми руками на танк брошусь и дуло ему узлом завяжу. Поэтому и кольца не уронил. Всадил невесте кольцо прямо на белую перчатку и своим пальцем в кольцо попал с первого раза. И с этой приметой справились. (Хотя из-за бедности и патологической жадности будущей жены, я пошёл на подлог. Мне на кольцо пожалели денег, расширили в мастерской кольцо одного из моих предшественников-женихов. Как она кольцо у него стащила, так и не призналась до сих пор. Тайна, покрытая мраком. Может, напоила, а может, отравила, палец отрезала, а его закопала где-нибудь в степи. Суть в том, что счастья это кольцо мне не принесло. Через пять лет мы развелись, и она стащила его и у меня, как и у моего предшественника. Видимо, готовит для следующего претендента на свою руку, сердце и прочие части тела.)
У студентов уже челюсти отвисли: “- А что, это так важно? Мы и не знали. А ещё какие есть приметы свадебные?” Снова глубоко вздыхаю и продолжаю учить их жизни.
- Когда каравай кусать будут с разных сторон, тут важна хитрость, а не острые зубы. Вцепись в кусок и тяни его в сторону, отрывая корочку. В рот всё равно много не засунешь. А кто больше оторвал – тот и будет хозяином в доме. Представляете, если невеста отличится – сколько радости будет у тёщи! А жениха сразу запишут в подкаблучники.
- Фужеры бить совсем не обязательно. Глупый ритуал, не дающий ничего для будущей семейной жизни. Это не посуда из пословицы – “посуда бьётся, жди удач”. Раньше невеста била горшок перед мужем, чтобы доказать, что она девственница. А сейчас треть невест уже под платьем пузо спрятать не могут, на лоб лезет. И чем благородный хрусталь перед ними провинился?
- В мае жениться – всю жизнь маяться. У меня старший двоюродный брат женился в мае, так мы его не перестаём сердягу до сих пор жалеть. Смотреть больно, как он мучается. А развестись и пережениться в другом месяце – денег нет, жена до копейки всё отнимает. Её такая жизнь устраивает – гоняет моего брата и в хвост, и в гриву.
- Если невеста одела фату с вуалью, значит, боится сглаза. Мужу надо присмотреться к её окружению – наверняка она по ночам в какую-нибудь секту бегает. А среди них кого только нет: и хлыстуны, и староверы, и скопцы. Отпустишь вожжи, а она тебя через годик будет или плёткой стегать, или вообще ножичком чикнет и будете по ночам лишь молитвы читать. А тебе это надо? Ты для этого разве бросил свою холостяцкую жизнь к её ногам?
Остальные приметы пришлось по дороге в ЗАГС досказывать, так как пришло время выкупать невесту и все бросились на помощь жениху, которого родня невесты отпихивала от заветной двери, требуя всё новых и новых денег и обещаний.
2. МЕТОДИКИ ИСЦЕЛЕНИЯ
ФИЗВОКАЛИЗ: В ГАРМОНИИ С СОБОЙ
Здоровье – жизнь. Голос может исцелять
В 80-е годы прошлого века в Москве, в Лужниках, работал Народный университет здоровья. Там по субботам учёные читали лекции о здоровом образе жизни. Я постоянно посещал эти лекции, конспектировал их. Особенно мне нравились выступления Анатолия Попова – автора системы физвокализа, с помощью которой он исцелял людей, особым образом ставя им голос. Таким же способом Попов вылечил и самого себя. Врачи рисовали перед ним страшные перспективы, но Анатолий Иванович не сдался. Он добился того, что мощность его голоса достигла 130 децибел. Это означает, что без микрофона он мог "перепеть" рок-группу. Но главное не в этом. До последних дней он сохранял такое здоровье, что не обращался за помощью к врачам, даже медицинской карты в поликлинике не было. И все благодаря разработанной им системе.
В молодости Анатолий Иванович замечательно пел, но после тяжелейшего заболевания горла и последующей операции вообще чуть не потеря голос. Примириться с этим Попов не хотел и разработал свою систему восстановления, а в дальнейшем и совершенствования голоса. Эту систему он назвал «физвокализ».
– Когда врачи вынесли мне приговор: «Петь не будете!» – рассказывал А. Попов, – вместо пения я стал читать вслух стихи своих любимых Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета!.И почувствовал, что голос мой крепнет, а горло перестало болеть. Советую всем: не ленитесь читать вслух! Причем на русском языке. Он певуч. Благодаря этому его свойству организм человека компенсирует недостаток углекислого газа, который расширяет мелкие кровеносные сосуды. Но чтение было лишь первым шагом на пути создания системы. Меня всегда занимала тайна голоса Федора Шаляпина, пение которого публику пробирало до "мурашек". Люди интуитивно тянутся к исцеляющим голосам. В своё время на радио была диктор Ольга Высоцкая. Так вот, редакция мешками получала письма, в которых слушатели писали, что после передач с её участием чувствовали себя гораздо лучше! А если такой голос "воспитать" в себе? Оказалось, сделать это можно, научившись управлять определенными мышцами, которые напрямую связаны с пением и речью. Например, для того чтобы ваш голос был упруг и звонок, нужно всегда сидеть, держа спину прямо, втянув низ живота и говорить "грудью". Правильное звучание создаёт особую звуковую волну, которая, пронзая человека от макушки до пят, массирует не только каждый внутренний орган, но каждую мышцу и даже клеточку его тела. Нам недостаёт вибраций собственного голоса,а ведь вибрации – основа жизни!
Вот результаты исследований, проведённых в 1981 году ВНИИФК: новое направление физической культуры позволяет использовать резервные возможности организма для гармонического развития личности, повышает работоспособность, уменьшает время постнагрузочного восстановления у спортсменов.
Когда Народный университет в Лужниках закрылся, к великому моему сожалению, закончилось моё общение с Анатолием Поповым. Возобновить встречи с ним помог случай. В 23-м номере «Вестника ЗОЖ» за ноябрь 2006 года я увидел статью «Твой голос – твой целитель». Она была посвящена Анатолию Ивановичу Попову – человеку поистине легендарному. Благодаря своей системе он не только улучшил своё здоровье, превосходными стали его певческие способности. Он стал петь на пяти октавах, его голос зазвучал даже мощнее и звонче, чем до болезни.
Я пригласил А.И. Попова в наш клуб здоровья «Движение». Он согласился. Встреча состоялась 10 февраля 2007 года. В зале Центральной районной библиотеки он прочитал лекцию и провёл практическое занятие по физвокализу с членами клуба. Академик Попов показал, как добиться, чтобы звучал весь организм и голос исходил откуда-то изнутри. Из глубины тела испытуемого вырывался красивый, протяжный звук.
Один из ярких примеров того, как можно усовершенствовать певческие способности с помощью физвокализа, – певица Татьяна Булатова. Имея профессиональное вокальное образование, она занималась по методике физвокализа у Анатолия Попова, и теперь относительный уровень высокой певческой форманты Булатовой 48,3%! Для сравнения: средний уровень форманты у певиц – 27,2%, у певцов – 42,4%. В уникальности её голоса мы смогли убедиться, когда недавно Татьяна Булатова была в гостях в нашем клубе на новогоднем празднике и спела для нас три песни.
Анатолий Попов приезжал в наш город ещё дважды. Он хотел открыть в Ногинске кабинет физвокализа, но не успел. Недавно, на 85-м году жизни Анатолий Иванович скончался.
У Попова остались ученики, которые активно занимаются физвокализом. В мае позапрошлого года в гостях у нашего клуба здоровья была Светлана Москотина. Она привезла отпечатанные упражнения физвокализа и кое-какие из них показала на практике. Теперь мы изучаем эти упражнения на своих занятиях.
Ещё одна интересная гостья побывала у нас в гостях совсем недавно. Это Галина Дмитриевна Абросимова. Физик по образованию, она уже многие годы занимается по методике физвокализа. Сейчас ей 72 года, но выглядит она прекрасно. На что ссразу обращаешь внимание, так это её необычайная стройность и совершенно прямая спина. Она и нас, членов клуба «Движение», учила держать осанку, провела с нами занятие. А ещё спела «В низенькой светёлке». У этой женщины изумительное сопрано.
Могу посоветовать неискушённым в физвокализе несколько упражнений, благодаря которым в организме начинается процесс самовосстановления. Однако, чтобы добиться результата, потребуется время. Каждое действие выполняется, как бы преодолевая сильное сопротивление. Это важное условие.
• Встаньте в третью балетную позицию – пятка левой ноги упирается в "ямочку" правой. Опустите руки, держа их под углом 30 градусов от тела и, представив, что тянете тугой резиновый жгут, поднимайте их кверху так, чтобы ладони смотрели друг на друга. Затем резко бросайте руки вниз.
• Теперь сделайте то же самое, но действие сопровождая словами. Поднимая руки до пояса, произносите: "Говори". Когда тянете от пояса до предела вверх: "Спи". И, резко бросая руки вниз, выдыхаете: "Ной"! Получается "Говори спиной". Смысл этого упражнения – в сочетании определённого физического действия и голоса.
• Оставаясь всё в той же третьей балетной позиции, опустив руки вниз под углом 30 градусов, сжимаете, но не очень сильно, кулаки, кладёте их на область тазобедренного сустава, и начинаете "буравить" его кулаками, каждое нажатие сопровождая словами: "юн", "ен", "ин", "ян", стараясь произносить гласные и согласные из самой глубины вашего "чрева" и максимально звонко, добиваясь того, чтобы тело резонировало, звучало.
• Позиция та же. Руки опущены вниз под углом 30 градусов. Сконцентрируйте внимание на кончиках пальцев. Не нагибаясь, сделайте движение руками, как будто хотите пальцами пронзить пол. Каждое действие нужно сопровождать звуками: "со", "ни". Когда произносите "со", представьте, что в горле у вас солнце, от которого исходят лучи. Произнося "ни", старайтесь, чтобы продолжали работать те же мышцы гортани, когда вы говорили "со".
Эти упражнения помогут при многих хронических заболеваниях, в том числе при радикулите, остеохондрозе, трахеите, воспалении легких и других. Они исправляют плоскостопие, обладают омолаживающим эффектом.
Всех, кто заинтересовался физвокализом, мы будем рады видеть в клубе «Движение». Здесь вы сможете освоить упражнения, разработанные Анатолием Поповым, сделав первые шаги на пути к здоровому образу жизни, к гармонии внутри себя.
Валерий ИВАНОВ, руководитель ногинского клуба здоровья «Движение».
3. СОБЫТИЯ, ДАТЫ.
Вышли в свет очередные сборники-приложения к журналу "Белые снегири", номера 26, 27 и 28.
Это проза Валерия Петровича Иванова, подборка статей о своих спортивных буднях и победах - "Мои марафоны", выпуск 26-й.
Также отдельным выпуском были изданы мой сборник стихов "Заснежье" - выпуск 27-й., и сборник стихов Людмилы Александровны Кузьминой - "Симфония зимы", выпуск 28-й.
Все книги выполнены на высоком техническом уровне с хорошей качественной печатью и на отличной бумаге.
Выражаю огромную благодарность всем кто трудился над изданием этих книг, и особенно Людмиле Александровне Кузьминой за спонсорскую помощь и поддержку, а также Сергею Ивановичу Калаленскому за огромный кропотливый труд по подготовке компьютерного набора наших изданий.
Владимир ОСТРИКОВ, редактор - составитель литературно-художественного и публицистического журнала инвалидов "Белые снегири".
4. ПОЭЗИЯ НАШИХ СЕРДЕЦ
Леонард СИПИН
(п. Вербилки, Талдомского г.о., Московской обл.).
ИОРДАНЬ
Переполнен до края овраг,
Отыграны снежные дубли,
И сосновый серебряный стяг
Разлапистых елей хоругви.
И щитом православным январь,
И лёд в иордани метровый,
Богоявление и тропарь,
И год високосный, суровый.
Синий снег под босою ногой,
И январский озноб по коже
И смелее, в купель с головой,
Троекратно, во славу божью.
И останется только верста,
По метельной, слепой дороге,
По белёной пустыне холста,
Где волхвуют седые боги.
Вот с небес голубых зеркала,
И подснежники у распятья,
Звон - пасхальные колокола,
И весна в подвенечном платье.
И молись, чтоб закончился бег.
На Голгофе спилили древо,
И уснул на траве человек,
И покой сберегала Дева.
ОТРЫВОК
Перетянул жгутом колено,
Культя торчала, как чужая,
И удивился, откровенно,
Одна нога, а где вторая?
Осколок кости, белый сахар.
Визжали на излёте мины,
Шагал неутомимый пахарь,
И рвали землю исполины.
Дымилась чёрная воронка,
И навзничь, словно в колыбели,
Лежал и слушал жаворонка,
Его живительные трели.
А небо - голубая рама,
По кругу белые берёзы,
Не то чтобы, большая драма,
Отрывок из военной прозы.
На тонкой нитке билось сердце,
И боль, паскуда, одолела,
А сверху жаворонков скерцо,
Им до войны какое дело.
И провалился - сплошь ромашки,
Звенят серебряные росы,
И шепчет на ухо Наташка,
И летним солнцем пахнут косы.
Как нестерпимо жгучи ласки,
Ещё вчера ты недотрога..
-Живой! Носилки! Сняли маску!-
-Не вздумай умирать, Серёга!
ПЕРНАТЫЕ
Репертуар у февраля,
От классики до волчьих песен.
Суровый кодекс января
У либералов неуместен.
Метель со вьюгой в час ночной,
Экстаз любовный без партнёров,
Танцуют танго под луной,
Не женский проявляя норов.
Гектары леса и полей,
Мифологические сцены.
Богов, богинь, кентавров, змей,
Прообраз древней ойкумены.
Причудливость зверей и птиц,
Полулюдей, полуживотных,
Размах не удивил синиц,
Живых, писклявых, беспородных.
Не тронул стаю сизарей,
Ни воробьиную ватагу,
Ни красногрудых снегирей,
Ни дятла, вечного трудягу.
Консервативен этот мир,
Инстинкты движущая сила,
Им красно солнышко кумир,
Что в глухозимье подостыло.
Отвага в маленьких сердцах,
Нет ужаса перед грядущим,
Уж если страх, вселенский страх,
Печаль и слёзы не присущи.
Им корку хлеба расклевать,
И прожит день, и слава Богу,
Не вспомнят крепким словом мать,
Не перекроют нам дорогу.
Настроен компас вековой,
Природа спит, но сны не мёртвы,
Звонарь на башне вечевой,
Зеленоглазой ждёт когорты.
АЗИАТ
Январский росчерк золотого дня,
И зреют тени ярким фиолетом,
Прообраз благодатного огня
Рассыпался в сочельник самоцветом.
От Севера великого поклон,
Где спят моржи на ледяных шезлонгах,
Летит над белым стойбищем дракон,
И вспоминает панду из Гонконга.
Не застудись мистический герой,
Тебе бы валенки и сверху шубу,
А на Крещенье в прорубь с головой,
Зелёные, не засинеют губы?
Великая китайская стена,
В диковинку морозные капканы,
Тут не грозит бедою полынья.
Не суждено замёрзнуть даже пьяным.
У нас тебе ничуть не повредит.
Неласков климат? С минусом проблема?
Осваивай доверия кредит,
Всего-то на год сказочная тема.
Вам Лао-Цзы, нам Иисус Христос,
Вам - император, нам цари в угоду,
Быть иль не быть? Вот сущностный вопрос,
А мы с тобой судачим про погоду.
СИНОНИМ
Душа к метаморфозам склонна,
Семь раз на дню менять прикид,
В ней качество хамелеона,
В ней женский разум говорит.
Она сегодня малодушна,
А завтра полною рекой,
Но неожиданно ей скучно,
И до поры не беспокой.
И не понять её мотивы,
Её молчание и смех,
Парадоксальные извивы,
От святости - да в смертный грех.
И никаких ограничений,
И поднадзорности пустой,
Она свободна, вне сомнений,
Свободна, как никто другой.
Прильнёт - и шепчет нам на ушко,
Сумей понять её намёк,
Она господняя игрушка,
Ни гений зла, и не пророк.
Усталые сомкнём ресницы,
Слабеет жизненный магнит,
Из клетки вылетает птица,
И возвращаться не спешит.
И тянется за общей стаей,
И ждёт попутчицу собор,
И скромно прилепившись с краю,
Дополнит призрачный дозор.
И красок нет к её портрету,
Лишь крайности - восторг и страх.
И только письма без ответа
Читаем в предрассветных снах.
Татьяна ХЛЕБЯНКИНА
(г. Талдом, Московской обл.)
Член Союза писателей России
РОЗА ОТ МАТРОНУШКИ
МНЕ НЕДАВНО РОЗУ ПОДАРИЛИ
ПОТОМУ, ЧТО, МОЖЕТ БЫТЬ, ЛЮБИЛИ...
А ЕЁ ПРЕКРАСНЕЙ В МИРЕ НЕТ!!..
УКРАШАЕТ РОЗА ;
ЖИЗНЬ И СВЕТ...
И ЛЕТИТ НАД МИРОМ АРОМАТ...
ЛЕПЕСТКИ, КАК ЛАСТОЧКИ, ЛЕТЯТ!!
РОЗА ОТ МАТРОНУШКИ КАК ЧУДО!!
Я ХРАНИТЬ ЕЁ И ВЕРИТЬ БУДУ,
ЧТО ПРОЙДУТ ВСЕ БЕДЫ И НАПАСТИ,
ВНОВЬ НАСТУПЯТ
МИР И РАДОСТЬ,
СЧАСТЬЕ!!
РОЗУ ОТ МАТРОНУШКИ ХРАНЮ
И ЗА ВСЁ СУДЬБУ БЛАГОДАРЮ...
24-25.02.2024 год.
Людмила КУЗЬМИНА
(п. Вербилки, Талдомского г.о., Московской обл.)
ВЕСЕННЕЙ МИНИАТЮРЕ
Миниатюра светом дышит,
Кричит прозрачной синевой,
Ладони теплые на крыше
Певучий ветер распростер.
Сугробы смелыми шагами
Вмиг обернулися водой,
Им стать весенней вешней влагой
Быть предназначено судьбой.
Теплея, розовеют ощущенья
Под лаской солнца ярких брызг,
Земля прощается с оцепененьем,
Звенит хрусталь прозрачно чист.
03.02.2017г.
МОЕМУ БЫТУ
Сварю картошку, вскипячу калган,
Владычице печи поклоны отбивая.
Её горячий дух как огнеедный храм
Раскрыл моей каморе двери рая.
Трещат поленья, ароматом исходя,
Теплом с уютом наполняя,
Вселяют негу среди января
И первобытной радостью играя.
29.01.2017г.
РАДОСТЬ СВИДАНИЯ
Я снова с тобой сквозь призму дождя,
Умытый, блестящий мечта-городок.
Июньской порою настигла волшба,
Ты снился мне часто вдали от тревог.
Я вновь ощущаю тепло от домов,
И с нежной печалью отрады
Зову тебя лучшим из городов,
Что видеть пришлось мне когда-то.
Роскошеством дышит купеческий град,
Поволжский талантливый норов.
История не повернётся назад,
Сохранность упрятав в засовы.
15.06.2017г.
5. НОВЫЕ АВТОРЫ
КОЗЛОВ Владимир Иванович.
Родился в Ногинске, учился в Тамбове и Москве, работал в Красноярском крае. Вся личная жизнь связана с лыжным спортом, авиацией и семьёй. Главные увлечения - путешествия и фото - видео съёмка. По договору с министерством культуры СССР организовал творческую группу которая в 1980 -е - начале 90-х занималась паспортизацией памятников истории и культуры, а также созданием свода Памятников истории Таймыра и на его основе съёмкой документального фильма "След". Эта работа коснулась и Чукотки, где я участвовал в экспедиции Центрнаучфильма Владлена Крючкина "Большое кольцо" на собачъих упряжках. Это было и серьёзное испытание, и серьёзная работа. Ещё раз я столкнулся с путешествующими на упряжках в Хатанге на Таймыре. Это была экспедиция газеты "Советская Россия". И сейчас я каждое утро начинаю с прогулки с лайкой. Из той же Хатанги с заброской на озеро Таймыр мы начинали работу по овцебыкам. Тогда мы прошли через горы Бырранга при температуре минус 55 и вышли на Побережье, а затем по льду зашли на острова Комсомольской Правды. Поэтому когда Владимир Чуков предложил мне быть фотографом в путешествии по дрейфующим льдам от Северной Земли к Земле Франца Иосифа мне было не так трудно как, большинству участников. Если уж речъ зашла о серьёзных предприятиях,то надо сказать что летом в водном путешествии от Норильска до Хатанги через Авамо -Тагенарский волок мне досталось не меньше эмоций и физической нагрузки.
В настоящее время Представитель Московского областного отделения русского географического общества в Восточном подмосковье.
СТИХИ
***
Бег времени нельзя остановить,
Он всё быстрее и быстрей,
Как хочется с годами быть сильней,
А силы тают, как их не жалей!
Тоскливо время зря терять!
Перед собою видеть лишь работу,
Не знать ни воскресенья, ни субботу,
Чтобы в бюджете дыры залатать.
Надежду лишь любовь питает,
И если веришь, время наступает
Обильно жатву жать.
***
Белые берёзы,
Рокот родника,
Серебром рассыпалась,
По траве роса,
Кликанье кукушки,
Трели соловья,
Нежный запах в воздухе
Первого цветка…
Дума о природе:
«Кто такой здесь я?»
БЕРЕГ МОРЯ
Бесконечность тишины,
Грудью волн с обрывом спорит,
Размывая горизонт,
в небеса туман уводит.
Солнца диск безмолвно тает,
Чайка в вечность улетает,
Крик несётся над волной:
«Что так смотришь – ты со мной?»
***
В деревне сердце бьётся веселей,
Она лекарств душе нужней,
Дали лесов и купола церквей,
Милее городских огней.
Вокруг безбрежный океан страстей,
А здесь спокойный бег у дней,
Нет будоражащих вестей,
И нет воров, и нет властей.
Есть краски на закате у теней,
Они жгут реку на исходе дней…
И открывают суть вещей
Не нужных в жизни скоростей.
***
Апостол Павел, второе послание коринфянам.
Кто сеет скупо, тот скупо и пожнёт, (9 гл., ст. 6)
Когда придёт его черёд,
Тому Властитель щедро подаёт,
Кто сам от жизни многое берёт.
(кто сам на многое дерзнёт)
А беден будет тот, кто это не поймёт,
Кто вереницею событий лишь живёт,
Или как кот: поест и ляжет, так и ждёт,
Пока хозяин новой пищи принесёт.
***
Всё в этом мире бесконечно,
Но есть рубеж, с которым вечно,
Надежда связана, конечно,
Не всем пройти его дано.
Но на душе у каждого одно:
Увидеть то, что суждено,
Понять, на что обречено,
Своё земное существо.
Но верить в Бога не легко,
Из сердца Бес ворует то тепло,
Которым греется оно,
А говорят что это колдовство.
***
Дела и мысли с обращеньем к Богу -
От матери полученный завет,
Молись, и ангел твой поможет,
Зажечь любви небесный свет.
Молитва и заступница в грозу,
Не даст пропасть, попасть в беду,
Укажет путь тебе к Творцу,
Две жизни будут за одну.
ВЕЧНЫЙ ГОРОД
Среди холмов дома сверкают в небесах,
«Свечой» стоит над градом сила духа,
Веками борются стяжательство и скука…
Неспешный спор ведут, слепая вера и наука,
Здесь, на земле рождения творца,
Нет созиданию конца!
***
В небе синем облака,
Летят быстро, им куда?
В синем море парус белый,
Капитан как видно смелый,
Не смотря на ветер, да,
Чёлн ведёт – зачем? Куда?
Я иду по кромке моря,
С непогодой вроде споря,
Трачу силы почём зря,
Ведь не знаю мне куда?
***
Всё вокруг как будто снится,
Нас несёт во чреве птица,
Её сильных два крыла,
Проникают в облака.
Не почём ей и ветра,
Лишь дрожит слегка она,
Воздух тёплый от ней мчится,
Но ворон она боится.
ГОРНЫЕ ЛЫЖИ
Здесь, подчиняясь только воле,
Лыжи скользят на скользком склоне,
Владеет риск твоей душой,
Надежда в сердце, Бог с тобой.
Ты весь захвачен лишь борьбой,
С природой и самим собой,
Неважно сколько тебе лет,
Куда важней, какой ты оставляешь след.
ДЕРЕВЕНСКИЙ ПЕЙЗАЖ В АВГУСТЕ
На небесах идёт борьба:
Клубятся кучевые облака,
А ветер рвёт их, словно паруса
Эскадры своего врага.
Там, где дорога не замощена,
Вихрь поднимает золото песка,
Оно сверкает в воздухе пока,
Горят лучи от солнца-маяка.
Чуть сединою тронуты леса,
Они гудят, шумят их голоса,
Рябит на озере вода,
И птицы мечутся,сбираясь кто куда.
***
Среди лесов, речушек и полей
Усадьбы быт мне ближе и родней,
Мир древних стен, прудов, камней,
Душе бальзамов и лекарств нужней.
Безбрежный океан страстей,
Игре здесь уступает света и теней,
Блеск звёзд и полумрак церквей,
Милее городских огней.
Здесь благородный водится олень,
От солнца бережёт деревьев сень,
Река в лугах кружит – рыбёшек колыбель,
Не ощущаешь времени потерь.
***
Ещё терзает землю холод,
Стоят над речкой снежные мосты,
А дышится уже легко и воздух,
Несёт дыхание весны.
Ещё его сбивает вой метели,
Мороз ткёт белые холсты,
А на душе уже свирели
И сердце жаждет теплоты.
И в эту грань зимы и лета,
Как воплощение мечты,
Под знаком огненной планеты,
С небес сошла на землю ты…
***
Житейская мудрость
До боли проста:
Посмотришь на церковь -
Уймется душа.
Река что за нею,
Грехи унесёт,
И радость прозренья
В твой мир снизойдёт.
ЗАРЕЧЬЕ
День красиво с ночью спорит,
Обжигая облака,
Солнце за реку заходит,
И блестят в росе луга.
Через них дорога вьётся,
По ней стадо чуть плетётся,
Псы бегут,коров браня,
Их корит пастух любя.
Здесь народ живал богато,
Плели атлас,ткали шёлк,
И по дереву когда–то
В резьбе знали люди толк.
На холме дома и избы -
Сильный паводок весной,
Только храм внизу таится,
Чтоб крестить крестьян водой.
Если праздник или что-то,
То звонят в колокола,
На поляне для футбола
Собирается толпа.
Тут не только мяч гоняют,
А танцуют и поют,
Души настежь открывают,
С сердцем добрым в гости ждут.
***
Затаилась Русь святая
В сердце воина-врача,
Не важны погоны,слава –
Правит парнем лишь мечта!
Пронеслись как пули годы,
Жизнь не кончилась вчера,
Православная Россия
Видит в нём богатыря.
Души ревностно спасая,
Он взирает в небеса:
У него ключи от рая,
Что ему тот сатана?
Ведь молитвой веру сея,
Очищает поп сердца,
Древний храм в селе Заречье
Прославляя на века!
***
Здесь Благородный водится олень,
Бежит в полях причудливая тень,
Река в лугах кружит–рыбёшек колыбель:
Не ощущаешь времени потерь.
Простор полей,старинные ограды у церквей,
В деревне сердце бьётся веселей,
Она душе лекарств нужней -
Здесь дышится спокойней и ровней.
Здесь золотом дома сверкают в небесах,
«Свечой» стоит над градом сила духа,
Веками борются стяжательство и скука…
Неспешный спор ведут слепая вера и наука
На близкой всем земле рождения Творца,
Нет созиданию конца!
***
Когда совсем достанет жизнь
Давай покрасим холодильник
Где пару дней лежит тот линь,
Который «съел» отложенный полтинник.
Пусть станет он небесно-голубой,
Как волны той реки большой,
Что смыли с нас весь хлам людской,
Оставив радость и покой.
Когда совсем достанет жизнь,
Давай покрасим холодильник,
Он главный наш спаситель и противник,
Он мост между надеждой и судьбой.
Пусть станет он небесно-голубой,
И хоть поступок этот не простой,
Окупится «по жизни» он с лихвой,
Совместный труд сближает трудною порой.
КОМАР
Ты как будто вся из света, комариная душа,
Солнца лучиком согрета, убираешь два крыла,
На цветочке до заката будешь день свой коротать,
И своим прозрачным брюшком всех в округе восхищать!
КОМАРИХА
Ты как будто вся из света,
Комариная душа,
Солнца лучиком согрета
Убираешь два крыла,
На цветочке до заката,
Будешь день свой коротать,
И своим прозрачным брюшком,
Всех в округе восхищать!
***
Крыло зимы коснулось лета,
Жар холод сердца растопил,
Глаза закрылись от потока света,
Родник желанный жажду утолил!
***
Май начинается с тепла,
Им поколения согреты…
Свобода их оплачена сполна,
Хранятся в памяти наказы и заветы.
Май начинается с тоски,
Дождя и солнца перепалки
И нарисованной скакалки,
Смятенья чувств и их борьбы…
Май начинается с любви,
Хотя ночами слышны грозы,
Друг другу люди дарят розы
И ждут решения судьбы.
***
Мгновения, застывшие в фарфоре,
Искусством выраженья завораживают взгляд,
Зверей характеров, цветов парад,
Конфеты, вафли, шоколад.
Типаж, динамика движений,
Создать их может только гений,
Собрать их всех на полотно,
Простому смертному да...но…
МОЛИТВА ДОРОГЕ
Дорога, успокой, мне одиноко,
Дорога, ушёл я в путь от милого порога,
От тех волнений, что всегда,
Приносят в душу холода,
Дорога,
Дорога излечи меня немного,
От тех сердец, где чувств игра,
Любовь уносит навсегда,
Дорога,
Дорога забери меня от Бога,
От чёрных мыслей естества,
От приворот и колдовства.
Дорога,
Дорога успокой, мне одиноко…
МУДРОСТЬ ЖИЗНИ
Трудно жить не тужить
Что б на отпуск накопить,
С той, кто держит чистоту,
Быть вдвоем лицом к лицу.
Можно руль держать весь день,
Что-то делать потом лень.
Вот поэтому нужна
В жизни сказка про кота:
Дом в деревне, он с женой,
Ты здоровый и живой.
***
Ночь уходит, рассвет,
Проливает свой свет,
Город древних легенд,
Предо мною раздет.
На стеклянном мосту,
Над рекой, как кресту,
Как язычник костру,
Поклоняюсь ему.
Становлюсь я другой,
Вдруг взлетая душой,
Всей её широтой,
Над собой и Москвой.
6. ФИЛОСОФИЯ И КОСМОС
Валерий ИВАНОВ
(г. Ногинск, Московской обл.)
КОСМИЗМ ФИЛОСОФА ФЁДОРОВА
С учением и идеями Николая Фёдоровича Фёдорова в наше время люди знакомы в разных странах мира. Между тем это был необычайно скромный человек-альтруист. Жизнь Фёдорова тесно связано и с нашим Богородским краем. Родился он в 1829 году в сельце Ключи Елатомского уезда Тамбовской губернии (в настоящее время Сасовский район Рязанской области). Фёдоров был незаконнорождённым, его отец князь Павел Иванович Гагарин. Мать – дворянская девица Елизавета Иванова. При крещении он получил имя Николай, отчество и фамилию будущий философ и мыслитель получил от крёстного отца Фёдора Карловича Белявского.
С ранних лет Николай рос в усадьбе отца – в Сасове, в семь лет он поступил в Шацкое уездное училище, закончив его, он успешно учился в Тамбовской гимназии, а затем его дядя, брат отца Константин Иванович Гагарин, помог племяннику продолжить образование в престижном Одесском Ришельевском лицее. Закончить Фёдорову лицей не удалось. Через два года учёбу пришлось оставить. Константин Иванович умер осенью 1851года, а он один оплачивал образование Николая. В это время отец Федорова окончательно разорился и жил с новой семьёй в своём Сасове.
Смерть дяди была для Фёдорова тяжёлой трагедией, он остро переживал уход любимого родственника. Именно тогда впервые к Фёдорову пришла со вспышкой озарения его главная идея «воскрешения отцов». Под «отцами» Николай Фёдорович понимал всех существ, с которыми мы сознаём своё родство. Эта мысль не оставляла его никогда. В последний год своей жизни Фёдоров писал:
«Эта Новая Пасха, т.е. Всеобщее воскрешение, заменяющее рождение, явилась осенью (1851 года)… Пятьдесят два года исполнилось от зарождения этой мысли, плана, который мне казался и кажется самым великим и вместе самым простым, естественным, не выдуманным, а самою природою рождённым! Мысль, что через нас, через разумные существа, природа достигнет полноты самосознания и самоуправления, воссоздаст всё разрушенное и разрушаемое по её ещё слепоте и тем исполнит волю Бога, делаясь подобием Его, Создателя своего…».
После такого духовного переворота Фёдоров сделал окончательный выбор своего жизненного пути: служение людям делом и Словом для будущего явления миру Дела воскрешения. Два с половиной года ушло у Фёдорова на обдумывание своего первого шага этого пути. Но мысли его работали напряжённо, он анализировал, сравнивал разные варианты решения главной задачи своей жизни. В эти годы он вновь отправился в оконченную им Тамбовскую гимназию и начал готовиться к сдаче там экзаменов для права стать учителем истории и географии. Успешно сдав экзамены, он Высочайшим указом гимназии с 23 февраля 1854 года определён учителем истории и географии в Липецком уездном училище.
И Николай Фёдорович Федоров работал учителем истории и географии в уездных училищах. Первым из них было училище в городе Липецке, в нём он служил три года, до 27 февраля 1857 года. Работа учителя уездного училища в то время называлась службой. Чтобы узнать о службе Фёдорова в Липецком уездном училище, я связался по телефону с заведующим отделом краеведения Липецкой областной научной универсальной библиотеки Ларисой Александровной Ивановой. Очень быстро она нашла архивные материалы о Фёдорове в фонде библиотеки и прислала их мне на мою электронную почту.
Привожу текст, где содержится краткий рассказ о Фёдорове с рождения до начала его службы в Липецком уездном училище, а затем рассказано и о службе там:
«В. Б. Поляков, научный сотрудник. Гос. Архив Липецкой области.
Преподаватель Липецкого уездного училища Николай Фёдоров.
С 23 февраля 1854 г. по 27 января 1857 г. Николай Фёдорович Фёдоров работал учителем истории и географии Липецкого уездного училища, что носило отражение в документах Государственного архива Липецкой области.
В свидетельстве, выданном Н. Фёдорову 25 августа 1842 г. записано: «что рождения и крещения его Николая по метрическим книгам, поданным Елатомской округи села Вяльсы от священнослужителей за 1829 год, значится так: у проживающей в деревне Ключах дворянской девицы Елизаветы Ивановой родился сын Николай незаконно двадцать шестого, а крещён 27 мая».
Документ свидетельствует, что русский мыслитель с августа 1842 г. по июль 1849 г. обучался в Тамбовской губернской гимназии, а затем по протоколу совета Ришельевского лицея в Одессе от 17 августа 1849 г. принят без испытаний на первый курс камерального отделения /кстати первого в России и готовившего специалистов по естественным и хозяйственным неукам /. Известны результаты испытаний, проходивших в лицее в июне 1850 г. : догматическое богословие – отличные, психология – достаточные, теория поэзии – хорошие, всеобщая история – отличные, русская история – достаточные, физика – хорошие, геодезия и минералология – достаточные, зоология – достаточные, политическая арифметика – хорошие, сельское хозяйство – хорошие, французский язык – достаточные.
По протоколу совета лицея от 19 марта 1851 г. Николай Фёдоров «из числа студентов уволен вследствие просьбы».
В конце 1853 г. он держал испытания в педагогическом Совете Тамбовской гимназии и был удостоен звания учителя истории и географии уездного училища.
30 марта 1854 г. дирекция училищ Тамбовской губернии Харьковского учебного округа довела до сведения штатного смотрителя Липецкого уездного училища, что «Высочайшим приказом по Гражданскому ведомству 23 минувшего февраля окончивший курс в Тамбовской гимназии Фёдоров определён в службу учителем истории и географии Липецкого уездного училища». Несколько слов о его истории: открыто 1 августа 1830 г., было 3-х классным, на 1 января 1855 г. в училище обучалось 22 учащихся, в том числе: детей дворян 1, обер-офицеров 5, купцов 5, мещан 8, разночинцев 2, помещичьих крестьян 1.
20 июня 1856 г. штатный смотритель училища доносил директору училищ Тамбовской губернии: «Учитель географии и истории г-н Фёдоров с некоторого времени начал обнаруживать дерзкий характер, своевольство и неповиновение… Он в своих грубых понятиях, всех ставил ниже себя, пренебрегал опрятностью до того, что иногда являлся ко мне в одних калошах без сапог и во всю минувшую зиму, невзирая на мои убеждения, носил бороду.
В недавнее же время простёр свою дерзость до того, что начал вступаться в распоряжения других учителей. За таковой поступок я вынужден был сделать ему строгий выговор, но он, наговоривши мне грубости, прекратил тотчас свои занятия в классе и совершенно оставил должность.
… Г-н Фёдоров, как по дерзости и грубости своего характера, так и по образу мыслей, пропитанных вредными лжеучениями Запада: равенством, свободой, непризнанием власти и совершенным невниманием к служебным обязанностям, не может быть терпим в настоящей должности, ибо он, мечтая о равенстве, внушает ученикам неповиновение наставникам».
Далее смотритель подчёркивал, что «ученики по предметам географии и истории остаются в самом невежественном состоянии». Через неделю дирекция предложила штатному смотрителю училища «объявить Фёдорову, с строгим ему внушением, чтобы в ожидании распоряжений о нём Высшего Начальства он отнюдь не дозволял себе никаких с званием наставника несовместных и по службе вредных действий… истребовать о поступках его надлежащее объяснение».
19 августа 1856 г. объяснение было представлено. В нём Николай Фёдоров обвинил учителей Родиона Еркова и Степанова в грубом обращении с учащимися, указал смотрителю на невыполнение своего предложения о предоставлении педагогическому совету права налагать взыскания на учащихся, сетовал на низкую посещаемость уроков, ставил под сомнение оценку знаний учащихся по истории и географии.
В конце августа штатный смотритель отослал объяснения Фёдорова, Еркова и Степанова директору училищ Тамбовской губернии. В своём рапорте он сообщал, что «Фёдоров, видя некоторое посещение некоторыми учениками его классов, никогда даже не спрашивал о причинах небытия, никогда не делал даже замечания ученику не приготовившего заданного урока.
Что же касается до сомнений его в справедливости испытаний учеников по его предметам, то это сомнение его несправедливо, во-первых, потому что я производил испытание не один, а с другими учителями, во-вторых, что я не имею к нему никакой личной вражды».
11 октября 1856 г. дирекция предложила смотрителю «объявить учителю вверенного Вам училища г-ну Фёдорову, чтобы он немедленно подал прошение об увольнении со службы».
27 января 1857 г. «Высочайшим приказом по Гражданскому ведомству учитель Липецкого уездного училища Фёдоров уволен со службы по прошению».
Давно нет в Липецке здания уездного училища, где преподавал Фёдоров, но добрая память о нём сохраняется и в наше время. В Липецке на улице Первомайской, близ стадиона «Металлург», в месте, где находилось это училище, на здании магазина «ЦентрКнига» установлена мемориальная доска этому гениальному мыслителю, родоначальнику космизма. Доска создана Владимиром Фоменко 25 сентября 2012 года. Она изготовлена из камня и выполнена в виде развёрнутого книжного листа, на котором выбиты текст и портрет Фёдорова.
В Липецке Фёдоров служил в эпоху бурных исторических событий в России, Европе и мире. В 1855 году в России умер царь Николай первый и на престол вступил Александр второй.
Второе учебное заведение, где преподавал Фёдоров, было Уездное училище в городе Богородске, в котором он проработал 6 лет: с октября 1858 года до конца июня 1864 года. Здание училища вместе с более поздней пристройкой сохранилось и находится в центре Ногинска на Фонтанной площади (площади Победы). В настоящее время в здании размещается колледж «Энергия». С 1822 года в Богородском уездном училище, в одном из первых в Московской губернии, уже проводились занятия. Училище было деревянным, оно обветшало и решили построить на его месте новое учебное заведение каменное. Здание училища построили быстро и в октябре 1858 года в нём начались занятия.
Николай Фёдорович был в числе первого состава преподавателей в новом здании мужского училища. Фёдоров стал учителем истории и географии. Поселился он на улице Нижней в церковном доме напротив освящённой митрополитом Филаретом 8 сентября 1857 года Тихвинской церкви, её первым ктитором стал переехавший из Молзина в Богородск вместе со своей семьёй и производством фабрикант Григорий Дмитриевич Куприянов. Это небольшое двухэтажное здание, где поселился Фёдоров, сохранилось до сих пор на улице Рабочей (бывшей Нижней). Дом номер 43, на фасаде табличка «Церковный дом Тихвинского храма». Закон Божий в училище преподавал первый настоятель Тихвинской церкви протоиерей Александр Сергеевич Успенский. В 1860 году начались занятия в Богородском женском училище 2-го разряда на 40 учениц. Фёдоров преподавал и в этом учебном заведении. Сейчас в этом здании помещается Богородская православная гимназия. Здание гимназии и двухэтажный корпус рядом для физкультуры, построенный недавно, находится на улице Рабочей напротив домов Куприянова (№№ 47, 51). Третьего марта 1863 года училище преобразовано в женскую прогимназию в трёхклассном составе.
Богородск в годы жизни в нём Фёдорова был небольшим городом: население его было чуть более двух с половиной тысяч человек. Улица Нижняя (ныне Рабочая) находится на правом берегу реки Клязьмы. Учениками Фёдорова были дети в основном купцов и мещан.
Фёдоров обладал необычным, широким, всеобъемлющем ассоциативным мышлением и преподаваемые им историю и географию он связывал с другими науками: астрономией, физикой, философией, естествознанием, краеведением… Своих учеников он брал с собой в походы для изучения родного края на местности, считал, что лучшими учебными пособиями для преподаваемых им предметов могут быть исследования мест, где находится школа, уездное училище, земля с её растениями и местными памятниками старины. Такие занятия на местности с учениками до него никто не проводил, Фёдоров сочетал их с изучением Звёздного неба, расположением Полярной звезды, наблюдениями за созвездиями и планетами Солнечной системы в разные дни, месяцы и времена года. Учеников он очень любил, с отстающими проводил дополнительные занятия, а нуждающимся отдавал большую часть своего жалованья. В эти годы Фёдоров уже вёл аскетический образ жизни: всегда жил один, спал на голой деревянной лавке без подушки не более четырёх часов, питался хлебом и водой, не стеснялся ходить в потрёпанной одежде.
В 2009 году на сайте «Богородское краеведение» опубликована статья ногинского краеведа Константина Лихачёва «Русский Сократ. К 180-летию со дня рождения великого русского мыслителя Н.Ф. Фёдорова». Цитата из начала статьи:
«В Ногинском краеведческом музее долгие советские годы демонстрировался живописный портрет Николая Фёдоровича Фёдорова (1829 – 1903 г. г.), а рядом с ним на стенде приводились слова Л.Н. Толстого «Я счастлив, что живу в одно время с Н.Ф. Фёдоровым». Позднее упомянутый портрет был изъят из открытой экспозиции, поскольку не было найдено исторического подтверждения тому, что на нём изображён Н.Ф. Фёдоров, а не какое-нибудь другое лицо. В начале июня 2009 года в Российской государственной библиотеке (бывшей библиотеке имени Ленина) состоялись XII Международные научные чтения, посвящённые 180-летию выдающегося мыслителя Фёдорова. Чтения продолжались 4 дня: по 2 в Москве и в Рязанской области – на родине Фёдорова».
В октябре 2023 года хранитель фондов Ногинского краеведческого музея ответила на мой вопрос о судьбе находящегося в советское время в музее портрете философа Фёдорова, сказав, что в настоящее время этого портрета там нет и ей неизвестно, где он сейчас.
Фёдоров не разрешал себя фотографировать, прятался от направленного на него фотообъектива и отказывался позировать художникам. Однако двоим живописцам всё же удалось создать и оставить будущим поколениям портрет этого великого мыслителя. Известный художник Леонид Осипович Пастернак (1862 – 1945) тайно смог сделать несколько набросков Фёдорова в библиотеке Румянцевского музея в Москве в 1902 году. После смерти Фёдорова в 1903 году Пастернак снял его посмертную маску, сделал с неё рисунок, который опубликовал в журнале «Весы» вместе с некрологом.
По заказу Учёной комиссии Румянцевского музея Пастернак по сохранившимся у него наброскам написал пастельный портрет Фёдорова в 1919 году. Этот портрет до закрытия музея висел в кабинете директора музея художника В.О. Голицына. В настоящее время портрет хранится в фонде Музея истории Российской государственной библиотеки (бывшей библиотеке имени Ленина).
В более поздние годы (1928 – 1932) Пастернак создал портрет Фёдорова, запечатлев в каталожной Румяцевского музея рядом с другими двоими великими российскими мыслителями Львом Николаевичем Толстым (1828 – 1910) и Владимиром Сергеевичем Соловьёвым (1853 – 1900), часто приходивших к Фёдорову побеседовать. Портрет Пастернак назвал «Три философа», он выполнен итальянским карандашом на жёлтой бумаге.
Недавно в запасниках Музея истории Москвы ещё один портрет Фёдорова, он создан живописцем Сергеем Алексеевичем Коровиным (1858 – 1908). Предполагается, что Коровин тоже рисовал Фёдорова незаметно для Николая Фёдоровича и, судя по портрету, во время молитвы. На портрете в профиле глаза мыслителя устремлены в космическое пространство, его взгляд ярко отражает космические идеи его учения. Название портрета «С.А. Коровин «Н.Ф. Фёдоров». 1902».
В советские годы с их коммунистическими идеями, антирелигиозной пропагандой, в массовом масштабе о Фёдорове не говорили и подавляющее большинство людей в нашей стране о нём ничего не знало. До конца 1920-х годов исследовательский интерес к философии общего дела продолжался благодаря работам философов А.К. Горского, Н.А. Сетницкого, В.Н. Муравьёва, В.Н. Мироневича. Кандидат философских наук Дмитрий Владимирович Барановский опубликовал работу, её можно найти в интернете: «К вопросу об исследовании философского наследия Фёдорова в советский период (1920 – 1980-е г. г.)». Цитата из этой работы:
«В период конца 1920-х до 1940-х годов под давлением советской идеологии и власти философия Фёдорова вытесняется из соцкультурного пространства СССР, причём зачастую физическим способом – путём ареста наиболее видных её сторонников».
Второй подъём интереса к учению об общем деле наблюдается уже в 1960 – 1970-е г. г. и связан с именем Светланы Григорьевны Семёновой (1941 – 2014), трудами которой имя и идеи Николая Фёдоровича были возвращены в научный, философский и культурный дискурсы нашего Отечества.
Между двумя этими волнами наблюдается период затишья: 1940-е – середина 1960 г. г. , когда о Николае Фёдорове почти не писали, имя его крайне редко упоминалось в печати, статей и монографических работ, а тем более развития его идей не было».
Барановский далее пишет, что с середины 1960-х годов интерес к учению Фёдорова возрос благодаря энтузиастам, истинным и глубоким последователям учения Николая Фёдорова – О.Н. Сетницкой, А.А. Дорогова, а позднее – С.Г. Семёновой, В.С. Борисова.
Светлана Григорьевна Семёнова проделала огромную, титаническую работу, чтобы поднять интерес к учению великого мыслителя Фёдорова на новый уровень. Она доктор филологических наук, литературовед, главный научный сотрудник ИМЛИ имени А.М. Горького. В 1982 году вышло подготовленное ею первое советское издание сочинений Н.Ф. Фёдорова. В 1990 году московское книжное издательство «Советский писатель» выпустило книгу Светланы Семёновой - «Николай Фёдоров: Творчество жизни», ссылки на эту книгу и цитаты из неё я помещу в этом тексте.
В 1990-х годах в Ногинском педагогическом училище известный краевед Евгений Николаевич Маслов проводил встречи под названием «Старый город», куда он приглашал писателей, учёных, музыкантов и других деятелей культуры. Среди них была и Анастасия Георгиевна Гачева – дочь и соратник Светланы Григорьевны Семёновой. После интересного выступления и ответов на вопросы участников встречи желающие смогли приобрести привезённые Гачевой книги. Мне не удалось принять участие в этой встрече, но совсем недавно я получил книгу Семёновой в подарок от одной из моих знакомых, которая там была.
Итак, воспользуюсь книгой Светланы Семёновой. В главе «Школьный учитель» она пишет:
«В Липецком уездном училище Николай Фёдорович проработал три года, до 27 февраля 1857 года. С октября 1858 года он определён учителем истории и географии в Богородское уездное училище (одновременно он преподаёт те же предметы в женском училище 2-го разряда). Из Тамбовской губернии Фёдоров перемещается в Московскую (нынешний Ногинск). С 1864 года его существование получает исторического свидетеля. Основные фактические сведения, касающиеся этого периода его жизни, можно почерпнуть из воспоминаний Николая Павловича Петерсона, хранящихся в Отделе рукописей Ленинской библиотеки. Петерсон запомнил не только год, но день и час, когда он впервые увидел Николая Фёдоровича и провёл с ним сразу почти целые сутки.
Несколько слов о самом Петерсоне. Он родился в 1844 году, окончил пензенскую гимназию и дворянский институт и поступил в Московский университет, откуда его вскоре выгнали за участие в студенческих волнениях. Будучи семнадцати лет отроду, он оказался самым юным из двенадцати учителей, набранных Л.Н. Толстым для его народных школ».
Далее в своей книге Семёнова пишет, что Толстой писал об этих учителях, что у каждого из них в голове были революционные мысли и рукописи из Герцена. Но полицейский надзор потянулся за Петерсоном в Ясную Поляну. Толстой писал далее:
«И каждый без исключения через неделю сжигал свои рукописи, выбрасывал из головы революционные мысли и учил крестьянских детей священной истории, молитвам и раздавал Евангелия читать на дом. Это факты».
Семёнова пишет в книге, что после закрытия народных школ после женитьбы Толстого в 1862 году Петерсон возвращается в университет и вступает в революционный кружок «ишутинцев».
В январе 1964 года он был вынужден оставить учёбу на медицинском факультете, так как не смог внести плату за 2-е полугодие. В марте 1864 года он сдал в Московском университете экзамен на право преподавать арифметику и геометрию в уездных училищах и «Петерсон отправляется в Богородск учителем арифметики и геометрии, но, как он отмечает в своих воспоминаниях, «цель моего приезда была пропаганда революционных идей и устройство революционного кружка». Прибыв в этот городок 15 марта 1864 года, нетерпеливый, горящий желанием немедленно начать свою пропагандистскую деятельность молодой Николай Павлович (ему не было полных 20 лет) тут же отправился к человеку, о котором он уже успел прослышать как о местной знаменитости, личности удивительной. То, что рассказывали о нём, - не только не стремится к благам собственнического, мещанского мира, но и вовсе от них отказывается, живёт скудно, совсем аскетом, всё раздаёт бедным ученикам, как-то особо, нерутинно ведёт преподавание, заставляло надеяться: в нём он найдёт себе соратника! К тому же было произнесено имя, которое уже год заставляло сильно биться сердце соратников Петерсона и его самого: «похож на Рахметова!»
Каким же внешне предстал этот необыкновенный учитель нашему пропагандисту? Николаю Фёдоровичу тогда было тридцать пять лет, но юному Петерсону он показался старше: «Он был тогда лет сорока, красивый брюнет, среднего роста, с прекрасными карими глазами, а не с голубыми, как говорит И. Л. Толстой в своих воспоминаниях». Это единственный портрет Фёдорова относительно молодого возраста, все остальные, довольно многочисленные описания его наружности относятся ко времени его службы в Румянцевском музее, когда было ему уже за шестьдесят и он вырос в заметную, даже легендарную фигуру Москвы.
Николай Павлович тут же обратился к Фёдорову со страстной речью, призывая его принять участие в борьбе за уничтожение материальной бедности, за социальную справедливость. Первые слова, которые произнёс Николай Фёдорович, внимательно выслушав Петерсона, запомнились последнему на всю жизнь: «Не понимаю, о чём вы хлопочете. По вашим убеждениям, всё дело в материальном благосостоянии, и вы ради доставления материального благосостояния другим, которых не знаете и знать не будете, отказываетесь от собственного материального благосостояния, чтобы пожертвовать даже жизнью. Но если и тем людям, о которых вы хлопочете, материальное благосостояние так же неважно, как и вам, - о чём же вы хлопочете?» Этот неожиданный довод пронзил Петерсона той простотой, которую сравнивают с правдой. Уже начальной фразой Фёдоров показал, что и сами революционеры, жертвуя своим довольством, внутренне не признают его высшей ценностью, и что такого рода общественная справедливость не может быть и высшим чаянием человека. Так Николай Фёдорович сразу вывел разговор на уровень выяснения того, что есть высшее благо и, следовательно, наибольшее зло, как его противоположность».
Далее Светлана Семёнова подробно рассказывает в своей книге о воспоминаниях Петерсона о его сближении с Фёдоровым в Богородске. Семёнова пишет:
«Петерсон не просто заинтересовался необычными мыслями, идущими вразрез с тем, во что он верил в своём кружке и что господствовало в воздухе эпохи, он был поражён. Он почувствовал за словами Фёдорова настолько более истинный уровень понимания природы зла и блага, назначения человека в мире, что тут же неудержимо потянулся к этому человеку, который лишь слегка приоткрыл ему свои внутренние богатства. Произошло настоящее, почти моментальное обращение. Действовала и сила умственной убедительности, необычный, но и совсем простой взгляд на вещи и огромная духовная мощь, исходящая от богородского учителя. Они заговорились за полночь, Петерсон остался у Николая Фёдоровича ночевать, спал, как и хозяин, на голой лавке, без подушки.
С этого дня они почти не расставались, шли вместе в училище, а после занятий, отобедав дома, Николай Павлович отправлялся к своему новому наставнику, они гуляли и беседовали, потом вместе пили чай и опять говорили, расходясь уже глубокой ночью. Петерсон вспоминает, как на Страстной неделе, в среду, они вдвоём в час дня отправлялись пешком в Москву (такое путешествие на Пасху сам Николай Фёдорович совершал каждый год), заночевали в селе и на следующий день были в Москве, которая ещё на своих далёких окраинах встретила их ударами колоколов. Николай Фёдорович при этом заметил своему спутнику, что этот звон слышен всю ночь с четверга на пятницу. На выносе плащаницы они были в Успенском соборе, где службу вёл любимый Фёдоровым митрополит Филарет. Тут же мы узнаём интересную деталь, связующую родственные концы фёдоровской биографии: «На пасху Николай Фёдорович познакомил меня с Полтавцевыми. Полтавцев – известный актёр Малого театра – был женат на родной сестре Николая Фёдоровича, которую звали Елизавета Павловна, и Николая Фёдоровича у Полтавцевых звали Николай Павлович. Тогда не знал почему, спросить не решился; о себе он никогда ничего не говорил». В это время, как нам известно, у Полтавцевых жил и юный Александр, будущий Ленский, сводный брат Фёдорова, и они, очевидно, должны были знать друг друга и встречаться здесь.
За время тесного общения в Богородске обоих Николаев (к тому же, по существу, и обоих «Павловичей») старший последовательно вводил своего тёзку в совокупность уже сложившегося учения. Излагал ли он кому ещё до этого свои идеи, мы не знаем. Остаётся предположить, что это был первый настоящий ученик Фёдорова, ему он передал то, что выработал уже более чем десятилетним трудом над той главной идеей, что открылась ему осенью 1851 года. Эти плоды душевной, рациональной, интуитивной работы пока не были занесены на бумагу. Но вот они уже проговаривались в цельный устный текст. То, что таилось внутри одного человека, одного сердца и ума, вышло на свет божий, впервые связно, убедительно, пространно прозвучало. Из воспоминаний Петерсона мы узнаём, что Фёдоров развил ему своё учение о воскрешении как деле всего рода человеческого, о братстве и небратстве, о регуляции природы, о некоторых конкретных её проектах, в том числе об управлении земным шаром, о необходимости выхода человека в небесное, космическое пространство, о преобразовании организма самого человека…»
В своей работе «Философия общего дела» в противоположность учению Л. Н. Толстого о «непротивлении» и другим идеям нашего времени», изданной в Верном в 1912 году, Николай Павлович Петерсон пишет:
«Николай Фёдорович недолго пробыл при мне в Богородске, - всего месяца три: но эти три месяца обогатили меня больше, чем вся предшествующая жизнь, и дали прочную основу для всей последующей жизни. Эти три месяца совместной жизни с Николаем Фёдоровичем сделали то, что я не терял уже с ним связи никогда, и мы ежегодно, почти до его смерти проводили вместе наше вакационное время; когда были вместе, то не беседовали только, но и писали, т.е. я писал под диктовку Николая Фёдоровича. Мне хотелось сделать известным покорившее меня учение Николая Фёдоровича, я думал напечатать изложение этого учения, но Николай Фёдорович всегда противился этому, находя это несвоевременным и самое учение недостаточно развитым, не вполне и ясно выраженным».
Светлана Семёнова пишет далее в книге:
«Через Петерсона стал известен образ жизни Фёдорова в эпоху его преподавания: «суровое самоограничение, исключительная добросовестность в работе (после уроков он каждый раз дополнительно занимался с отстающими), мужественное отстаивание интересов учеников, помощь самым бедным из них. От него же пошли кочевать и первые житийно окрашенные истории, входящие в фёдоровскую легенду.
Так, писавшие о Фёдорове любят приводить следующий, особенно живописно-наглядный эпизод. Однажды тяжело заболевает отец одного из учеников Николая Фёдоровича. Средств на лечение нет, и учитель отдаёт для этой цели всё, что у него было. Когда больной всё же умирает, оказывается, что и похоронить его не на что. Тогда Фёдоров продаёт свой единственный вицмундир, выручка идёт семье покойного. На урок он является в ветхой, почти нищенской одежде. Как нарочно, в этот самый день в училище приезжает столичный начальник. Он крайне шокирован видом преподавателя, тщетно пытается добиться от него объяснений и, негодуя, требует его немедленного увольнения. Только горячее заступничество инспектора училища ограждает на этот раз странного оригинала.
Кстати, и ушёл Николай Фёдорович из Богородского училища в конце июня 1864 года в результате подобной же истории. На очередную ревизию прибыл в училище директор 1-ой Московской гимназии Малиновский, он был прямым начальником, назначал и увольнял учителей уездных училищ. Явившись на урок к Фёдорову, он был неприятно поражён его костюмом (хотя на этот раз тот был одет в форменную одежду, но поразительно бедную), начал придираться к ответам учеников, не пожелал выслушать объяснений учителя о его особой системе преподавания. Николай Фёдорович покинул класс, оставив Малиновского наедине с учениками, и тут же подал прошение об отставке. К чести самого директора гимназии, он не принял этого прошения, после того как ему раскрыли глаза на то, что за необыкновенный человек и преподаватель Фёдоров. Но тот и сам после этого инцидента не пожелал оставаться в Богородске и перевёлся в Углич Ярославской губернии». Семёнова пишет далее:
«В Богородске Фёдоров проработал шесть лет, здесь научились ценить необычного учителя, любили его, всячески ограждали от высшего начальства, наезжающих инспекторов, недоумённо, а то и грозно реагировавших на его систему преподавания, да и на самый его облик. Труднее оказалось ему на новых местах. Недаром за последние два года Николай Фёдорович меняет несколько мест службы: через полгода он уже увольняется из Угличского училища (каникулярное время проводит ещё в Богородске с Петерсоном), а затем после десятимесячного перерыва в работе поступает на свою обычную должность в Одоево и через три месяца, 26 ноября 1865 года, переводится в Богородицк Тульской губернии».
А до этого Николай Фёдорович провёл лето у Петерсона в Бронницах, куда тот переехал из Богородска, не желая там оставаться без Фёдорова. Тут произошёл любопытный эпизод: Петерсон внутренне бесповоротно расстался с революционной деятельностью, но дружеских связей с некоторыми членами кружка не прерывал и пригласил к себе в Бронницы в это же время «самого даровитого» из них Петра Ермолова, надеясь, что и с ним может произойти обращение в новую веру под влиянием бесед с Николаем Фёдоровичем. Чуть позже на процессе Каракозова Ермолов будет среди самых важных подсудимых после Каракозова и Ишутина… Но, вспоминает Петерсон, Фёдорову не удалось переубедить этого чистого и самоотверженного юношу, и объясняет он это тем, что порвать упрочившиеся к этому времени связи и отношения в кружке было чрезвычайно трудно, почти невозможно.
Во всяком случае, Николай Фёдорович вступает в сношения уже не с одним из ишутинцев, и, когда после покушения 4 апреля 1866 года (первого выстрела в царя, прозвучавшего в России) был арестован 28 апреля Петерсон, как бывший активный член кружка, вскоре задержали и Фёдорова, как близкого знакомого Петерсона. Но уже через три недели Николай Фёдорович был отпущен на свободу за отсутствием вины, а Петерсон был осуждён на 8 месяцев Петропавловской крепости. Освобождён он был 2 декабря 1866 года, на месяц раньше, по случаю бракосочетания наследника престола. И уже Страстную неделю и Пасху 1867 года он провёл у Николая Фёдоровича на его новом месте жительства и работы – в Боровске Калужской губернии, где последний находился с конца ноября 1866 года. Тут же, в конце апреля 1867 года, и Фёдоров подал прошение об увольнении из Боровского уездного училища «по расстроенному здоровью» и двинулся вслед за учеником в Москву, проделав весь путь пешком, причём «не пропускал ни одного ручейка и речушки, чтобы не искупаться в них, а купаться он так любил до конца жизни», - отмечает Петерсон в своих воспоминаниях. Открывался главный период жизни и деятельности Фёдорова – московский». Так заканчивается Первая глава книги Семёновой о Фёдорове.
В Главе II «БИБЛИОТЕКАРЬ», в начале её первой части, «ЧЕРТКОВСКАЯ БИБЛИОТЕКА» Светлана Семёнова рассказывает о дальнейшем общении Фёдорова и Петерсона:
«В Москве поначалу учитель и ученик поселились вместе. Но на двоих у них – всего один частный урок, его хватает на скудный обед, приходилось и голодать, - отмечает Николай Павлович в своих неизданных воспоминаниях… Наконец, в конце лета 1867 года Петерсон получает место помощника библиотекаря в только что открывшейся Чертковской библиотеке. Для него наступает относительно стабильная полоса службы и регулярного заработка. Он женится, и его пути с Николаем Фёдоровичем как будто расходятся. Можно предположить, что Николай Павлович был увлечён новой для него семейной жизнью, а Фёдоров мог расценить уход ученика в наезженную колею как некое предательство. Сам Петерсон не скрывает, что в это время он целиком погрузился в материальные заботы (в июле 1868 года у него родился сын), и Николая Фёдоровича он «мало видел», не знал «как он жил и чем занимался», почти два года. Из служебного аттестата Фёдорова, хранящегося в Ленинской библиотеке, мы, однако, узнаём, что ещё один учебный год он вновь работает учителем истории и географии, на этот раз в Подольском уездном училище (числится на этой службе с 11 июля 1867 по 23 апреля 1868 года. Мотивировка традиционного весеннего ухода обычна для Фёдорова: «по болезни»). Таким образом, выпадает из поля зрения не два, а только один год жизни Николая Фёдоровича – с весны 1868-го. Уже в мае 1869 года Петерсон отправляется в Спасск Тамбовской губернии, где он получил должность секретаря съезда мировых судей, передаёт Фёдорову свои частные уроки у детей Михайловского… и место в библиотеке.
О работе Фёдорова в Подольском уездном училище известно мало, а ведь именно в Подольске, втором после Богородска городе в Московской губернии, закончилась преподавательская, учительская служба Фёдорова. В Центральной библиотеке Подольска мне ответили, что здание уездного училища в Подольске, где преподавал Фёдоров, было деревянным, его давно уже нет. В то же время мне сказали, что могут прислать мне на электронную почту статью местного краеведа о Фёдорове. Статью я получил и привожу цитаты из неё.
Статья краеведа, доктора исторических наук, Дмитрия Дмитриевича Панкова «Московский Сократ» помещена в его подольском сборнике, изданном в 2011 году, «Люди своего времени» на страницах 170 – 174. Начало статьи:
«В июле 1867 года ярким событием в Подольском уездном училище стало начало педагогической деятельности Николая Фёдоровича Фёдорова, учителя истории и географии. Педагог-новатор, религиозный мыслитель, философ, один из основоположников российского космизма, он сразу обратил на себя внимание не только культурой общения с юными подольчанами, но и умением излагать сложные вопросы просто и ясно».
В статье Панкова «Московский Сократ», к сожалению, очень мало рассказывается о работе Фёдорова в Подольском уездном училище. Привожу цитаты из статьи, связанные с Подольском. Из страницы 173 сборника:
«Человек, связавший в 1867 году свою жизнь с образованием Подольска, с полным правом считается предтечей и пророком ноосферного мировоззрения, основы которого мы увидим в трудах В.И. Вернадского и П. Тейяра де Шардена. Не будем отрицать, что в словах Константина Эдуардовича Циолковского есть идея Фёдорова: «Земля – колыбель человечества, но не вечно же жить в колыбели».
- Не только не вечно, - говорил Николай Фёдорович – человечеству нарисован путь к освоению всего космического пространства, в котором человек играет важную роль носителя Разума. «Философию общего дела» читал Сергей Павлович Королёв. Интерес к идеям Николая Фёдоровича Фёдорова не угасает и поныне. В конце 1980-х годов в Москве было создано Общество его имени. В музее-читальне имени Н.Ф. Фёдорова действует постоянный семинар, на котором высказанные проблемы учёного обсуждают физики и биологи, философы и литературоведы, политики и бизнесмены. Далее - окончание статьи на странице 174:
«В городе Боровске, где в 60-х годах XIX века вели преподавательскую деятельность Н.Ф. Фёдоров и К.Э. Циолковский, проходят Фёдоровские чтения, а в 2003 году проведён Международный Конгресс в Белграде – «Космизм и русская литература».
23 октября 2009 года в Боровске состоялось открытие первого в России памятника Фёдорову. В его основу лёг рисунок Леонида Пастернака. Инициатором акции стал Международный благотворительный фонд «Диалог культур – единый мир». При участии фонда на берегах реки Протвы создан культурно-образовательный центр «Этномир».
Давно нет в Подольске деревянного здания уездного училища, но сохранились ломкие страницы журнала учителей 1867 – 1868 годов с оценками учащихся. И никто не знал тогда из детей купцов и мещан, что их учитель истории и географии станет учёным и мыслителем мирового значения».
Возвращаюсь к книге о Фёдорове, написанной Светланой Семёновой. У него закончился пятнадцатилетний период преподавания истории и географии в уездных училищах. Начался новый этап в жизни философа и мыслителя Николая Фёдоровича Фёдорова: работа в библиотеках. После ухода Петерсона из Чертковской библиотеки в мае 1869 года Фёдоров занял его место помощника библиотекаря. Из книги Семёновой:
«Несколько слов об этом единственном в своём роде книгохранилище. Оно носило имя его собирателя Александра Дмитриевича Черткова (1789 – 1858), бывшего в течение многих лет председателем Общества истории и древностей российских при Московском университете и губернским предводителем дворянства Москвы. Отыскивать и приобретать книги и рукописи он начал после войны 1812 года. (Тогда же на подъёме национального культурного самосознания разворачивается подобная деятельность канцлера Румянцева, графа Ф. Л. Толстого и М. Н. Погодина, других известных собирателей библиотек в России). Единая задача одушевляла неутомимую страсть Черткова: создать библиотеку, посвящённую специально истории и культуре России и славянства, «собрать всё, что кода-либо и на каком бы то ни было языке писано о России», как писал сам коллекционер».
Черткову удалось собрать не только большое количество таких книг в одной библиотеке России, но составить на них каталог в двух больших томах. Семёнова продолжает:
«Замечательный собиратель и учёный мечтал сделать своё собрание доступным для всех.
Это пожелание исполнил уже после смерти Александра Дмитриевича единственный его сын Григорий Александрович Чертков (1832 – 1900). Четыре года продолжалось строительство специальной пристройки для библиотеки… Постройка была закончена в 1862 году, и в марте следующего года первый библиотекарь чертковки Пётр Иванович Бартенев (1829 – 1912) начал размещение книг по типу Британского музея…
В первые годы своего существования Чертковская библиотека была единственной в Москве, открытой для всех желающих… К тому времени, когда Николай Фёдорович стал в ней одним из помощников библиотекаря, она была отрыта для бесплатного чтения уже ежедневно, с 10 до 15 часов, кроме летних месяцев, воскресных и праздничных дней…
В феврале 1864 года Л. Н. Толстой, работая над «Войной и миром», естественно, обратился за помощью в уникальную «всеобщую библиотеку России», где и состоялась его первая встреча с Петром Бартеневым. Располагая редчайшими книгами и рукописями, свободно в них ориентируясь, библиотекарь Чертковки стал главным консультантом писателя в работе над историческими главами эпопеи, их единственным и пристрастным редактором. Именно Петру Ивановичу через три года после знакомства его знаменитый подопечный рекомендует в помощники бывшего учителя яснополянских школ Петерсона, определив его в письме как «прекрасного, честнейшего, искреннейшего человека и очень неглупого». (Надо полагать, что Николай Павлович, оказавшись в тяжёлом положении, обратился за помощью к своему влиятельному знакомому). Это ходатайство решило выбор Бартенева. Таким образом, у истоков судьбоносного изменения жизненной канвы Фёдорова стоял, нимало о том не подозревая, сам Лев Толстой.
И уж, конечно, не пустая случайность ещё одна встреча, происшедшая в стенах Чертковской библиотеки: Фёдорова с юным Костей Циолковским…
В год своей смерти в 1935 году, Константин Эдуардович пишет автобиографию «Черты из моей жизни». Среди немногих знаменательных её событий и лиц Циолковский вспоминает давнюю встречу «на заре туманной юности». Правда, хоть и было тогда Константину всего 16 лет, эта юность не была в его самоощущении туманной; он уже знал, чего он хочет: знаний и знаний для осуществления переполнявшей его жажды изобретать приспособления и машины, расширяющие мощь человека, его власть над материей и пространством…он регулярно является весь 1873 год и начало 1874-го года в единственную тогда общедоступную московскую библиотеку – Чертковскую… В воспоминаниях Константина Эдуардовича есть такая деталь: «Когда усталые и бесприютные люди засыпали в библиотеке, то он (Фёдоров. С. С.) не обращал на это никакого внимания. Другой библиотекарь сейчас же сурово будил». Впечатление от Николая Фёдоровича оказалось совершенно особенным: «Кстати, в Чертковской библиотеке я заметил одного служащего с необыкновенно добрым лицом. Никогда потом я не встречал ничего подобного. Видно, правда, что лицо есть зеркало души… Он же давал мне запрещённые книги. Потом оказалось, что это известный аскет Фёдоров – друг Толстого и изумительный философ и скромник. Он раздавал всё своё крохотное жалованье беднякам. Теперь я вижу, что он и меня хотел сделать своим пенсионером, но это ему не удалось, я чересчур дичился». Светлана Семёнова продолжает:
«Странный молодой человек должен был сразу же привлечь к себе Николая Фёдоровича. Чувствовалось в нём нечто родственное, внутренняя одержимость, своя «идея», неотмирность, но ещё юношески диковатая и неуклюжая. И. может быть, особенно дорогим показалось сосредоточенное усилие преодолеть физический ущерб (глухота), несмотря на превзойти все обычные и сверхобычные уровни. Ведь именно Фёдоров выдвигал достоинство созданного, обретённого, трудового в отличие от природного, данного, дарового. Одна закономерность и в индивидуальных примерах, и в судьбе человека вообще: только несовершенство его природы, физическая незащищённость, уязвимость, «недостаток» являются мощным побуждением действию, изобретению, творчеству.
Костя на деле осуществлял тот тип образования, который Николаю Фёдоровичу казался предпочтительнее университетского: не пассивное потребление знаний – записывание лекций, пережёвывание готового, - а труд самостоятельного исследования. Библиотека в мечте Фёдорова представала храмом и мастерской такого активного самообразования. И здесь особенно важны руководители учащегося по книжным, рукописным, музейным фондам, ориентирующие в выборе круга чтения, в его изучении и осмыслении. Для юного автодидакта Фёдоров оказался идеальным вожатаем этого рода. Они шли тут навстречу друг другу… Недаром, рассказывая о годах учения своему биографу К. Алтайскому, Циолковский утверждал: «Фёдорова я считаю человеком необыкновенным, а встречу с ним – счастьем», он «заменил университетских профессоров, с которыми я не общался…».
Пять лет Николай Фёдорович проработал под прямым руководством Петра Бартенева. Колоссальные архивные и исторические познания, своего рода гигантская «воскресительная» страсть этого человека выплеснулись в тысячи впервые обнародованных им на страницах «Русского архива» дневников, записок, мемуаров, материалов по русской истории, за которыми вставали живые лица и отношения умерших из жизни людей и эпох. Эти поразительные качества сочетались с умением идеально организовать книжные фонды, всю библиотечную работу. В Чертковке Николай Фёдорович и прошёл прекрасную чисто профессиональную школу, и впитал огромный объём знаний, систематизированных, организованных вокруг единого, святого для него предмета – отечества. Без этой школы, возможно, не мог бы в полной мере состояться тот «необыкновенный библиотекарь» Румянцевского музея, о котором рассказывали чудеса».
Далее в книге Светлана Семёнова рассказывает о работе Фёдорова в Румянцевском музее:
«Чертковская библиотека просуществовала десять лет – в 1874 году её книги перекочевали в Московский публичный и Румянцевский музей (ныне Библиотека имени Ленина). Уже с 27 ноября 1874 года Николай Фёдорович определён в ней на скромную должность дежурного чиновника при читальном зале. Почти четверть века суждено ему отныне быть связанным с этим местом».
Библиотека имени Ленина сменила название с 22 января 1992 года: с тех пор она называется Российская государственная библиотека. Светлана Семёнова продолжает:
«Надо сказать, что, распрощавшись с Чертковкой, Николай Фёдорович вначале хотел поселиться в Керенске. Сюда он уже четыре года ездил в каждый свой летний отпуск к Петерсону, который, прослужив очень недолго в Спасске, перебрался в Керенск на должность секретаря съезда мировых судей и секретаря воинского присутствия. Здесь предстоит ему пробыть 21 год, и всё это время Фёдоров регулярно будет наезжать к своему ученику, здесь же начнётся и будет осуществлено первое последовательное письменное изложение идей «общего дела».
Во время работы в Чертковке, Николай Фёдорович, находясь в постоянной письменной связи с Петерсоном, проводя с ним каждый год более двух месяцев, вдохновляет его на изучение керенского края, поиски краеведческих и исторических материалов, всякого рода сказаний, фольклорных источников и сам увлечённо этим занимается. Уже после смерти Фёдорова «Русский архив» (1915, №11 – 12) публикует два найденных и записанных им документа: историческую грамоту XIV века и народную легенду «Бытие крестного сына». Из приложенного к публикации письма Петерсона к историку и литератору Н. А. Чаеву от 16 августа 1874 года мы узнаём важные детали жизни Николая Фёдоровича этого времени: оказывается, он организовал в Керенске хранилище исторических документов, относящихся к этому краю, сам им заведовал, к тому же работал в архиве суда, очевидно, как раз в промежуток времени между службами в Чертковской и Румянцевской библиотеках, и в Москву отправился летом 1874 года исследовать архивы в поисках материалов о Керенском уезде. Минимум на пропитание собирался он обеспечить себе, как пишет Чаеву Петерсон, «корректурой, перепиской или чем-либо в этом роде». «Мы надеемся, - заключает Николай Павлович, - что он возвратится к нам и будет продолжать свою полезную деятельность, поможет и нам следовать за ним». Но, очевидно, на пути намерений Николая Фёдоровича встретились немалые трудности (не случайно Петерсон так настойчиво просит Чаева помочь своему другу и учителю «проникнуть в московские архивы»), и он предпочёл, когда представилась такая возможность, пойти непосредственно работать в центральное хранилище книг, рукописей и документов всей России, каким стал Румянцевский музей.
Период службы в Румянцевском музее был самой значительной порой в жизни Николая Фёдоровича, когда его духовный и нравственный облик отлился окончательно и достигло полной ясности и зрелости его учение. Это время наиболее освещено в воспоминаниях современников, громко и мало известных, писателей и учёных, коллег и читателей».
Фёдоров рассматривал свою работу в музее «как священное дело». По воспоминаниям одного из современников Фёдорова «не в церквах, а на улицах пел он свой пасхальный канон трудового воскрешения». Его современники вспоминают, что Николай Фёдорович приходил на работу всегда раньше её открытия и уходил последним, работал по воскресеньям, считал их днями труда, а не покоя, показывал пример добровольного сверхурочного труда, из своих скудных средств, небольшого заработка он помогал служителям библиотеки, каким-то бедным людям.
В своих воспоминаниях П. Я. Покровский (Георгиевский) пишет: «Удивительны и совсем редки библиоманы, знающие по корешкам все книги обширных библиотек. Но едва ли какая-нибудь библиотека, кроме Румянцевского музея, могла похвастаться исключительной честью иметь библиотекарем человека, знающего содержание всех своих книг. А Николай Фёдорович знал содержание книг Румянцевского музея, и это было прямо невероятным явлением».
Работая в Румянцевском музее, Фёдоров постоянно переписывался со своим другом Петерсоном. В начале 1890-х годов Петерсон перебрался в Воронеж и Фёдоров бывал подолгу у него в этом городе. Николай Фёдорович стал инициатором организации ежегодных тематических выставок, посвящённым особо важным событиям года, это вошло в традиции воронежского музея. Из Воронежа Петерсон уезжает в Асхабад и Фёдоров более чем на полгода приезжает к нему, изучает Туркестанскую область, совершает путешествие на Памир.
В 1999 году, когда в России отмечали 200-летие со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина, в Черноголовке, в издательстве «Богородский печатник», вышла книга известного ногинского краеведа Евгения Николаевича Маслова «Пушкин – наше всё» (богородский край в судьбе поэта). Рассказывая о взаимоотношениях Пушкина и Московского митрополита Филарета, Маслов [C. 63] пишет:
«В 1830 году в «Северной пчеле» появилось стихотворение Пушкина «26 мая 1828г» (день рождения), которое начиналось словами:
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?..
Митрополиту Филарету стихотворение стало известно, видимо, ещё до появления в печати. Его привезла митрополиту Елизавета Хитрово, очень близкий к поэту человек. Филарет, зорко следивший за русскою литературой, решил не оставлять этого стихотворения без ответа и противопоставить «языческой» вере в силу слепого рока «разумную и благую волю Творца и Промыслителя мира». Сохраняя пушкинский стихотворный размер, почти те же слова и выражения, Филарет создаёт как бы параллельное стихотворение, но с противоположным смыслом:
Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога мне дана,
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена…
Ответ владыки Филарета не был опубликован при жизни поэта и был известен только по спискам, а самому поэту текст передала та же Хитрово. Все сношения «позднего» Пушкина со святителем Филаретом происходили только через неё.
Пушкин отвечает на стихотворение митрополита замечательными «Стансами» (1830 г.) – «В часы забав иль праздной скуки», где говорит о своём отношении к наставлениям пастыря Церкви:
И ныне с высоты духовной
Мне руку простираешь ты
И силой кроткой и любовной
Смиряешь буйные мечты…
На стихотворение «Дар напрасный, дар случайный» были и другие стихотворные отклики: стихотворение И. П. Клюшникова, поэта «мало писавшего, но много думавшего» (отзыв Н. Ф. Фёдорова) – «Жизнь» (1840 г.), с первыми строками:
Дар мгновенный, дар прекрасный
Жизнь, зачем ты мне дана?..
а также В. А. Кожевникова – «Цель жизни» (1898 г.):
Жизнь дана нам не напрасно
Не случайный дар она!..
А вот мнение о стихотворении Пушкина оригинального русского мыслителя, автора «Философии общего дела», Н. Ф. Фёдорова, преподававшего географию и историю в богородском училище в 1858 – 1866 г. г.: «Если на одну чашу весов положить это изумительное по глубине, широте и высоте стихотворение, а на другую чашку весов все прочие его творения, то перевесит оно, это стихотворение». Фёдоров особенно подчёркивал, что «только такой поэт, после уж того, как он написал «Евгения Онегина», «Бориса Годунова», мог задать вопрос: «Жизнь, зачем ты мне дана?» - задать этот вопрос для того, чтобы призвать всех к решению вопроса: зачем нам всем она дана? Чем наполнить сердце? Какое дело дать праздному уму? Очевидно, поэзия не скрывала от него жизненного горя или зла»…
Эти рассуждения Фёдорова были вызваны, в частности, предстоящими юбилейными торжествами 1899 года и он говорил в те дни, что не «литавры и фанфары нужны», что нельзя ограничиваться «обожанием» Пушкина, надо быть «продолжателями Пушкина»: «Нынешнее увлечение Пушкиным надо употребить на раскрытие цели жизни… надо бы подумать и о временах грядущих…» [С. 66].
В начале 1900 года Николай Фёдорович Фёдоров уезжает из Асхабада.
Далее в заключительной части главы «Конец пути» Светлана Семёнова пишет:
«Последние годы жизни Фёдорова были и необычайно плодотворны (почти все работы, входящие в 3-ий том его сочинений, написаны тогда), и особенно трудны. Хотя Фёдоров сохраняет большую умственную энергию, физическое его здоровье ухудшается. Но главное – он чувствует почти полное духовное одиночество. Самым значительным его последователем, кроме Петерсона, был Владимир Александрович Кожевников (1852 – 1917), учёный, философ и поэт, человек обширнейших и разносторонних знаний, в совершенстве владевший восемью языками. В нём, по словам современников «жила целая академия наук и искусств». Ещё со времени учёбы в Московском университете он знакомится, как и многие тогда, через библиотеку Румянцевского музея сначала с самим Фёдоровым, а затем и с его идеями. Будучи автором многочисленных статей и книг, в том числе двухтомного исследования по буддизму, Кожевников вдохновлялся в своём анализе и оценках общественных и культурных явлений проникновенно усвоенными им фёдоровскими взглядами. Поддерживая до самой смерти Фёдорова близкие с ним отношения, он заботился о всех его делах, постоянно стремился обнародовать его идеи. Кожевников написал несколько стихотворений, прямо вдохновлённых этими идеями, и их высоко ценил сам Фёдоров. Между учителем и учеником шла самая интенсивная переписка, и все свои письма к другим лицам Фёдоров непременно пересылал через Кожевникова».
В последний год жизни Фёдоров пишет статьи на лживые работы клеветников, извращающих его учение. Семёнова далее пишет:
«В такой тяжёлой душевной ситуации Фёдоров даёт согласие на издание своих трудов в издательстве «Скорпион» и начинает в последний год напряжённо работать над приведением своих рукописей в порядок. И только на смертном одре, за несколько часов до кончины, передаёт свои бумаги в наследство Кожевникову.
Николай Фёдорович скончался 15 декабря (по старому стилю) 1903 года в Мариинской больнице для бедных, в той самой, где в одном из флигелей в семье штаб-лекаря 82 года назад родился Достоевский…
Похоронили Николая Фёдоровича на кладбище московского Скорбященского монастыря (на нынешней Новослободской улице). Могила философа памяти, призывавшего живых обратиться сердцем и умом к кладбищам, была снесена в 1929 году, место последнего упокоения утрамбовано под игровую площадку. Осуществилось зловещее пророчество Фёдорова о нравственном одичании, одним из си симптомов которого станет «превращение кладбищ в гульбища», а «сынов человеческих» - в «блудных сынов, пирующих на могилах отцов».
Сразу после смерти Фёдорова Петерсон и Кожевников непосредственно приступили к подготовке издания всего написанного их учителем. Разобрать рукописи Фёдорова оказалось делом сложным и кропотливым. Писал он почерком мелким, неясным, часто карандашом, обычно ночью при тусклом свете коптилки, на отдельных листах или обрывках бумаги. Издателям пришлось проделать колоссальную работу по разборке и систематизации философского наследия учителя.
Наконец в 1906 году на далёкой окраине царской России, в городе Верном (ныне Алма-Ата), вышел первый том «Философии общего дела» всего в количестве 480 экземпляров. Следуя заветам покойного, ученики выпустили книгу «не для продажи». Часть тиража была разослана по библиотекам, из другой части любой желающий мог себе бесплатно заказать экземпляр у издателей. Второй том был издан через семь лет, в 1913 году, в Москве. Был подготовлен к печати и третий том, содержавший ряд статей Фёдорова и прежде всего его переписку, но наступившие бурные события первой мировой войны и революции помешали его выходу в свет. В наше время, в 2023 году, работа над наследием Фёдорова не прекращается. Издан уже пятый том учения великого мыслителя прошлого, настоящего и будущего.
Сразу после кончины Николая Фёдоровича Фёдорова в российской печати публиковались воспоминания писателей, его учеников, сотрудников об этом удивительном человеке. С тех пор идеи Фёдорова распространялись по России, потом о них узнали в Европе и на других континентах Земли. В 2004 году, к 175-летию со дня рождения и 100-летию со дня смерти Н. Ф. Фёдорова издательство Русского Христианского гуманитарного института в Санкт-Петербурге выпустило две обширные книги серии «Русский путь» - Н. Ф. Фёдоров: PRO ET CONTRA ФИЛСОФ БУДУЩЕГО ВЕКА (личность, учение, судьба идей). Авторы Светлана Григорьевна Семёнова и Анастасия Георгиевна Гачева – учёные Института мировой литературы имени Горького РАН. В первой книге 1100 страниц. Книга начинается так:
«Век XIX – эпоха Оптимизма, век XX – эпоха Разочарования: начала и ростки Большого Фиаско городской, юридико-экономической, секуляризованной цивилизации на избранных ею путях. О Фёдорове говорилось, что самим его рождением и жизнью «оправдано тысячелетнее существование России».
ЖИЗНЬ ИЛИ ЖИТИЕ?
О Фёдорове говорили, что он единственный философ Нового времени не с жизнью, а с житием…»
Страницы 5 и 6 книги:
«…Идёт эра глобальных кризисов – экологического, экономического, национального и нового, похоже, главного, развергшегося внутри самого человека, антропологического».
Далее в книге помещено много интересного об этом необычном человеке. На странице 25 рассказано:
«Статья Булгакова «Загадочный мыслитель» (1908) стала по существу первой реакцией религиозно-философских обществ на публикации I тома «Философии общего дела». Философ Сергей Николаевич Булгаков (1871 – 1944).
На странице 60 первой книги начало рассказа под заглавием:
«Философия общего дела» Фёдорова в духовных исканиях русского зарубежья»:
«Воздействие «Философии общего дела» на русское зарубежье было не менее многогранным и разнонаправленным, чем на литературу и культуру метрополии. Со второй половины 1920-х г. г. и до самой войны о Фёдорове писали и говорили философы и богословы, писатели и публицисты, деятели общественных и политических течений…
Толчок к пробуждению в зарубежной России интереса к учению всеобщего дела во многом был дан Н. А. Сетницким. Переехав в 1925г. в Харбин, он сумел выпустить целую малую библиотечку фёдоровской литературы: работы А. К. Горского «Николай Фёдорович Фёдоров и современность» (Вып. 1 – 4. Харбин, 1933). «Перед лицом смерти. Лев Толстой и Н. Ф. Фёдоров» (Харбин, 1928). «Рай на земле. К идеологии творчества Достоевского. Ф. М. Достоевский и Н. Ф. Фёдоров (Харбин, 1929), Собственные брошюры: «Капиталистический строй в изображении Н. Ф. Фёдорова» (Харбин, 1926). «Русские мыслители о Китае (В. С. Соловьёв и Н.Ф. Фёдоров)». (Харбин, 1926). Кроме того, мыслитель издал богословский текст «Смертобожничество» (Харбин, 1926), написанный им совместно с Горским и рассматривающий историю христианства под углом вызревания в нём идеи человеческой активности в деле спасения, под углом борьбы воскресительной, преображающей веры Христовой со всеми формами обожествления смерти. Выпустил в свет он и свою главную книгу «О конечном идеале» (Харбин, 1932), опыт активно- христианской историософии.
В 1928 г. начал переиздание «Философии общего дела», издав три выпуска, включивших в себя 1, 2 и 3 части главного сочинения Фёдорова «Вопрос о братстве или родстве»: Перечисленные издания рассылались им и по библиотекам Европы, и целому ряду философов и писателей русской эмиграции: Н. А. Булгакову, Н. О. Лосскому, В. Л. Ильину, Вяч. Иванову, М. Цветаевой и др.
После поездки Сетницкого в Западную Европу харбинские книги и брошюры появляются на складе евразийского книгоиздательства и анонсировались в газете «Евразия» и альманахе «Вёрсты»: в 1930-е г. г. их можно было выписывать через редакции некоторых пореволюционных журналов сборников: «Утверждений», «Завтра» и др.».
В книге 1 на странице 95 – начало публикации переписки Фёдора Михайловича Достоевского с Николаем Павловичем Петерсоном. Отрывок письма Достоевского из Петербурга 24 марта 1878 года: «Первым делом вопрос: кто этот мыслитель, мысли которого Вы передали. Если можете, то сообщите его настоящее имя. Он слишком заинтересовал меня. По крайней мере, сообщите хоть что-нибудь о нём подробнее как о лице; всё это – если можно».
Это письмо написано в последние годы жизни Достоевского, когда он болел, но продолжал творческую деятельность. Переписка с Петерсоном у него началась ещё до этого письма. Петерсон в письмах рассказывал об идеях Фёдорова, «воскрешении отцов», об «общем деле» для всего человечества. Учение Фёдорова, его философские идеи использовал Достоевский в романе «Братья Карамазовы», над которым он работал в эти годы. Фёдоров не разрешал никому сообщать о себе под его именем публично, считал свои идеи ещё не полностью им разработанными и сформулированными. В 1890-х годах, когда Фёдоров завершил свою службу в Румянцевском музее, он уже отрыто выступает в печати под своим именем.
Возвращаюсь к книге1. В ней опубликованы воспоминания знакомых Фёдорова вскоре после его смерти. Среди них и воспоминание Юрия Петровича Бартенева – сына Петра Ивановича Бартенева, помощником Петра Ивановича был Фёдоров в Чертковской библиотеке. На странице 131 книги под заглавием «Бартенев о Фёдорове после его смерти: памяти Федорова написано:
«… Вернувшись в свою каморку (поздно вечером после сверхурочной работы в Румянцевском музее. В. И.) Николай Фёдорович обедал чем попало, по большей части только пил чай с хлебом, ложился спать на голом сундуке часа на (полтора, В. И.) затем читал и писал до 3 – 4 ч. ночи, опять засыпал часа на два, и, напившись чаю, часов в 7 – 8 шёл в Музей. И такую жизнь вёл он десятки лет. Замечательно, что он не только не считал себя аскетом, но и даже сердился, когда ему об этом говорили. Но откуда же брал силы великий подвижник? Мать, у которой опасно болен ребёнок, забывает о еде, о всём, что не касается любимого существа, и проявляет непостижимую силу: в таком состоянии прожил и Николай Фёдорович всю свою жизнь. Для своего дела он забывал всё, что привлекает нас… Юрий Бартенев. 17 дек. 1903г».
В книге 1, начиная со страницы 6 помещён, на мой взгляд, очень важный, интересный диалог между Николаем Фёдоровичем Фёдоровым и Петром Ивановичем Бартеневым, который Бартенев подробно записал и сохранил. Фрагмент из этого диалога: «10 сентября 1895 г. был у Н. Ф. в Музее
Я: Невозможность представить воскресение всех умерших заключается для меня в том: если воскрешать всех, то где же предел? А мертворожденные, а выкидыши? Мы наконец дойдем до тех, которые не существовали, но могли бы существовать; всякое семя уже есть существо в возможности. Это такое количество, что места не может хватить.
Ник. Фед.: Вот вы смущаетесь бесчисленностью. Вспомните о тех звездах, которые образуют туманные пятна, о тех, которые еще не образовались, но образуются. Можно ли их сосчитать? Вы согласны, что человек овладеет землею так, что будет ею управлять. Когда это будет, будет в мире первая звезда, управляемая разумом. Я: Разум человеческий относителен.
Ник. Фед.: Ну, хоть сознанием. Итак, будет планета, управляемая разумом. Населите все миры, чтоб вселенная была управляема разумом. Что же вы беспокоитесь о том, что много людей. Можно думать, что немного миров, населенных разумными существами. Если верить в творение мира по Библии, это так. Это так, если думаете, что слепая сила сотворила мир. Трудно, чтоб сочетались много раз те условия, которые создали человека».
В начале 1920-х годов в молодой стране Советов активно развивалось краеведение, интерес к родному краю значительно возрос и в Подмосковье, в том числе и на Богородской земле. Здесь был создан Институт краеведения, где работали более четырёхсот сотрудников. Одним из организаторов Института был Иван Иванович Алексеев.
На сайте «Богородское краеведение» 14 октября 2015 года опубликована статья М. С. Дроздова и Е. Н. Маслова «Богородский краевед Иван Алексеев». В ней рассказывается о жизни и творчестве замечательного человека, нашего земляка. Краткое содержание статьи:
«Он по профессии инженер, по призванию – краевед-исследователь. Родился 13 апреля 1885 г. в г. Богородске в семье фельдшера земской больницы Ивана Алексеевича Алексеева. <Ничего им неизвестно про мать краеведа>. В начале XX века его отец на Средней улице (ныне Рогожской) имел свой дом. Служил в земской больнице с 27 июня 1872 г.
Юный Алексеев учился в Богородском городском училище. Пильняк и Перегудов младше его на 9 лет и учились в реальном училище, образованном в Богородске в 1907 г.
Сын И. И. Алексеева писал, что «в 1900 г., отец поступил учиться в Московское Комиссаровское училище, т. е. когда ему было 15 лет. В 1900 г. констатируется, что сын Иван переведён без экзаменов с IV курса на V. Потом была учёба на механическом отделении славного Императорского Московского технического училища (в советское время МВТУ им. Баумана)., которое, по словам сына – А. И. Алексеева Иван Алексеев окончил в 1910 г…
Он с детства любил русскую литературу, историю и географию. Волновали его и общие вопросы философии жизни. Проявлял интерес во время учёбы к творчеству Л. Н. Толстого. Он послал Толстому две маленькие книжечки. Толстой в апреле 1909 г. писал Алексееву из Ясной Поляны «… Я ничего не знал о существовании христианского студенческого союза… Нет, «Христианский студенческий союз интересует меня только с той точки зрения, что ещё более утверждает меня в мысли о том, как необходимо в нашем обществе ясное понимание, основанное не на доверии, а на полном соответствии требованиям духовной природы человека»…
«Алексеев был знаком и состоял в переписке с Д. П. Конисси (1862 – 1940), японским толстовцем, человеком очень интересной судьбы.
Огромной заслугой Ивана Ивановича было участие в основании Богородского института краеведения. В конце сентября 1927 г. он от имени Института посылает в Сорренто А. М. Горькому письмо о делах краеведов в Богородске. Отсылает Горькому труды Института краеведения. 12 июля 1928 г. Горькому вручили при встрече с Алексеевым удостоверение «Почётного члена Института краеведения». Хорошо был знаком Иван Иванович и с советскими писателями Б. А. Пильняком (Вогау) и А. В. Перегудовым. Они дружили, о чём свидетельствуют и групповые фотографии, где запечатлены Пильняк, Перегудов и Алексеев с своим ещё маленьким сыном.
Иван Иванович работал на заводе «Электросталь» в Бюро по связи с потребителями. Отзвуки увлечения ещё фёдоровскими идеями, наверное, можно найти в дружбе его с Циолковским.
Сын вспоминал: «С Константином Эдуардовичем Циолковским мой отец познакомился в мае 1925 г. в Московском политехническом музее, когда там проходил диспут об его цельнометаллическом дирижабле». Решался вопрос о применении новых марок сталей для создания дирижабля. Тогда отечественная металлургия, в том числе завод «Электросталь, приступали к созданию качественных сталей. Через два месяца после диспута Иван Иванович написал К. Э. Циолковскому письмо, в котором сообщил, какие, по его мнению, могли бы быть применены при постройке цельнометаллического дирижабля. Циолковский ответил. Завязалась переписка»…
В 1935г. он пригласил посетить завод знаменитого французского писателя Ромена Роллана, и хотя тот приехать не смог, прислал потом книгу «Кола Брюньон» с автографом… Переписывался с Толстым, Петерсоном, А. Луначарским, М. Горьким, А. Перегудовым, М. Пришвиным…, В. А. Кожевниковым, Н. А. Сетницким, ему писал в Харбин.
По старой дружбе переписывался с Конисси после отъезда его в Японию. Писать за границу официально не запрещалось, но и не приветствовалось. Тем более, если пишешь в «милитаристскую Японию», а он, похоже, переписывался или пытался переписываться. Закончилось это трагически. Его обвинили в шпионаже в пользу Японии.
Его арестовали 20 февраля 1938 г. Приговорили к высшей мере «за систематическую шпионскую деятельность в пользу японской разведки». 20 августа 1938 г. он был расстрелян в Бутово. Реабилитирован в 1958 г. Александр Иванович скончался в начале 2000-х годов в Доме престарелых.
В музее Электростали хранятся его письма, в том числе переписка с Пришвиным».
В книге 2, выпущенной в 2004 году, её создатели поместили переписку между людьми, увлекающимися учением Фёдорова.
Там размещены и письма Ивана Ивановича Алексеева. Он, получив высокое техническое образование в Москве, возвращается в родной Богородск. Здесь он снова глубоко погружается в идеи Толстого уже после смерти писателя. В одном из публичных изданий Алексеев обнаружил воспоминание Петерсона о Николае Фёдоровиче Фёдорове. Личность этого необычного человека привлекала внимание Ивана Ивановича и он написал Петерсону письмо. Полный текст этого письма, начало, стр. 173:
«И. И. Алексеев – Н. П. Петерсон, 3 мая 1911. Богородск.
Богородск Московской губ.
Земская больница.
Многоуважаемый Николай Павлович!
Простите, что пишу Вам, не будучи лично знаком, но к этому меня побуждает одна хорошая мысль, которая, мне кажется, Вам будет приятна. Я пишу к Вам как к человеку, близко знавшему Николая Фёдоровича Фёдорова, о котором Вы вскользь упоминаете в своих воспоминаниях «бывшего учителя», помещённых в «Толстовском Альманахе», изданным Сергеенко.
Я давно уже слышал о замечательной личности, какую из себя представлял Николай Фёдорович, но эти сведения больше были отрывистого характера. Ваши воспоминания дали кое-что, но всё же так мало, что хотелось бы больше и подробнее знать о нём. Я обращался к некоторым письменно, но никто не мог мне сообщить о нём ничего определённого. В «Энциклопедическом Словаре» о нём ни слова, тогда я обратился к Петру Алексеевичу Сергеенко с просьбой поделиться со мною сведениями о Фёдорове, но он мне пишет, что сам ничего не может сообщить, но просит написать Вам, замечая, что Вы с удовольствием дадите мне сведения о Николае Фёдоровиче и поделитесь своими воспоминаниями о нём. Вот почему я пишу Вам как другу замечательного человека, которого так мало, к сожалению, у нас знают, но кого забыть было бы просто преступлением для русского общества. Желание знать о Николае Фёдоровиче продиктовано не простым любопытством. В наше время, тусклое и бесцельное, так мало тех ярких светочей, на которых с удовольствием сосредоточил бы своё внимание. Общество живёт одним только днём, злободневными, мелькающими, как в синематографе, впечатлениями, и дальше своей улитки не хочет взглянуть, а тем более вспомнить тех людей, что составляли бы в другой стране предмет если не преклонения, то добросовестного, по крайней мере, изучения, не давшего бы исчезнуть в памяти людей образу такого человека. Николай Фёдорович – та яркая звёздочка на тёмном фоне современности, на которой отдыхает глаз, утомлённый и политикой, и злобою, и всем тем, чем живёт современный интеллигент. Кроме того, я сам уроженец г. Богородска Моск<овской> губ<ернии>, где прожил Николай Фёдорович некоторое время. Так что Богородск с его серенькою провинциальностью, лишённою ярких красок жизнью, должен не только знать о нём, но гордиться им как человеком, когда-то жившим в нём. Но, конечно, ни второго, ни первого на самом деле нет, ибо никто не знает о нём. И было бы так хорошо напомнить хотя бы жителям провинциального городка о том, что среди той же серости, «провинции», жил человек, который стремился к правде, красоте, к Богу. Такие напоминания нужны, необходимы. Они заставляют оглянуться на себя, немножко «почиститься» и отбросить формулу «что так жи<вут> и жили все». – Нет, не все. А вот среди той же обстановки жил человек, который стал выше её и не признавал этой формулы.
Я мог бы попросить своих знакомых порыться в архивах училища, где м<ожет> б<ыть>, что-нибудь есть, относящееся ко времени в Богородске. У нас в Богородске издаётся маленькая газетка, и вот в ней можно было бы что-нибудь написать о Николае Фёдоровиче и так<им> образом напомнить о нём и восстановить чистый образ светлой личности, так несправедливо забытой. Если Вы, уважаемый Николай Павлович, сочувствуете моей идее, я горячо прошу отозваться на моё письмо. Я просил бы Вас сообщить, сколько для Вас можно и необременительно, обо всём, что касается личности Николая Фёдоровича, в чём бы это всё не выражалось (в своих личных воспоминаниях, воспоминаниях других лиц и т. д.). Прошу Вас, помимо личных воспоминаний указать и печатные источники, из которых также можно было бы что-нибудь узнать».
На странице 176 книги 2 – продолжение переписки Алексеева с Петерсоном:
«И. И. Алексеев – Н. П. Петерсону.
1 июня 1911. Богородск.
Глубокоуважаемый Николай Павлович!
Получил Вашу открытку и через некоторое время книгу Фёдорова «Философия Общего Дела». – Если бы Вы знали, как я благодарен Вам за неё. Надо Вам сказать, что я после посылки письма к Вам был у Владимира Александровича Кожевникова (до сего времени незнакомого), где и получил некоторые сведения о Николае Фёдоровиче. Владимир Александрович был так любезен, что дал мне изданную им книгу о Николае Фёдоровиче, служащую как бы введением к присланной Вами «Философии Общего Дела». Мне всё вот хочется, чтобы в г. Богородске заинтересовались памятью Фёдорова. Недавно я, единственно с этой целью, написал маленькую статью о Фёдорове и поместил в издающуюся в г. Богородске газету под заглавием «Светлой памяти философа-праведника»… Хорошо если бы Вы хоть что-нибудь написали для этой газеты и тем напомнили обществу о когда-то жившем замечательном человеке. Да, я, кажется, Вам не говорил в письме, что я студент-техник… М<ожет> б<ыть>, Вы думаете, что я уже пожилой человек…
1911. 20 сентября».
(Продолжение следует...)
7. ПОЗНАНИЕ СЕБЯ
Ольга МУРАВЬЕВА
(г. Москва)
Член Российского союза писателей
ЗАПИСКИ РУССКОГО ГОЛОДАЮЩЕГО В ЯПОНИИ
КРАТКОЕ ПРОЗАИЧЕСКОЕ ВСТУПЛЕНИЕ
Юми Исихара родился в городе Нагасаки в 1948 году. Окончил медицинский факультет Государственного университета города Нагасаки и аспирантуру. Профессор. Специалист по восточной медицине, лечебному голоданию и болезням крови, главный врач клиники и санатория, известный в Японии лектор и пропагандист здорового образа жизни. Автор более двухсот книг. Его книга "Восточный путь к здоровью" была переведена на русский язык.
Я практикую систему питания и образа жизни профессора Исихары последние пять лет.
А недавно посетила сенсея в его санатории в Японии в городе Ито, где прошла недельное голодание на соках по его системе.
День первый: 31 октября.
* * *
Хороший попутчик в самолёте - это великое дело. Особенно, если вам лететь десять часов. И когда эта женщина подошла к нашему ряду, я сразу поняла, что полёт удался: это было милейшее существо по имени Людмила. Она летела домой в... Новую Зеландию (куда я и была приглашена примерно через пять часов полёта), а родом оказалась из Луганска. Поэтому тем для разговоров нашлось предостаточно.
Людмила, "конечно, читала" (!) Лазарева, издавшего книгу нашего японского сенсея Исихара, и про сенсея тоже была в курсе. "Лазарев" - это вообще такой пароль для тех, кто в теме. Это значит - одна корневая система, это значит, что ничего не надо объяснять, и что человек понимает тебя с полуслова. А пока мы расстались в токийском аэропорту Нарита.
* * *
Выйдя из самолёта и получив багаж, я обнаружила, что мой телефон решил составить мне компанию в плане отключки и отказывается ловить сеть. Забавно. Ну, английский язык до Киева доведёт (хоть нам туда не надо), и добрые люди на information desk подсказали, что на платформе Narita Express есть и public phone. Им я и воспользовалась, свалившись на голову своего токийского приятеля Васи на час раньше времени, так как в билете время указали летнее, а прилетела я по зимнему. Хорошо, что Вася заранее подсказал, где поменять валюту, и после покупки билета на экспресс у меня уже были нужные телефону монетки.
Экспресс был чудесен, скор и понятен: какая твоя станция по счёту, где выходить - всё десять раз объявили по-английски и показали на табло. Однако на этом понятность транспортной системы Японии и закончилась. Высокий и весёлый, Вася встречал меня на перроне в Токио. И без него, как без стакана, тут было не разобраться. По сути в городе четыре транспортные системы: государственное и частное метро плюс государственные и частные железные дороги. И, чтобы запутать пассажиров окончательно, все частные поезда и метро принадлежат разным компаниям, по-разному оплачиваются, имеют свои названия, цвета, длину вагонов. Одним словом, no way I could do it without Vasya.
Он накормил меня вкусным японским рисом, напоил странным на первый раз и похожим на чифирь (но уже привычным через неделю) японским чаем, мы славно погуляли по двум паркам, забрались на высотку, поужинали с его милой супругой и закончили вечер в районе с экзотически одетыми и полуодетыми персонажами (для полноты ощущений и представлений). Я было заволновалась о судьбах подрастающего японского поколения, но ребята успокоили меня и заверили, что дети из приличных семей сюда не ходят. Например, их дети так заняты в своих школах и кружках, что им просто некогда. Гора с плеч.
* * *
Токио напоминает большой и запутанный иероглиф в 3D. Не зная, не изучив этот иероглиф, заблудиться тут как нечего делать. Дома - узкие и высокие - лепятся друг к другу как каменные сосульки. И люди карабкаются по ним, словно там, наверху можно найти спасение от бесчисленных подземных толчков, которые для этой страны - обычное дело. Но, если дома растут вверх, то метро растёт вниз: сложно представить себе, что под этими умопомрачительными высотками еще и несколько этажей поездов, переходов, магазинов. И людей, людей, людей. Токио и Иокогама уже срослись друг с другом, и сегодня это один мегаполис с населением в 32 миллиона человек.
А по всей Японии, на нескольких малюсеньких островах карабкается и цепляется за их острые края 120 миллионов человек. Почти как в России. И чисто по-человечески хочется подарить им ещё парочку островков, но лучше не наших, а, скажем, китайских или корейских. Потому что в Японии шесть американских военных баз. Вот когда уберут, тогда и подарим. Или продадим.
* * *
Ещё до моего приезда Вася взял мне билет до Ито. И я уже подустала от этой токийской круговерти и хочу за город - к морю, горам и чистому воздуху. Завтра! Уже завтра! Как-то всё там будет?
День второй: 1 ноября.
* * *
Если взять японскую вежливость, возведённую в квадрат японской провинции, умножить на японскую организованность, дальше скобка открывается: горный курорт плюс хорошая компания, скобка закрывается, прибавить русское радушие и гостеприимство плюс радость от встречи с единомышленником и обретения настоящего друга и партнёра, то получится величина, примерно на порядок превосходящая мои ожидания от пребывания в гостях у профессора Исихара и его жены Лены. Но - обо всём по порядку.
* * *
Пригородные поезда и электрички в Японии довольно дороги. Мой билет до Ито, курортного городка, где расположен санаторий профессора, стоил 4 000 йен в одну сторону. Это примерно 1 300 р. Время поездки - полтора часа. Посчитайте, сколько денег нужно семье с двумя детьми, чтобы поехать на выходные за город? Десять тысяч только на дорогу! К себе на дачу в Конаковский Мох я еду два часа за 225 р. в один конец. Почувствовали разницу? Тогда поехали дальше.
Из Токио заботливый Вася посадил меня на электричку до Иокогамы (снова приехал утром ко мне в отель, для чего ему нужно было "пилить" по городу около часа). Ребята продумали мой маршрут до мелочей, максимально облегчив мою задачу: для того, чтобы сесть на поезд из Иокогамы до Ито мне нужно было просто перейти с платформы на платформу и подождать несколько минут (а не носиться с багажом по огромному транспортному узлу, которым является железнодорожная станция в Иокогаме, и не искать нужную мне линию среди десятка разных веток и сотни платформ и не разгадывать эти японские ребусы). Но и с этим я справилась не без помощи сотрудника станции, потому что нужно было ещё и сесть в свой вагон - номера вагонов, конечно, написаны прямо на платформе, но, если вы помните из предыдущего поста, ДЛИНА вагонов разная у разных поездов, и надписи эти на японском. А по-ихнему я плохо читаю.
Наконец, я в нужном мне поезде и вагоне, и теперь оставалось лишь не пропустить свою станцию. К счастью, на билетах указано не только место назначения, но и время прибытия (табло в поезде было, и что-то объявляли, но, как вы понимаете, тоже исключительно на японском). Ещё до моего приезда мы договорились с Еленой Исихара, что именно в это время сотрудники санатория встретят меня на станции в Ито.
Уфф... ну, кажется, еду.
И чем дальше от Иокогамы, тем меньше домов и тем они ниже. И больше гор. И горы всё выше. А вот и ОКЕАН. Какое счастье. Но надо посматривать на часы.
* * *
- Орига сан? Санаториум?
На выходе из турникета передо мной возникает японский вопросительный знак в виде обаятельного и крайне застенчивого молодого человека, весь - сама услужливость. Но этим его английский словарный запас, похоже, и исчерпывается. Радостно киваю в ответ. Нужно привыкать к своему новому имени. Звука "л" в японском языке нет, поэтому моё имя будут хорошо произносить только те, кто говорит по-английски, а так я теперь "Орига сан".
Мы едем... в горы! Тут ещё тепло, всё зелёное. Видимо, осень придёт сюда только в конце ноября, и красивых осенних фотографий сделать не получится. Зато погреюсь. Дорога от станции занимает примерно 20 минут. Выхожу из машины и... оказываюсь в раю. Птички, улыбки, поклоны. С английским у сотрудников чуть получше, чем у меня с японским. Ну, да ладно, сегодня из Москвы прилетает Елена Исихара (мы даже думали взять билеты на один рейс, но билет на четверг оказался почти в два раза дешевле, чем на пятницу - 25 и 45 тысяч соответственно), так что ближе к вечеру со всем разберёмся.
В небольшом уютном номере меня ждёт термос с имбирным чаем. Оглядываюсь, осматриваюсь. Отдельная тема - это японские туалеты. Они даже называются не toilets, а washlets. На них куча всяких кнопочек и струек воды, которые по-японски услужливо моют вам разные места. И такие туалеты везде: в домах, гостиницах, на вокзалах. В туалетных комнатах в гостиницах висят полотенца. Поэтому у японцев свой культурный шок в путешествиях по другим странам.
* * *
Раздаётся телефонный звонок, и меня соединяют с Леной:
- Олечка, как Вы доехали? Я буду через два часа. Как Вы смотрите на то, чтобы поужинать сегодня с нами? У нас будет ужин с клиентом. Заодно и познакомимся.
- А мне можно ужинать перед голоданием?
- Конечно, доктор прописывает Вам ужин! Потом лучше пойдёт!
- Отлично. Давайте!
Через два часа мы встречаемся в холле санатория. Выхожу чуть заранее, прикрепив к волосам цветочек и от волнения как-то особенно красиво завязав шарфик: у меня только один шанс произвести первое впечатление на профессора и прочую почтенную публику. В холле оживлённо, но я сразу вычисляю профессора, когда он стремглав проносится куда-то по делам. Меня тоже сложно спутать с другими, он на ходу но с неизменной улыбкой и поклоном здоровается со мной. Этакий живчик и bright kid. Намётанный глаз HRа отмечает внимательный, цепкий взгляд умных черных глаз и жёсткость, присущую безусловному лидеру.
А вот и Лена. Воплощение мягкости и радушия. Искренне, подолгу она здоровается и кланяется каждому из гостей. Они с профессором - как ян и инь. С ней мы просто обнимаемся без всяких японских церемоний.
А на ужин едем в мексиканский ресторан. Но это ЯПОНСКИЙ мексиканский ресторан. То есть - палочки, салфетки и морепродукты. Нас шестеро: пожилая клиентская пара, профессор, Лена, прислуживающий нам всё тот же "вопросительный знак", встречавший меня на станции, и я. Мне объясняют, что клиенты профессора приезжают в санаторий уже много лет вместо... своей дачи. И спрашивают, сколько лет я бы им дала. Мужчине на вид - лет 60. А по факту - 72!
Самому профессору 66, он ест один раз в день. Ужин - его первый и единственный приём пищи. Раз в неделю голодает на соках. Любимая шутка Лены: с мужчиной, который ест раз в день, невозможно развестись: как подумаешь, что другому нужно готовить три раза в день... нет, уж лучше этот. И тут "ха-ха" два раза, потому что те, кто пьют соки по утрам, прекрасно знают, что легче приготовить яичницу, чем возиться с соковыжималкой.
Профессор замечает, что я хорошо орудую палочками, Отвечаю, что это не сложно, когда живёшь в городе, где каждый второй ресторан - японский. За столом веселье и шутки на трёх языках. Профессор - это фонтан (или вулкан?) шуток и смеха. И каждые пять минут после очередного взрыва хохота Лена, профессиональный переводчик с японского, наклоняется ко мне и поясняет: "Непереводимая игра слов." Одну из шуток перевести всё же удалось. В качестве алкоголя нам подали текилу. Сначала - "золотую", трёхлетней выдержки, а потом - "платиновую", одного года. Удивительно, но более молодая текила считается лучше и оказалась приятнее на вкус. "Лучше помоложе. И текила тоже," - не заставил себя ждать диагноз доктора.
Я окончательно расслабляюсь и понимаю, что приехала к совершенно родным людям. Что тут меня будут окружать не только горы и океан, но внимание и хорошее настроение. Завтра я начинаю недельное голодание на соках. А главное при соблюдении любого поста - это эмоциональный фон и настрой.
День третий: 2 ноября.
* * *
Удивительно, сколько времени уделяет мне Лена. Практически весь день она знакомит меня с распорядком дня, территорией и окрестностями санатория и рассказывает о том, какого труда и усилий всё это стоило, как многие годы профессор выплачивал кредиты, как она оказалась в Японии, как познакомилась с Лазаревым, и как у Сергея Николаевича возникла идея издания книги на русском.
Сегодня клиенты санатория - это практически вся деловая и политическая элита Японии, включая премьер-министра Синдзо Абэ. Да и сам профессор баллотировался этой весной на пост министра здравоохранения, но не прошёл... не судьба... может, и к лучшему. Приезжают не обязательно чтобы поголодать, но и наоборот чтобы поесть: шеф-повар санатория - один из лучших в стране.
* * *
Итак, распорядок дня для голодающих отдыхающих (этого режима я буду придерживаться на протяжении семи дней, после чего меня ждут два дня выхода из голодания и макробиотическое питание, дабы всё-таки оценить класс нашего шефа):
8:00 - три стакана морковно-яблочного сока
10:00 - мисо суп (совершенно волшебный и абсолютно натуральный)
12:00 - три стакана морковно-яблочного сока
15:00 - чашка имбирного напитка (в номерах тоже стоят и ежедневно заливаются термосы с имбирным напитком, но не таким ядрёным)
17:45 - три стакана морковно-яблочного сока
Ко всем приёмам с позволения сказать пищи подаётся тёртый имбирь, маринованная и жутко солёная японская слива, лимон и японский же чай - неограниченно. Можно жить!
Это из приятных вещей. Из неприятных: при голодании токсины и шлаки скапливаются в кишечнике, и его нужно, простите, опорожнять. Японцы не пользуются клизмами - вы не купите такой штуки во всей Японии, но принимают - ещё раз извините - слабительное. Иначе все эти радости всасываются из кишечника в кровь, а лишняя головная боль (в прямом смысле) вам ни к чему.
Ещё из приятного на территории: горячая ванна с водой, идущей по трубам из местного подземного источника, сауна, массаж шиацу, сиппу (имбирные обёртывания), косметологический кабинет, занятия по стретчингу, лекции по восточной медицине и питанию, тренажёрный зал, гимнастический зал, настольный теннис, магазинчик полезных для здоровья продуктов и товаров, книги профессора и Сергея Николаевича на японском, английском, русском и немецком языках, местные газеты. Всем этим можно занять себя на целый день.
А ещё - прогулки по живописным окрестностям!
Налево пойдёшь - на вулкан попадёшь. Очень симпатичный "домашний" вулкан Омурояма (всё-таки смешно, что "яма" по-японски - это гора) напоминает поросший зеленью курган почти правильной формы. Последний раз извергался 3 700 лет назад, поэтому не представляет опасности. Наверх вулкана ведёт канатная дорога, и оттуда открывается потрясающий вид на окрестности. Однако нам не очень повезло - поднялся сильный ветер, и нас просто сдувало. В потухшем жерле вулкана - неожиданный ход - нашла приют секция стрельбы из лука. А у подножья раскинулся уютный Sakura Park, в котором растут десятки видов этих чудесных деревьев, и в любое время года какие-нибудь да цветут. Даже осенью. Гуляют старички, резвятся дети. Всё как у людей. И до всей этой красоты - 20 минут пешком от санатория.
Направо пойдёшь - в музей попадёшь - настоящий музей современного искусства, без дураков, с настоящими выставками. Недавно привозили коллекцию из Пушкинского Музея. (Вообще в Ито, по словам Лены, всяких музеев и музейчиков - как грибов после дождя: музей витражей, музей старинных ювелирных украшений...) А чуть дальше по дороге - изумительной красоты озеро. Пока Лена показала мне музей и озеро из окна машины, и они поставлены "в план" прогулок.
* * *
В моём номере есть все удобства кроме одного - душа. Робко спрашиваю в разговоре с Леной - может, у них так принято? В принципе душевые есть возле ванны/сауны. Но, конечно, было бы удобнее иметь душ в номере. Она долго извиняется и говорит, что номер, который мне хотели дать, сейчас занят, но освобождается завтра, тогда меня и переселят.
Вечером она ещё раз звонит мне в номер и как-то очень значительно произносит: "Оля, Вы произвели большое впечатление на профессора. Он очень обеспокоен тем, что у Вас номер без душа. Завтра Вам сделают upgrade." Я не придала значения тону, которым это было сказано. Ну, сделают и хорошо.
День четвёртый: 3 ноября.
* * *
Как и любое другое качество, хитроумность и изобретательность японцев имеет две стороны. Если они полюбят вас, и вы станете их другом, то ваша жизнь будет полна приятных сюрпризов. Но если вы – их враг, то я вам не завидую. Ваша жизнь превратится в кошмар.
К счастью, я попала в первую категорию.
И не успела я вернуться из гимнастического зала, где каждый день с девяти утра делала свою дикулевскую гимнастику, как в мой номер постучали. Две шустрые девчушки с улыбками и поклонами подхватили мои вещи и резво побежали с ними по коридору и наверх – меня переселяли в новый номер.
Когда за столь же проворно исчезнувшими девочками закрылась дверь, я даже не сразу поняла, где я оказалась. И какой из этих номеров – мой?
Это был не номер. Это было ПРОСТРАНСТВО с прихожей и несколькими дверями, словно волшебная пещера из восточной сказки: три двери справа, одна дверь-купе прямо (может, это шкаф?) и одна – налево – была открыта. Я прошла в открытую дверь и ахнула от размеров комнаты. Меня поселили в президентском сьюте. Три двери справа оказались соответственно гардеробной, туалетом и ванной с предбанником, сауной и ещё одной комнатой – собственно ванной. А за дверью «шкафа» скрывалась просторная переговорная на несколько посетителей в японском стиле с татами. Балкон? Их в номере было два.
Только на то, чтобы всё осмотреть и сфотографировать, у меня ушло минут десять. Согласно висевшей на двери схеме пожарной безопасности, номер 531 занимал добрую треть второго этажа. Таких номеров я не видела даже в кино. При этом всё в нём было сделано очень просто. Мне кажется, эти апартаменты как нельзя лучше характеризуют натуру моего хозяина – простую и щедрую.
Через десять минут за мной пришла Лена. Мы договорились, что поедем «на экскурсию» по магазинам.
- Леночка, спасибо. Тут, знаете ли, отличный душ. Но всё это даже как-то too much…
- Отказаться невозможно. Это воля профессора, и она тут закон. Ну, осмотрелись? Поехали?
Да, вот она - загадочная японская душа. Ещё не раз забота и внимание профессора и Лены тронут и удивят меня в этой поездке. А пока оцените такт и умение произвести эффект: прекрасно зная обо всём, Лена никак не намекнула на сюрприз с номером, дала мне время и оставила меня одну, чтобы я сама открывала все эти двери и удивлялась каждому открытию. Так в детстве утром моего дня рождения мама ставила у изголовья моей кровати корзинку с подарками – они не были дорогими, но их всегда было несколько, и радость была от каждого, настоящая детская радость.
- Так получилось, что номер свободен на время Вашего пребывания, так что живите, - просто добавила Лена.
А сюрпризы моих хозяев только начинались...
* * *
Мы поехали в «стойенник» - это магазин, где всё стоит по 100 йен (примерно 30 рублей на наши деньги). Там есть всё: посуда, одежда, бельё, хозяйственные мелочи, продукты, сувениры. Некоторые вещи стоят дороже, тогда на них указана цена. Лене нужны были сувениры для предстоящей поездки в Турцию – они летят в гости к старому другу профессора. За 100 йен можно купить набор из пяти пар японских палочек или календарь с видами Японии. В общем, мы оторвались по полной программе.
Строго говоря, цена каждой вещи оказалась 108 йен с учётом налога, но это же всё равно смешная сумма.
А потом была «экскурсия» в продуктовый магазин. Сегодня вечером профессор ужинает дома, и корзинку «госпожи жены» (как обращаются к Лене сотрудники санатория) наполнили овощи, фрукты, рыба, морепродукты, тофу и квашенные закуски. Мне – для приобщения к местной экзотике – Лена взяла рисовые крекеры. Съем я их только в Москве, так как есть мне нельзя, но на еду я смотрю спокойно, не испытывая никакого чувства голода. В этом вся прелесть голодания на соках, потому что организм, разгружаясь и очищаясь, в то же время в избытке получает всё, что ему нужно: витамины, минералы. Ну, раз уж я здесь, то хоть сделаю фотографию всего того, что не удалось попробовать.
* * *
По возвращении меня ждут в массажном салоне. Салон – это отдельное заведение, его сотрудники не являются сотрудниками санатория, но этому партнёрству уже… 30 лет. Меня записали на шиацу (точечный массаж) и сиппу (обертывания горячими полотенцами, смоченными в имбирном настое) к хозяйке салона. И эта женщина творит чудеса.
Так как после юниорской спортивной карьеры у меня, как у всех, кто занимался спортом в России, были свои проблемы со спиной, то в массаже я человек искушённый. До сих пор у меня было шесть массажистов, включая четырёх русских, одну тайку и одного китайца. Но эта тётя даст фору им всем. Я объяснила ей через Лену, на что обратить внимание в моём хрупком русском организме, и она просто сказала: «Я вам всё сделаю.» И сделала. И показала, какие упражнения нужно делать. Уже после двух сеансов я была как новенькая. А всего их было пять.
Массаж нынче в моде. У кого свой массажист в Олимпийском, у кого – в тайском салоне или в йога-студии. А я теперь с понтами буду говорить: «А вот моя массажистка в Японии…»
* * *
Всё замечательно, но единственное, чем я не могу похвастаться – это хорошим сном. То ли из-за разницы во времени, то ли от обилия впечатлений я сплю по три-четыре, максимум пять часов. Засыпаю в десять-одиннадцать вечера, просыпаюсь в два-три ночи, и сна – ни в одном глазу.
И тогда Лена подсказывает мне хорошую идею: если не спится, то можно пойти и посидеть в источнике. В эту ночь я так и делаю. На улице – градусов 15-20, можно выйти в одном халате, идёшь себе в полной тишине, любуешься по дороге на звёзды. Никто не мешает, греешься, смотришь на поднимающийся от ванны пар и угадываешь очертания гор в дали. Эти ночные прогулки «в баню» остались одним из самых приятных и романтичных воспоминаний.
Но удивительно, что днём спать и не хочется. Мне реально хватает пяти часов сна на санаторских соках и горном воздухе.
* * *
Надо сказать, что и я привезла профессору и Лене разные подарки и - наученная своими японцами - отдаю их по частям. Мы тоже не лыком шиты. Сегодня я подарила им три книжки своих стихов.
День пятый: 4 ноября.
* * *
За поездками и процедурами вчерашний день пролетел так быстро, что, когда я вернулась в номер, было уже темно. А на рассвете я вышла на балкон и... лишилась дара речи. Из моего номера открывался вид... на Фудзисан. (Теперь, после поездки в Японию, я уважительно, как все японцы, величаю его именно так.) Вот хитрецы. И об этом не сказали.
Ещё за ужином, который состоялся в первый вечер, профессор сказал, что обязательно пригласит меня к себе в дом, чтобы полюбоваться на Фудзисан с балкона. И Лена объяснила, что это особенно "круто" - именно сидеть и созерцать Фудзисан. И цветение сакуры. И тут - на тебе, виден как на ладони.
* * *
По дороге из гимнастического зала я встречаю Лену с управляющим. Это очень кстати, так как я хотела бы уже рассчитаться за проживание и отделаться от наличности (карточки в санатории не принимают). Ещё до моего приезда мне назвали сумму около 80 тыс. йен - это цена за средний номер (150 долларов в сутки) с... 50%-ной скидкой. Уж не знаю за что, не спрашивайте. В итоге сумма за проживание в счёте, который управляющий принёс мне в номер, составила 77 тыс. йен за девять дней (примерно 25 тыс. рублей). Но когда я уже рассчитывалась с ним, откуда-то снова возникла Лена и сказала. что профессор распорядился взять с меня за проживание 60 тыс. йен. И понимай этих японцев как хочешь. Наверное, мой номер стоит столько в час. Или в минуту.
* * *
Сегодня Лена занята, а я свободна до 16 часов - на это время у меня назначен личный приём у профессора у него в кабинете. И после "обеда" я отправилась, куда ещё не ходила - в сторону музея и озера.
Вполне себе симпатичный музей и вполне себе искусства. Тут есть картины Матисса, Пикассо и Шагала. В быстром темпе я дошла до него за 15 минут. В сам музей решила пока не ходить, а двинулась дальше, к озеру. Но не успела пройти и нескольких шагов, как услышала, что мне (?) кто-то сигналит. Кто мне может ТУТ сигналить? Но вокруг не было других пешеходов (это вам не Токио), и сигналили точно мне. Это была Лена.
- Олечка, извините, что я отрываю Вас от Вашей прогулки. Если Вы захотите, то я потом верну Вас на это же место, и Вы сможете продолжить её дальше. Но дело в том, что позвонил мой муж. Он услышал прогноз погоды по дороге на телевидение - идёт тайфун, и Фудзисана может быть не видно в ближайший день, а то и два. Поэтому он сказал, чтобы я срочно показала Вам Фудзисан с нашего балкона.
- Господи, Лена, столько такта на один квадратный метр. Конечно, я в Вашем распоряжении.
То есть вы понимаете, с какими людьми приходится иметь дело? Один за всеми своими делами, встречами и записью на телевидении не забывает о данном мне обещании и, едва услышав прогноз погоды, тут же звонит жене, а та в свою очередь бросает все свои дела (помимо многочисленных обязанностей "госпожи жены", общения с другими клиентами на ней - косметологический кабинет, лекции и магазин) и разыскивает меня по всей Японии, чтобы показать Фудзисан, который вот-вот скроется из виду.
* * *
Одним Фудзисаном дело, конечно, не обошлось. Лена показала мне весь дом. Я не решилась снимать внутри, но сразу почувствовала какой-то особый дух этого дома и то, с каким отменным вкусом он был обставлен и продуман. В нём было какое-то подчёркнутое изящество и та неуловимая гармония, когда ни одна мелочь не существует отдельно от других. Во всём ощущались труд, порядок и покой. На ум приходили ассоциации с римскими виллами (только тут всё было современнее, тоньше и изящней, как отличаются изящество итальянской скульптуры и японской икебаны) и вот это, пушкинское:
Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит —
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить, и глядь — как раз умрем.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля —
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нег.
Обитель точно "дальная", с этим не поспоришь.
Однако в контексте основной темы нужно обязательно упомянуть тренажёрный зал со штангой. И тот факт, что в свои 66 лет в жиме лёжа профессор выжимает вес в 100 кг.
Фудзисан уже затягивают тучи, и мы торопимся на балкон, где я делаю несколько снимков, а потом пьём крымский (!) чай с крымским мёдом, и Лена говорит, что впервые в жизни плакала над стихами, когда читала мою книгу. А профессору очень понравилась моя притча "The Oak And The Rose" (http://www.stihi.ru/2002/04/04-551), прочитав которую, он отложил книгу и сказал: "Да, настоящий поэт." Вообще чувство юмора у нас с профессором очень похоже - он, как и я, любит афоризмы и игру слов.
Лена спрашивает, кто из сотрудников санатория мне больше всего понравился. Я совершенно влюблена в пожилую, видимо, женщину (но все японки так молодо выглядят, что об их возрасте можно только догадываться), которая работает на кухне - моет посуду и подаёт мисо суп. В ней столько света, грации и радости, что я выдаю Лене свою тайну: я всегда сажусь так, чтобы видеть, как она моет тарелки. И подарила ей брошь с жар-птицей. Лена говорит, что её зовут Учида, и что она обязательно передаст ей и профессору мои слова.
А ещё мне нравятся все мальчики на ресепшен: высокий Йосида (прозванный Леной японским Хью Грантом) всегда старается сказать мне что-то весёлое на английском, застенчивый и обаятельный "вопросительный знак" и смешной и немножко нелепый "Знайка" в очках. Он реально - копия Знайки из мультфильма, и это сходство вызывает у меня улыбку каждый раз, когда я вижу его. Со всеми я сфотографируюсь на память перед отъездом.
* * *
Итак, 16 часов. Апофеоз моего визита в Японию - личный приём у профессора. Мы планировали, что Лена будет присутствовать при нашей беседе и поможет всё перевести, но обстоятельства сложились так, что она подошла только к концу, и мне пришлось резко вспомнить названия всех частей тела и недугов на английском. В стрессовой ситуации человеческий мозг способен на всё.
Обычно приём нового пациента профессором занимает 20 минут. В моём случае (видимо, учитывая дальность дороги) он был готов уделить полчаса.
Перед приёмом я заполнила свою карту - имя и дату рождения. И ожидала вызова в уютной и светлой приёмной с диванами, журнальными столиками и книгами.
- Орига сан!
На пороге появился профессор (не секретарь, не ассистент) и широким жестом пригласил меня в свой кабинет.
Доктор расспросил о моих жалобах и о том образе жизни, который я веду. Жалоба у меня была одна: я несколько лет следую его системе, но руки и ноги у меня часто остаются холодными. (Те, кто читал книгу, помнят, что два основных критерия здоровья в древней китайской медицине - это чистота крови и температура тела. С первым у меня, похоже, всё в норме, а вот второе не дотягивает.)
Профессор попросил меня прилечь на кушетку, измерил давление (130/80). Взял меня за руку: "Oh, it's not just cold. It's cold cold." (Надо сказать, что во время голодания температура тела падает ещё сильнее.) По его просьбе я освободила от одежды область живота, и он звонко щёлкнул по нему пальцами. Вот в этом и вся проблема - объяснил мне доктор - что звук звонкий, это звук ВОДЫ, излишней воды в моём организме. Она скапливается в желудке, между тканями и работает как радиатор, охлаждая мой организм. Например, этим же - пониженной температурой тела - объясняется чувствительность моей кожи к солнцу и горячим источникам (на днях я чуть не сварилась в нашем источнике, потому что, как мне показалось, температура была чуть выше обычной). Потому что ожог, по объяснениям профессора, это РАЗНИЦА температур тела и окружающей среды, и чем ниже температура моего тела, тем сильнее я буду реагировать на источник высокой температуры извне. И хотя с точки зрения западной медицины я здоровый человек, то только по температуре моих рук он может сказать, что с точки зрения медицины восточной я нездорова. Все свои объяснения профессор сопровождает наглядными схемами и рисунками на бумаге, которые я могу взять с собой. Он пишет (рисует) названия некоторых болезней на древнем китайском: "водяной червяк", "водяное извержение" и т.д. И уже из самих названий становится понятно, как трактует их механизм древняя китайская медицина, и что природа многих - различных с точки зрения западной медицины - болезней на самом деле одна и та же, это избыток воды в организме.
Профессор резюмирует, что, если бы при моём телосложении и температуре тела, я не следовала бы его системе, не пила соки по утрам, не занималась гимнастикой и спортом и не уделяла время пешей ходьбе, как я это делаю на протяжении последних нескольких лет, то к этому возрасту у меня уже развилось бы какое-нибудь системное заболевание. Поэтому всё, что я делаю для повышения температуры тела, я делаю правильно, но нужно делать это ещё больше. И его рекомендации всё те же, что и в его книге: есть продукты типа ян (ибо я - ярко выраженный тип инь), есть больше соли (морской), пить только горячее, пить меньше жидкости и слушать свой инстинкт - может быть достаточно и пол-литра воды в день, больше двигаться. (Полный разрыв шаблонов для всех, кто "знает", что нужно пить минимум литр-полтора воды в день, правда?) Я благодарю профессора за уделённое мне время и за новые открытия.
Ещё накануне моего приезда разведка донесла, что в качестве сувенира профессор будет очень рад бутылочке грузинского вина, которое он полюбил в своих поездках на Кавказ, и что он любит шоколад. И у меня для него две уникальные бутылки - саперави и киндзмараули от лучшего грузинского производителя из Тбилиси. И несколько плиток шоколада на меду - с имбирём, ванилью, изюмом и кунжутом.
Сенсей растроган и достаёт для меня из шкафа какие-то порошки - тоже презент, и вдруг пригодятся: один - при простуде, другой - при головной боли и спазмах мышц воротниковой зоны (интересно, как в восточной медицине всё связано). Назначение лекарств происходит довольно любопытным способом. Он открывает пакет и высыпает часть содержимого мне на ладонь. Я пробую порошок на вкус. Если он мне нравится, значит лекарство мне подходит. Оба лекарства имеют приятный привкус корицы, и профессор радостно пакует и тщательно подписывает для меня свои снадобья. Он спрашивает о дне моего отъезда, смотрит на календарь и говорит, что я могу начать выход из голодания 8-го числа, а вечером 9-го он приглашает меня на прощальный ужин (10-го я уезжаю в Токио, 11-го - вылетаю в Москву). Я ещё раз благодарю профессора, мы прощаемся.
* * *
Вечером Лена приносит мне в номер мои книги и просит подписать их. Книгу с английскими стихами я подписываю так: "To Ishihara sensei and Elena - every time you take a look at Fujisan you will see how great my gratitude to you is." ("Сенсею Исихаре и Елене - каждый раз, когда вы будете смотреть на Фудзисан, вы будете видеть, как велика моя благодарность к вам.")
День шестой: 5 ноября.
* * *
Этот день можно считать поворотным в моём пребывании в Ито, так как с сегодняшнего дня резко меняется и увеличивается круг моего общения. На выходе из своего кабинета профессор знакомит меня с Чикой - она японка, но живёт в Сиднее. А это значит, что у меня в окружении появился человек, свободно говорящий на английском. Ведь до сих пор я могла общаться только с Леной и профессором - у сотрудников санатория английский в зачаточном состоянии, а у гостей ведь не будешь ходить и спрашивать по коридорам: "Do you speak English?"
Чика подсаживается ко мне в столовой, расспрашивает, что привело меня сюда, чем я занимаюсь. Я показываю ей сайт своего клуба по искусству (я организую камерные концерты классической музыки, лекции по опере и изобразительному искусству и интересные культурные поездки: http://www.kamertonclub.ru), карту России, рассказываю о городах Урала и Сибири. Она потрясена, что в России так много крупных городов. Более того, Чика оказалась настолько общительной и заводной, что вокруг нас тут же собирается целая компания англоговорящих санаторцев - так я знакомлюсь с Юко из Токио и Юмико из Атами. Теперь мы сидим в столовой и хохочем вместе. Мы все начали и заканчиваем программу одновременно, и это особенно сближает.
Юко родилась в Америке, и у неё блестящий американский английский. А у Юмико рак. Год назад ей предлагали операцию, но её муж сказал: должно быть другое решение, давай поищем. Так они нашли профессора Исихару. И вот уже год у неё стабильное улучшение.
Девушки говорят, что поначалу все приняли меня за... француженку. Потому что стильная и стройная. И спрашивают, почему русские женщины с возрастом становятся такими полными? Что это - холод, некачественные продукты, неправильное питание, малоподвижный образ жизни? Куда несёшься ты, Русь? Нет ответа.
Я рассказываю им свою историю знакомства с книгой профессора, как у меня нашёлся знакомый в Токио, как он позвонил по моей просьбе в клинику, где выяснилось, что у профессора русская жена, как от моего звонка в Японию до получения визы прошло всего две недели, и вот я здесь. Чика шутит, что я VIP-клиент, потому что она бронировала номер чуть ли не за три месяца. Я прикусываю язык и не говорю, НАСКОЛЬКО я на самом деле VIP-клиент.
Надо сказать, что английский в Японии распространён гораздо меньше, чем в Европе. Если человек и говорит на английском, то это скорее это исключение, а не правило. Тем более тут, в провинции. Поэтому мне необыкновенно повезло с моим новым окружением!
* * *
У Лены очередной сюрприз - она приглашает нас поехать на побережье и полюбоваться скалами и известным в Японии suspense bridge - в этом месте снимают чуть ли не все японские боевики и драмы. По дороге мы затрагиваем интересную тему - чем похожи русские и японцы. Мы находим, что обе нации сближает уважительное отношение к женщинам и старшим и... чувство вины, которое веками воспитывала в нас религия. Но это разное чувство. Лена, 20 лет прожившая в Японии, говорит, что у японцев оно связано с тем, что они чувствуют себя виноватыми, если ничего не делают. Поэтому они всегда заняты, всегда в работе, всегда суетятся (даже излишне). Русский человек не таков. Он любит и поработать и на диване полежать.
Океан... Мы забираемся на смотровую башню, лазаем по камням, ловим в объективы разбивающиеся о скалы волны. Тут можно провести целый день, если бы не ветер. Для "сугреву" мы заруливаем по дороге обратно в удивительную чайную, хозяева которой собрали уникальную коллекцию чайных чашек со всего мира. Есть даже чашки XVI века. При заказе ты выбираешь не только напиток, но и чашку, из которой ты хочешь пить. Я выбираю жёлтую с птичкой, а чай заказывает Лена.
Вообще мы торопимся вернуться к 16 часам - в это время по седьмому каналу ТВ будет передача с нашим профессором (часть её записали вчера, а сегодня - прямой эфир). Профессор частый гость на телевидении. "Он просил, чтобы Вы непременно посмотрели!" Ну, разве можно отказать сенсею. К тому же мне, конечно, интересно. Лена переводит по ходу передачи. Особенно запомнился один интересный факт: если парить ноги не просто в горячей воде, но добавить в неё имбирь, то такая ванна прогревает не только ноги, но и внутренние органы.
* * *
Вечером Лена свободна, и мы идём гулять с её собаками. У нас несчётное количество тем для разговоров. Уже стемнело, и я говорю, что вполне дойду обратно сама - от их дома до санатория метров 300. Но Лена ни в коем случае не отпускает меня одну. По причине... диких кабанов. Горы есть горы. А знаете, какой самый лучший способ защиты от дикого кабана? Ни за что не догадаетесь. Это зонт. Самый обычный большой складной зонт. Стоит раскрыть его по направлению к несущемуся на вас животному, как оно, пугаясь внезапно возникшего "препятствия", останавливается и убегает. Ну, это так, на всякий случай.
* * *
Ещё один интересный урок сегодняшнего дня. Время от времени мне приходится слышать в плане критики системы, что "всё это, конечно, хорошо, но не с нашей экологией, мы же не в горах живём, как эти долгожители".
И я и Лена (как косметолог) замечаем, что из всех гостей санатория (это человек 30) у меня и Юко самая чистая кожа лица. Мы единственные, кому не нужно делать никаких масок и чисток. При этом мы обе живём в больших мегаполисах, я - в Москве, Юко - в Токио. А самая проблемная кожа у женщины, которая живёт в соседнем с Ито городке, в горах. Эта женщина курит. То есть внутренняя экология и питание всё-таки важнее экологии внешней.
Лена также раскрывает мне "страшную тайну" вечной молодости японок. Бог наградил их более толстой кожей, поэтому на ней не образуются мелкие морщинки, как у нас. Везёт же некоторым.
* * *
Подходит к концу четвёртый день моего голодания на соках. Никакого чувства голода. И шестой день моего пребывания в Японии. Экватор.
;;;
День седьмой: 6 ноября.
* * *
Не знаю, откуда у меня берутся силы, но вдохновение оказывается сильнее снотворного, и сегодня я опять сплю всего два часа. На ум приходят всякие строчки, не то чтобы гениальные, но такие… японские:
*
По самому краю мира
Ступает по-над облаками
Япония-канатоходец.
*
К горизонту тянутся горы,
К Фудзисану восходят взоры,
К небу восходит душа.
*
Чайная чашка хрупка,
Но хранится в фарфоре
Сила земли и горы.
*
Десять часов полёта
Отдаляют тебя от дома,
Но ты обретаешь второй.
*
Цепкое деревце на скале -
В женщине ищет
Мужчина опору.
*
В женщину корни
Пускает мужчина,
Чтобы расти высоко.
* * *
Утром - занятия по стретчингу. Их ведёт хозяйка массажного салона. Запоминаю несколько хороших упражнений для растяжки и для стоп. И как считать по-японски до восьми.
А сенсей был прав: Фудзисана не видно.
* * *
Сегодня Лена делает мне интересный подарок - харамаки. Вы не знаете, что такое харамаки? Это потому, что, как говорит профессор, харамаки и харакири - это две сугубо японские вещи.
Если вы читали его книгу, то можете помнить, что в одном месте (точнее - на 117 странице) речь идёт о "набрюшнике". У меня не возникло никакой ассоциации с этой вещью, потому что ничего подобного в России нет. К тому же я подумала, что речь, видимо, идёт о чём-то громоздком и неудобным (потому что так звучит перевод). Думаю, что это слово можно было и не переводить, а оставить как есть - харамаки. Как суши. Или то же харакири.
На самом деле это довольно лёгкая, практичная и удобная штука. Она напоминает нижнюю часть майки-стретч, надевается на область живота (харакири - тоже от слова "живот") и... зачем она нужна, спросите вы? Профессор пишет в книге, что она служит для повышения температуры тела. И я сначала засомневалась - сможет ли такая тоненькая тряпочка (делается она из натуральных тканей - шёлк, хлопок) оказать существенный эффект? И зачем она вообще, если есть другое нижнее бельё?
Но, надев харамаки, я немедленно ощутила прилив тепла к своим прохладным конечностям. И мне стал понятен механизм её действия. Живот у меня никогда не бывает холодным, но эта тряпочка и не греет его. Её функция заключается в том, что она - как изоляционная прокладка в оконной раме - не позволяет теплу из этой "печки" вашего организма утекать наружу и впустую обогревать окружающий воздух. Она направляет тепло внутрь самого тела. И её эффект - энергосберегающий. Это было феноменально.
Все мои японские подружки носят харамаки круглый год и не снимают его (её?) даже ночью. Это харамаки было серого цвета, и я купила ещё одно телесного - в магазинчике санатория их продаются десятки, на все вкусы и размеры. Ещё они бывают с кармашком внизу живота, куда можно положить одноразовую маленькую грелку из сыпучего материала. Такая мини грелка держит тепло до 24 часов. Тоже интересное японское изобретение.
Моя японская компания очень удивляется, что в России не знают про харамаки. "You should start haramaki business in Russia!" - подаёт идею Юко. Да, тут есть над чем подумать.
Все хотят посмотреть книгу профессора на русском языке. Я приношу книгу, которую по моей просьбе сенсей подписал в конце нашей встречи. Спрашивают, сколько стоит. Отвечаю, что ещё два дня назад она стоила тысячу йен, а сегодня тысячу евро, потому что с автографом.
* * *
На 13 часов Лена записала меня на экскурсию вокруг озера - того самого озера, до которого я тогда не дошла. Чика тоже едет на экскурсию - значит, будет кому перевести мне самое основное и интересное.
Впрочем, самым интересным для меня оказывается поведение на этой экскурсии самих японцев. Любознательные и скурпулёзные как дети, собирающие гербарий, довольно взрослые и пожилые люди серьёзно рассматривают листочки и веточки, а сопровождающий нас Знайка... записывал всё в блокнотик. Экскурсовод же покорил меня совершенно - он был абсолютно и страстно влюблён во все эти камушки и травинки и просто светился от счастья, рассказывая о них.
Озеро красивое, и мне даже удаётся сделать несколько по-настоящему осенних японских кадров. Чика кое-что переводит: озеро вулканического образования, ровесник нашей Омуроямы, его берегам несколько тысяч лет.
Весь день собиравшийся дождик, наконец, собрался с силами и пошёл. Не сильно, но ровно настолько, чтобы нам пригодились зонты, предусмотрительно взятые Знайкой. Один из зонтов достался мне. Дождик припустил сильнее, и я подошла и накрыла им стоящую чуть поодаль пожилую женщину, которая куталась в явно промокающий шарф. Она что-то спросила меня по-японски, но я ответила на английском, что не знаю языка. А в ответ услышала... прекрасную английскую речь. Так мы познакомились с Эрико и говорили всю дорогу, пока не закончилась экскурсия.
Эрико была замужем за американцем и 30 лет прожила на Гавайях. Три года назад её муж умер, и она переехала к дочери в Иокогаму. Она приезжает в санаторий профессора уже... 20 лет подряд. Почему именно сюда? Конечно, есть много других санаториев, есть даже такие, которые копируют то, что делает профессор Исихара. В Ито есть санатории, где голодают и на воде и на соках. Но там нет такого доктора. Это то, что скопировать невозможно. Доктор помнит всех и вся и исключительно внимателен.
Впервые со времени моего приезда в Японию разговор заходит о политике. Эрико была в России и Украине и говорит, что у неё сложилось ощущение, что это "одна страна". Она ничего не знает о миллионе беженцев из Украины в Россию и о бомбёжках в Донецке и Луганске - японские СМИ ничего об этом не говорят.
Она хотела бы ещё раз приехать в Москву и в Санкт-Петербург, но не может найти тур из Японии (из США это сделать проще). Я оставляю ей свои координаты и прошу написать мне, если ей потребуется помощь в этом вопросе.
* * *
Я рассказываю Юмико о нашем разговоре с Эрико и о том, что она приезжает сюда уже 20 лет. Юмико согласна с тем, что личность и открытость профессора уникальны для Японии. Например, здесь вы не можете просто попасть на приём к светиле такого уровня. Вы должны получить письменную рекомендацию от своего лечащего врача (на минуточку). А в клинике профессора всё просто: позвонил или пришёл на ресепшен и записался. И стоит совсем недорого. Более того - что совсем нетипично для японского доктора - профессор всем даёт свою визитную карточку, а в тяжёлых случаях (как, например, рак) и свой мобильный. (Кстати, свою карточку профессор дал и мне, подчеркнув номер факса, на который я могу писать, или - сказал он - я могу задать свои вопросы через его жену. Индивидуальный подход к каждому пациенту.)
СТОИЛО МНЕ НАПИСАТЬ ЭТИ СТРОКИ, КАК РАЗДАЛСЯ ЗВОНОК ИЗ ЯПОНИИ: ЛЕНА И ПРОФЕССОР ИНТЕРЕСОВАЛИСЬ МОИМ САМОЧУВСТВИЕМ.
* * *
Этим вечером в СПА я встречаю сотрудницу санатория, которую вижу на кухне и на ресепшен. Со своим небольшим запасом английских слов она всё-таки объясняет мне, что у неё рак. И что встреча с профессором спасла ей жизнь, теперь она живёт и работает тут уже несколько лет.
Я вспоминаю, что в массажном салоне ещё работает девушка с ДЦП. Тоже штрих к портрету хозяина.
День восьмой: 7 ноября.
* * *
Сегодня утром показался Фудзисан. Во время Второй мировой войны он был отличным ориентиром для американских бомбардировщиков: они долетали до горы, брали курс направо и сбрасывали свой смертоносный груз на Токио.
* * *
В столовой, попеременно пользуясь переводческими услугами Чики, Юко и Юмико, санаторская общественность устраивает брифинги русского гостя. Расспрашивают обо мне и о России. Когда я полусерьёзно, полушутя говорю, что мне пора учить японский, то выясняется, что в свободное время у себя дома, в Австралии, Чика даёт уроки японского языка. Мы решаем не откладывать дела в долгий ящик и перемещаемся в лобби. У Чики есть с собой всё: бумага, карандаш и ластик.
Первым делом она знакомит меня с гласными, слогами и латинской звукописью, которую японцы придумали, чтобы вписаться в глобальный контекст. Звуки в японском языке оказываются довольно простыми, и их меньше, чем в русском - нет не только звука "л", но и звука "ф". Произношение тоже не составляет труда, но звуки получаются лучше, если улыбаться. Задача облегчается ещё и тем, что в словах нет ударений. Через какое-то время я уже могу записать (латиницей) любое слово, которое произносит Чика.
К концу часового занятия я осваиваю полтора десятка самых нужных слов: приветствия, благодарности, извинения. Это поднимает мою жизнь в санатории на качественно новый уровень: теперь я уже не догадываюсь, что мне говорят другие, и не просто глупо улыбаюсь в ответ, но понимаю и могу ответить так же: "доброе утро", "добрый день", "прошу Вас". Надо сказать, что в Японии этот минимальный словарный запас используется очень активно. Это не Россия, где люди здороваются один раз в день. Тут каждый здоровается с каждым раз по двадцать. И я наконец чувствую, что вписалась в эту японскую жизнь. Только теперь сотрудники и гости санатория улыбаются мне ещё радостнее и теплее, а в их глазах читается признательность за мои усилия.
* * *
После "уроков" Лена утаскивает меня по новым интересным местам: сначала мы едем в музей витражей, который построил местный чудик-олигарх. В здании, напоминающем средневековый европейский замок и уже украшенном к европейскому же Рождеству, собрана коллекция подлинных (европейских же) витражных окон, ламп и других предметов интерьера. Чтобы заведение приносило доход, в нём устроен свадебный зал с органом и большая терраса для банкетов с видом на океан. (Свадебные церемонии в Японии стоят баснословных денег - от 30 до 50 тысяч евро, поэтому многие пары предпочитают устраивать свадьбы заграницей.) Но так как в Японии мода на всё европейское и американское, и заведение это ориентировано на местную публику, то мне не хватает японского духа и колорита. Нахожу лишь один витраж с мотивами, напоминающими японские.
Мы же приехали как раз, чтобы послушать небольшой органный концерт с Бахом и Мендельсоном в программе. Хорошо путешествовать с местными, они знают - что, где и когда. Однако на чай мы отправляемся в другое место - практически итальянский ресторан в отеле с прозрачными стенами и видом на "Капри". Вот не сказали бы мне, что я в Японии, я бы и не поверила.
В сегодняшних разговорах мы затрагиваем тему японской вежливости. В японском обществе влияние социума и общественного мнения огромно. Основное правило жизни можно сформулировать так: дома веди себя как хочешь, а на людях будь вежлив и уважай правила. Если ты пришёл в онсен (общественная баня с источником), не для того чтобы помыться, но чтобы посидеть в источнике, то хоть ты и мылся дома за пять минут до прихода, ты должен сделать вид и показать всем, что ты тщательно моешься перед заходом в источник. По отношению к учителям, начальникам и просто посторонним людям ты должен быть супер вежлив. А дома... дома веди себя как хочешь. Поэтому пружина нервов вежливого и не показывающего на людях свои, возможно, не самые позитивные чувства японца, может закручиваться и сжиматься в течение всего дня, а дома... дома и скандалы, и истерики, и хлопанье дверьми, и неуважение к родителям. Если, конечно, человек не делает ещё одного усилия и не работает над собой постоянно. То есть всё как везде. Но с поправкой на "общественную пружину".
* * *
Но вернёмся к вопросам голодания. Если у вас нет ограничений по времени и обратного билета в Москву, то в принципе выход из голодания нужно начинать тогда, когда вы начинаете хотеть есть. Можно голодать и две и три недели. По ощущениям. И сегодня вечером у меня в животе заурчало. Не сильно, но моя пищеварительная система всё-таки напомнила, что она у меня есть.
Завтра вся моя компания начинает есть, и мы с Леной строим планы на выход в свет в местную "сусичную" (слово "суши" на японском имеет звук между "с" и "ш" - как и в слове "Исихара"). Меня ждёт ланч с дегустацией суши из местной рыбы. Неужели.
* * *
Вечером я захожу в столовую и здороваюсь со всеми по-японски. Глаза Юко округляются до европейского размера:
- Did you say "konbanwa"? (добрый вечер)
- Yes, I did.
Гордо улыбаюсь в ответ.
Но больше всех гордится своим учеником Чика:
- She is now fluent!
- Yes, I am fluent in three sentences. (Да, я свободно говорю три предложения.)
Перед сном мы закрепляем пройденный материал, и Чика демонстрирует результаты своего преподавательского труда: теперь всем проходящим мимо я говорю "oyasuminasai" (спокойной ночи). Все лавры и улыбки достаются мне.
Юмико дарит мне собственноручно связанную шапочку, чтобы я не замёрзла в холодной России.
А отношение ко мне сотрудников санатория невозможно теперь и передать. Со всеми клиентами тут и так носятся как курица с яйцом. Я же ощущаю себя яйцом Фаберже.
День девятый: 8 ноября.
* * *
Выход из голодания подразумевает новый режим питания. Теперь это один стакан сока вместо завтрака и два приёма пищи в течение дня.
В качестве обеда - первого приёма - нас ждали: жидкая рисовая каша, микросалатик из дайкона и мисо суп - уже не пустой, а с какими-то ракушками. Сплошные деликатесы! Рядом с подносами на столах теперь кладут карточки с нашими именами. Надо запомнить, как выглядит моя, чтобы с голодухи не съесть чужого и не испортить имидж страны на международной арене.
Говорят, что именно эти первые два-три дня самые сложные, потому что просыпается чувство голода. И есть такие пациенты, которые голодают дома, а в санаторий приезжают выходить из голодания. Могут возникнуть другие проблемы. Ждём...
Но больше я жду сегодняшней поездки в местечко Шудзенжи - там должны быть красивые красные клёны!
* * *
Дорога в Шудзенжи занимает на машине около часа. Места и правда красивые. Мы проезжаем рисовые поля. Но это одно название. Потому что это ЯПОНСКИЕ рисовые поля, и по размеру они скорее напоминают русские огородики. (Кстати, и санаторий у нас японский. Не нужно представлять себе санаторий министерства обороны СССР.)
Шудзенжи - прекрасное и уютное местечко с быстрой горной речкой, живописным красным мостом. Но вот только мост тут и красный. А клёны в большинстве своём стоят зелёные. Нашли один, который чуть тронулся жёлто-красным, и фотографируем его - издалека, вблизи, типа это у нас разные клёны. Но тут всё равно очень мило: узенькие улочки, магазинчики и кафе. В одном из них мы и делаем остановку. Лене - кофе, мне - чай.
Лена говорит, что я совершила подвиг, приехав в Японию - на край света, без языка. (Вот уже не думала, что сидение в термальном источнике и лежание на массажном столе - это подвиг.) "Вы же не будете приезжать каждый год!" Вот тут я задумалась. Конечно, я не жду такого внимания к своей персоне и таких супер условий в каждый приезд, но я бы приезжала и чаще (был бы душ в номере). Весной - сакура, осенью - клёны. (Опять же - промашка в этот раз с клёнами, можно сказать - приезд не считается.) И не одна бы приезжала, а с друзьями. Такое уникальное место должны увидеть все. Пройти такую программу, познакомиться с таким доктором. Всем этим хочется поделиться со всеми. (Наверное, поэтому я и пишу всё это - меня переполняет желание поделиться.)
Мы договариваемся, что группы от пяти до десяти человек вполне возможны. И на групповую скидку в 10% тоже можно рассчитывать. Только нужно иметь в виду, что есть периоды, когда санаторий занят "под завязку", и планировать наше турне заранее... а не как некоторые - за две недели.
А ещё мы решаем ДЕЛАТЬ ВТОРУЮ КНИГУ ПРОФЕССОРА НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ. Это будет самая настоящая командная работа: с меня - вопросы от русских читателей, с Лены - ответы от профессора на русском языке. А по причине безумной занятости и Лены и профессора я немного поработаю машинисткой и напечатаю то, что Лена пришлёт мне аудио файлом. Вот этот проект мне нравится больше всего.
- Это здорово, - говорю я Лене. - А то уже 180 книг, а на русском всего одна.
- 270 книг.
- Как 270? Ещё пять лет назад было 180.
- Ну, да, он пишет книгу за три-пять дней.
- Не статью, Лена? Книгу?
- Книгу, Оля, книгу!
* * *
На обратной дороге мы заезжаем в интересный магазин. Это комиссионный, как объясняет Лена, но я обращаю внимание, что все товары в нём упакованы, ими никто не пользовался. Это очередная японская "фишка".
В Японии есть два месяца в году (типа наших новогодних и майских праздников), когда вся страна дарит друг другу подарки. Подарки дарят родственникам, друзьям, клиентам, уважаемым и известным людям. И если ты на свою беду уважаем и известен, то этот сезон подарков становится для тебя настоящим стихийным бедствием. Так, наш профессор получает ДЕСЯТКИ коробок. Подарков столько, что их просто некуда девать. Жена одного известного человека даже развелась с ним из-за этого: ежегодно два месяца её жизни превращались в сущий ад. Одно время и Лена была на грани помешательства, но её муж человек разумный, жену свою бережёт, и поэтому, когда количество подарков стало зашкаливать, он поручил разбор этих подарочных "завалов" двум (!) сотрудникам своего офиса.
Так вот и существуют в Японии магазины, куда эти подарки сдают. Тут тебе и посуда, и телефонные аппараты, и чемоданы, и мебель - всё, что изобретательная человеческая фантазия может два раза в году воплотить в понятие "подарок".
* * *
Нас встречают улочки и набережная уже родного Ито. Мы заезжаем на станцию, чтобы взять мне обратный билет до Токио. Скоро я возвращаюсь в Москву. А душа моя после семидневного поста постепенно возвращается в тело.
* * *
Первый и последний ужин в санаторской столовой. Завтра - прощальный ужин с профессором.
- Оля, он очень проникся Вами. Накупил Вам кучу подарков.
- Зачем же кучу, Леночка? У меня и чемодан совсем небольшой.
- Не волнуйтесь, они маленькие. Но главное - я не помню, чтобы он сам когда-нибудь ходил и лично покупал кому-то подарки, понимаете?
Да, при его занятости это дорогого стоит.
* * *
И ведь только сейчас, неделю спустя, я начинаю понимать, что уехала. И какими близкими стали мне эти люди. Как это получается? Как происходит? Ведь ещё недавно жили друг без друга по разные стороны континента. А теперь будем писать и звонить и думать: как он/она/они там?
День десятый: 9 ноября.
* * *
Сегодня "плющит" и "колбасит" всех: у Юко поднялась температура, Юмико упала в обморок у себя в номере. Я не испытываю никакого чувства голода и не жалуюсь ни на что кроме разве что отсутствия сна. Сплю по-прежнему три-четыре, максимум пять часов, но никаких неудобств (кроме массы свободного времени) мне это не доставляет. В любом случае, отосплюсь дома.
* * *
Утром профессор читает лекцию для всех желающих. Я, конечно, желающая, но не владеющая японским, поэтому провожаю свою компанию в лекционный (он же - гимнастический) зал и уединяюсь в лобби с книжкой по аюрведе.
Японский бы выучил только за то, что им разговаривал... Но, нет, наверное, не сподвигнусь: наличие профессионального переводчика всё-таки расхолаживает.
В 11 часов часть моей компании уезжает, у меня на это время назначен последний сеанс массажа, и до этого мы хотим сфотографироваться на память.
Однако "двухчасовая" лекция сенсея, начавшись в 8:30, к 11 так и не закончилась. Я уже лежала на массажном столе, когда шумная и весёлая гурьба слушателей высыпала из зала и ещё минут на 20 зависла у кабинета профессора (соседняя дверь с массажным салоном). Слышались шутки профессора и несмолкаемый хохот. Несерьёзный он всё-таки человек...
Хочется отблагодарить массажистку по-нашему, по-русски (тем более, что и в салоне мне сделали 50%-ную скидку), но давать деньги в Японии не принято, лучше сделать небольшой подарок. Подарок был сделан раньше, и в этот раз я просто особенно сердечно кланяюсь и благодарю её за всё.
Ближе к 12 часам я - как была в халате после массажа - бегу к своим - нет, ещё не уехали. Как прошла лекция? Профессор спел две песни и рассказал 20 шуток. Так, заряженные на здоровый и весёлый образ жизни, идём фотографироваться в лобби. Все настаивают, чтобы я фотографировалась в халате - так я буду самой японской из всех присутствующих на фото женщин.
Стоило мне подняться в номер, как раздался звонок от всевидящей Лены: "Оля, Вам так идёт халатик. Не посмотрите, какой там размер? Надо подарить вам такой, я поищу на складе новый." Через пять минут такой же санаторских халат, но с каким-то особенно красивым узором на поясе доставлен мне в номер.
Через несколько минут – снова стук в дверь: Лена пришла с Учидой, моей любимицей с кухни. Она принесла сшитые ею для меня подарки. Мне кажется, рукоделие - это ещё одна общая черта русских и японцев. Я не помню, чтобы знакомые мне женщины в Америке и Европе сами шили и вязали.
И ещё - грибы! Японцы тоже собирают грибы.
* * *
Днём Лена вытаскивает меня в онсен (японская баня с источником). Чуть не сварившись пару дней назад в нашей ванне, я по началу сопротивляюсь, но Лена уверяет меня, что в онсене вода будет не такой горячей. Хорошо, едем.
Оставляем обувь у входа, проходим в раздевалку. Как самая японская из присутствующих здесь женщин, снимаю свой харамаки. Кстати, у меня даже бельё из Uni Qlo, но московского... Лена предлагает мне встать на весы - интересно, сколько я вешу к концу голодания. (По-хорошему, люди в санатории взвешиваются и следят за своим весом каждый день, но меня последние лет пять - с момента начала жизни по системе профессора - не заботит проблема лишнего веса: едва начав питаться по системе, я даже вышла из размера - с 44 до 42.) Взвешиваюсь. 52 кг с полотенцем. Бухенвальдский крепыш. Мой обычный вес - 55-57 кг.
- Олечка, что же Вы с полотенцем-то?
- Ну, хоть чуть-чуть побольше будет.
Мне нравится онсен, ванна сложена из камней, посетителей мало. Вода приятная и совсем не горячая. Но минут через десять разогревает и она. Оставшись одни, мы проказничаем и делаем несколько фотографий на телефон Лены (вообще фотографировать тут нельзя).
- Оля, снимите полотенце! Пусть люди посмотрят на идеальную фигуру!
- Да, ну, Леночка, будет Вам. Мы же в женской бане, не в мужской.
* * *
Хотя вечером нас и ждёт прощальный ужин, мы всё же заруливаем в сусичную. Лена хочет приобщить меня к каким-то особенным сортам местной рыбы - одну-две сушинки, не больше. Больше в эти первые дни выхода из голодания мне и нельзя. Рыба кажется мне безвкусной. А вот мой любимый гребешок тут меня совсем покорил - он более насыщенный и по цвету, и по вкусу и более мясистый.
Но главное открытие дня. Друзья мои, мы все НЕПРАВИЛЬНО ЕДИМ СУШИ! Оказывается, их нужно макать в соус не рисовой "попой", которая поэтому у нас и разваливается, а переворачивать и макать рыбой! Перевернуть сушину в воздухе так, чтобы она не выскользнула у вас из палочек - задача непростая и требующая тренировки. Поэтому можно (разрешается) есть руками. Или есть роллы - изобретение неумелых и безруких европейцев.
* * *
До последнего момента было непонятно, куда мы идём на ужин. С одной стороны, правильнее было устроить ужин в санатории, где все продукты натуральные, и где выходящий из голодания пациент будет под присмотром доктора. Но у шеф-повара санатория (того самого легендарного и одного из лучших в стране) сегодня был выходной. Получалось, что мы всё-таки едем в ресторан. Выход был назначен на 17:30.
Но в 17 часов раздался звонок, и меня соединили с... профессором. Поздоровавшись, он передал трубку Лене. Ужин переносился на 18 часов, так как начался чемпионат по сумо. По этому поводу четыре раза в году вся страна останавливается и замирает перед телевизором. Мне надлежало срочно сделать то же самое - без этого зрелища я не могла покинуть пределы Японии. Но главное - мы никуда не едем, а ужинаем в ресторане санатория. Потому что шеф-повар... вышел на работу в свой выходной, чтобы приготовить ужин для Орига сан.
* * *
Это был царский ужин. И царские подарки. Сенсей начал с того, что преподнёс мне: изящную театральную сумочку, два шёлковых веера, золотистый платок из кашемира и шёлка и какую-то волшебную мазь ото всего - ожогов, порезов, ссадин.
У нас с собой тоже было: два календаря с видами Москвы - дневными и вечерними - для профессора и самая красивая на всём Измайловском вернисаже брошь с цветами - для Лены.
Изобилие изобилием и деликатесы деликатесами, но особо раскатывать губу на этом ужине, как вы понимаете, мне не пришлось: мне можно было есть всё, но не больше одной трети. Впрочем, стоило честной публике узнать о моей нежной любви к гребешку, как у меня на тарелке сразу оказались четыре гребешка - все отдали мне свои. (Четвёртым за столом был всё тот же милый и услужливый, но не говорящий по-английски "вопросительный знак".)
Из напитков сенсей предложил мне выпить красного вина или саке. Сошлись на саке. Мне, собственно, и пить-то особо нельзя, а только делать вид: после голодания алкоголь всасывается в кровь моментально. Но тосты - это святое! Этот обычай кавказских горцев профессор любит и чтит особенно. В России он был семь раз, на Кавказе - пять.
"Царь" (просто царь) за ужином тоже пел. Песен было три, в том числе "Катюша" и "Подмосковные вечера" на японском. Количество же шуток не поддавалось исчислению.
Удалось задать и несколько вопросов по делу. Например, считает ли он важным время ужина (известная тема - есть за два-три часа до сна)? Нет, не считает. Сейчас поужинает и пойдёт спать. (Но - не забывайте - что это его первый и последний приём пищи. Сенсей ест раз в день.) Как он поступает с завтраком в путешествиях, когда нет возможности заказать свежий сок в гостинице? Просто пьёт чёрный чай. Как относится ко мнению, что вино закисляет организм, и не лучше ли пить водку? Всё зависит от внутреннего состояния: в хорошей компании и при позитивном настрое вино может дать и другую реакцию.
Пожалуй, это основной тезис сенсея: состояние важнее еды. С этим главным - состоянием бесконечной благодарности - я и вернусь домой. Через два дня.
День одиннадцатый: 10 ноября.
* * *
После вчерашнего ужина я звоню Лене и прошу не готовить лишнего и не напрягать кухню - до моего отъезда в 11 утра меня хватит разве что на тарелку мисо супа. И тогда мне приносят в номер: японскую - невяжущую - хурму, мандарины, рисовое печенье - в самолёт. Коричневый рис с кунжутом - фирменным японским треугольничком - в поезд до Токио. И не просто яблоко, но яблоко от поставщика императорского двора. Когда отнести Ваши вещи? Хорошо, через 20 минут.
Ровно через 20 минут на пороге номера появляется Йосида - наш японский Хью Грант - он относит вниз мой багаж. Да, мне ещё нужно рассчитаться за звонки с телефона. Мой мобильный так и не заработал, поэтому Лена любезно подсказала код телефонной карточки, по которой я и звонила в Москву. Плюс звонки на её мобильный. Звонки? Профессор сказал - за счёт санатория.
Есть ли пределы щедрости у этого человека? На днях я узнала, что строительство ванны с водой из источника обошлось ему в миллионы (взятые в кредит). Но её посещение для клиентов бесплатно, они платят только за подводимую из источника воду - город ежемесячно выставляет санаторию счёт.
Прощальные фото - с мальчиками и Учидой. Знайка дарит мне... свои фотографии. Тут и наше озеро, и вулкан. Да он отличный фотограф!
Ну, всё.
По дороге на станцию заезжаем в "стойенник". Лена опасается, что моя сумка с сувенирами может не выдержать испытание duty free в аэропорту, и скорее всего мне понадобится вторая... и окажется права.
Прощаемся. По-нашему, по-русски, крепко обнявшись.
Меня провожает океан.
* * *
И встречает Вася. Такой родной и неожиданный среди всего этого японского. За те десять дней, что мы не виделись, я прожила целую жизнь. И, конечно, не успею рассказать ему всё за один день, что остался у меня в Токио. Но я напишу, Вася, я вернусь домой и обязательно напишу: какие это люди, в каком номере я жила, ты не представляешь!
Этот день тоже щедр - на Васины и мои рассказы, на виды Токио (всё-таки город изрядно бомбили, как и в Варшаве, тут практически не осталось исторических мест), на подарки и сувениры для московских друзей. Вечером мы идём на ужин - Вася, Томоко, их старшая дочь Йон и младший сын Кен. Средняя дочка Лена сегодня занята в школе.
Глава семейства нашёл для нас уютный ресторанчик, и для меня загадка - как он отличает все эти дома в десятки этажей и запоминает, где и что в них находится. Ребята у них получились очень интересные: в смешении русской и японской крови проглядывает Индия, но кожа не такая смуглая, как у индийцев. Йон интересуется медициной и хочет приехать в Россию. Вокруг её интересов и моего путешествия в Ито и строится наш разговор.
Из еды мы заказываем собу и темпуру и - вот это главный сюрприз дня - гречневый (!) чай. Никогда не пробовала. Ребята берут мне в подарок две упаковки. Надо будет найти русский аналог по возвращении. Я вообще буду скучать по многим японским продуктам. Хорошо, что я живу в городе, где каждый второй ресторан – японский.
День двенадцатый (последний): 11 ноября.
* * *
Завтрак в Keio Presso Hotel в Токио - это не завтрак в милой провинции. Тут тебе уже никто не улыбается и не кланяется, не считая дежурных улыбок на ресепшен. А рядом со мной сидит и ест ну очень толстый японец. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что это первый и последний толстый японец, которого я вижу за две недели пребывания в этой стране.
Лена подала нам с Васей отличную идею: отправить меня в аэропорт не экспрессом, но автобусом, который ходит примерно раз в час и останавливается у соседнего с моим отеля. Идея эта хороша ещё и тем, что Васе не нужно будет утром снова тащиться ко мне через весь город и провожать меня на станцию. Мы всё разведали и взяли билет на автобус ещё вчера. Сегодня мне остаётся только дойти до остановки (пять минут).
* * *
Ехать автобусом, конечно, интереснее. Эта поездка - словно прощальный подарок Лены: токийские дома и дворики, миниатюрные садики и такое же кладбище, стройка с бесчисленным количеством техники (японцы научились строить свои небоскрёбы так, что они не рушатся и не трескаются от постоянных землетрясений). В девять утра мы едем по этому многомиллионному мегаполису без пробок, на улицах не так много машин. Где все? Внизу - в метро, в поездах. огромный город живёт и работает как совершенный, отлаженный механизм. Ни бумажки, ни соринки, чёткая организация и порядок. Как и в мозгу каждого японца. Бросить бумажку, отступить от правила - немыслимо, тут никому это не придёт в голову. У каждого своё место, своя чёткая задача. Вместе получается - Япония.
Выхожу на конечной остановке у своего терминала, отрываю багажную бирку от чемодана. Ко мне тут же бросается служитель аэропорта и берёт бумажку у меня из рук. Я не знаю, куда они их девают - урн нет ни в городе, ни тут. Может, они их едят? У стоек регистрации встречает "разводящий": экономический класс - направо, бизнес - налево. Arigato gozai masu. Всё чётко, всё понятно даже дураку и иностранцу.
Кажется, что все силы и вся жизнь японцев уходит на поддержание этого порядка и эффективности. У них отлично это получается. Но сил ведь у человека нет уж и много. И все японцы кажутся мне ужасно уставшими. Если жизнь возникла из хаоса, то в этих бесконечных попытках упорядочить её и подчинить этот хаос своему разуму не борются ли они с самой жизнью?
* * *
На входе в зону вылета - мужчина с георгиевской ленточкой на рюкзаке. Надо поставить "лайк".
- Нравится Ваша ленточка.
- Я родом с Донбасса.
- Мы сейчас все с Донбасса.
Понимающе и немного горько улыбаемся друг другу.
* * *
Моей соседкой по полёту оказывается нежная и влюблённая девушка Лиза из Выборга. Она студентка, изучает японский в Петербурге и возвращается домой со стажировки.
Как же я соскучилась по русским лицам. По красивым русским лицам. Возможно, они только кажутся мне красивыми, потому что это - дело привычки. Но я так их люблю и так много в них читаю.
Где-то между Читой и Якутском, в 4 933 км от Москвы, на высоте 10 972 м находит свой последний приют в моём желудке невяжущая японская хурма. Хотя вегетарианский паёк Аэрофлота тоже оказался на уровне. Особенно порадовал банан на десерт. Сквозь неплотные облака видны скованные льдом сибирские реки и заснеженные горные плато, слева, к югу, в разрыве облаков угадывается Байкал... привет, дружище!
* * *
По дороге в такси из Шереметьево я ощущаю какую-то резь в глазах. Может быть, это усталость от долгого перелёта? Фары машин кажутся мне слишком яркими, непривычно бросаются в глаза вывески магазинов на Ленинградке. Но, увидев оконные рамы и лампочки в домах за МКАДом, я наконец понимаю, в чём дело: у меня резко улучшилось зрение. Общее очищение организма, массаж нужных точек и отдых от компьютера сделали своё дело.
Прервусь-ка я и сейчас. Не сидите за компьютером долго... Пейте соки по утрам. Делайте зарядку. Больше ходите пешком. И - будьте здоровы.
THE END
* * *
Японский P.S.
Два года назад я купила квартиру. Не в новостройке, на вторичном рынке. Меня очень устраивало расположение дома - в тихом микрорайоне, недалеко от метро и от родителей, сам дом - кирпичный, чистенький, ЖСК. И был ещё один бонус - предыдущая хозяйка квартиры сделала в ней отличную перепланировку и два зеркальных встроенных шкафа - в коридоре и в комнате.
На шкафу в комнате напылением были сделаны три больших иероглифа. Я спросила, что они означают, но она и сама толком не знала: "Что-то хорошее."
Ну, раз иероглифы, то и комнату я решила сделать в японском стиле - плетёные кресла, плетёный абажур. Однако значение иероглифов не давало мне покоя. Я отправила фотографии комнаты и иероглифов профессору и Лене. Профессор сказал, что иероглифы означают: два верхних - банзай (ура, да здравствует), ниже - счастье. А все три иероглифа вместе означают "счастье навсегда".
8. ЦИКЛЫ СТИХОТВОРЕНИЙ
Любовь СЕРДЕЧНАЯ
(г. Санкт-Петербург),
Член союза писателей России
С ПРАВОЙ РУЧКИ НА ЛЕВУЮ
С правой ручки на левую
Я колечко надену и
Буду воспоминания
О тебе собирать…
Не волнуйся, хороший мой,
Сохраню лишь хорошее:
Всё плохое заранее
Мы сумели порвать...
Не тревожьте, я занята.
И вообще, я теперь не та.
Та - лебёдушкой белою
Средь объятий твоих…
Эта чёрною горлицей -
По растерзанной горнице,
Где колечко – на левую:
Жить одной за двоих!
НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИЛОСЬ
«Ничего не изменилось!»
Солнце всходит на востоке,
Так же гонит волны ветер,
Треплет снасти кораблю…
Осень рядом примостилась.
И всему приходят сроки.
Так же рады жизни дети.
Я по-прежнему люблю.
НЕ ТРЕВОЖЬТЕ
Не тревожьте. Дайте мне погоревать…
Это же не ноготь оторвался :
Человек ушёл – не попрощался.
Разве можно эту боль без слёз прервать…
Мы же жить вдвоём мечтали. Долго жить…
Мы преодолели все преграды.
Мы хотели - просто вместе, просто рядом…
Не мешайте. Дайте мне поголосить.
Дайте, дайте мне поплакать от души,
Вырыдать безумье, гнев, обиду…
Заорать, такой спокойной с виду…
Я не в силах больше горевать в тиши…
Я вернусь. Я обещаю я вернусь.
Снова буду тихо и спокойно
Жить и даже, может быть, достойно…
Но сегодня с головой ныряю в грусть.
ДЕРЖУСЬ
Держусь. Держусь… За что, сама не знаю.
Но только знаю: из последних сил.
Я не кричу, не вою, не рыдаю.
Ты так просил.
Но ногти сорваны, и кожа с пальцев – в клочья…
Держусь. Держусь… Петух заголосил….
Мне день, что ночь. И нет спасенья ночью.
И нету сил…
Держусь. Держусь. Я выдержу. Я верю.
Переживу. Перенесу. Перетерплю.
Поскольку даже у закрытой двери
Тебя люблю.
БЕЗ ТЕБЯ
Месяц живу без тебя -
А живу ли? -
Плача, тоскуя, любя...
Оживу ли?
РЫЖАЯ
Мужу, Рыженкову Михаилу Владимировичу (18.11.61 - 12.09.21)
В доме тепло, а за окнами вьюга…
Как-то живём третий год друг без друга…
Выжила? Кажется, выжила.
Всё потому что я рыжая...
Вот написала, а дальше – ни слова…
Жить без тебя я ещё не готова.
Я-то, наверно, и выжила
Только поскольку я рыжая.
Я собираю себя по кусочкам…
Вот ниоткуда и новая строчка…
Рыжая… Рыжая? Рыжая!
Даже не верю, что выжила.
Эй, Рыженков! Я же рыжая!
Выжила…
ЕСЛИ БЫ ЗНАЛА
Сорок дней назад, 12.09.21, он ушёл, мой любимый, мой муж Михаил...
Что б я делала, если бы знала?..
Я сильней не могла бы любить…
Каждый миг я б с тобой умирала,
Не давала бы жить…
Сорок дней, а как будто бы вечность.
Сорок дней, а как будто бы миг…
Жить одной - это бесчеловечность.
Без тебя мир - безлик…
Я люблю тебя, слышишь, родимый?
Я люблю, я люблю, люблю!
Ты, любовью моею хранимый,
Будь, где надо. Стерплю.
ТЫ ЖДИ МЕНЯ
Ты помнишь, сколько я тебя ждала?
Часы, недели, месяцы, столетья!
За это время умудрилась поседеть я…
Вот сколько я тебя, любимый мой, ждала.
Ты знаешь, милый, как тебя ждала?
Минуту каждую, секунду, миг, мгновенье
Считала я в тоске, в изнеможенье.
Я каждой клеточкой своей тебя ждала…
Я знаю: все когда-нибудь уйдём…
Ты первый принял расставанья бремя...
Я догоню, когда настанет время.
Ты жди меня, мы будем вновь вдвоём.
ЗАМКНУЛСЯ КРУГ
«Супруг, супруг…» -
Звук чист, упруг…
«Сплетенье рук»,
Светло вокруг…
Но как-то вдруг
Замкнулся круг:
«Вдова, вдова» -
Летит молва.
Едва жива...
К чему слова?
Жизнь такова:
Всегда права…
ЖАЛОСТЬ
В сердце – кинжал и провернуть –
Жалость такая.
«Как же теперь?», «Сильною будь!
Ты ж молодая!»
Только затянется коркой чуть-чуть
Рваная рана,
Снова «сочувствующий» кто-нибудь:
«Что же так рано?»
И в сапогах по саднящей душе –
Снова и снова…
Я же на краешке, на рубеже,
Хватит полслова,
Чтобы в отчаянье мне утонуть,
Слёзы глотая…
В сердце – кинжал и провернуть –
Жалость такая…
ПЕКУ БЛИНЫ
Пеку блины… Так правильно. Так надо.
Ты любишь, когда я пеку блины…
Я расцветала под любимым взглядом…
Что мне скрывать? Да, были влюблены.
И после многих лет семейной жизни
Не растеряли «половодье чувств»…
Какая мудрость – печь блины для тризны…
Я печь блины теперь одна учусь…
ПРОЩАЮСЬ
Сегодня, 15.09.21, прощаюсь с мужем. Михаилом Рыженковым.
Небо рухнуло и придавило,
Покатилась Земля из-под ног...
Я ж любила, любила, любила...
Как ты мог?!
Что ты спутался с лысою стервой?
Ты же клялся мне в вечной любви!
У неё ты не первый, не первый!
Вся в крови!
Изменил мне с какой-то беззубой!
Что ты в ней, безобразной, нашёл?
Надоели горячие губы
И ушёл?
Изменил, изменил мне жестоко.
Бросил, бросил, оставил ни с чем.
Так внезапно, нелепо, до срока…
Ну, зачем?
Помню всё. Ничего не забыла:
«Разве чайка указ кораблю?»
Я любила, любила, любила…
Нет! Люблю!
Белые снегири - 60 - полностью
© Copyright: Владимир Остриков Белые Снегири, 2024
Свидетельство о публикации №124032501772
Свидетельство о публикации №124032501772
Рецензии