Эублефар казначея
Пролива Горести левей,
От мыса Радости на юг
Идёт дорога через луг
В долину Ветреной Весны,
Чьи области поделены
Между вельможными князьями:
То недругами, то друзьями.
.
Когда наследник молодой
За старым князем на престол
Ещё готовился взойти,
На карте изучал пути,
Моря, восток и запад,
На чертеже — свой замок.
Великий, не сказать какой,
От шпиля до Луны — рукой.
В одном из подземелий
Среди шкафов для зелий
Квадратом странного пятна
Была отмечена стена.
— Здесь полустёртая печать.
Что это может означать? —
Спросил он. Князь ответил:
— Печать Великой Тверди.
В подвале вся твоя казна,
При ней охрана. Чтоб она
Не засыпала на посту
Живёт у казначея тут
Волшебное созданье.
— И как его названье?
— Лазоревый Эублефар.
Живой трофей. Он очень стар,
Наверное, бессмертен
Один на целом свете.
Сто лет проживший без еды
В хрустальном сундуке, как дым,
Он вьётся за своим хвостом.
Нельзя быть возле и при том
Забыться дрёмой постовым.
Да что там, книгочею!
Сундук не трогай, чей он
Прошу тебя, не забывай.
Замок не требуй открывать.
Род казначея честно
Его заполучил в бою.
Об этом подвиге поют
В сказаниях поныне,
И мир с тех пор в долине.
.
Спустившись глянуть в ту же ночь,
Наследник всё нашёл точь-в-точь,
Как было сказано: хрусталь
И ящерица сквозь вуаль
Дымка, скользящего над ней.
Полуденных озёр синей,
В лазурных пятнах по хребту
И быстрым язычком во рту.
Чеканка золотых монет,
Огранка лалов на просвет —
Уступят искоркам зрачков.
Наследник ощутил укол
В горящем сердце, в глубине
И прошептал: «Иди ко мне…»
Эублефар околдовал
Его, и вторили словам
Глаза рептилии, мерцая:
«Любовь не знает порицанья…»
.
Едва вельможным князем став,
Призвал он стражей всех застав
И казначея, чтобы тот
Закрыл готовый спорить рот.
Своей рукой у старика
Он отнял ключ от сундука
В бесстыдной жадности, при всех.
Раздался ниоткуда смех,
Когда хрустальной крышки свод
Поднялся… Ящерку вот-вот
Схватить и заковать в ошейник
Готовы слуги. Украшеньем
Желает князь её носить
Всё время при себе…
Фьюить!.. —
Дымком Эублефар скользнул
Из сундука на пол, на стул,
Вверх по плащу до капюшона.
Глядел с минуту отрешённо
На казначея… Языком
Коснулся горла и дымком
Пропал на падающем теле,
На мёртвом… Все окаменели.
.
Князь приказал похоронить
Его без почестей, винить
Других в своём безумье —
Плюс к неизбежной сумме.
Стремясь забыть утрату
Князь объявляет праздник:
«Так править я хочу начать,
Веселья положить печать
На будущие годы
Для памяти народной».
.
Что ж, удался его почин,
От женщин-фей, от фей-мужчин
Танцующих зарёй пылал
Украшенный коронный зал,
Фонтаны пенились вином,
И пели оды мимо нот,
Смеша его до слёз, шуты
В конце переходя на ты.
Устав порхать, как мотылёк,
Наследник в тень в саду прилёг
На синий шёлковый ковёр.
Всех отослал, в зенит простёр
Безмысленный прозрачный взгляд,
Где ни соблазнов, ни преград.
А рядом лёг нечистый дух
В обличье леопардов двух,
Как светотень, прекрасных,
И нашептал ему не вслух
Пятнистый сон неясный:
Кентавр осёдланный стремглав
Подобно пламени стоглав,
Полёт немыслимый даря,
Несётся в толщу янтаря,
В клюв чей-то непомерный,
В бездонную пещеру.
Там ящерица языка,
На нёбе теплится закат,
В зобу горит денница,
И отовсюду лица
С насмешкой шепчут меж собой:
— Не порицаема любовь!..
— Любовь, а может, жадность?..
— Что в кулаке разжатом,
Блестит, как лунная слюда?..
— Растаявшая пустота —
Яд самый страшный, знайте.
Ей нет противоядья.
.
Журчала музыка воды,
Бегущей в чашу с высоты,
А между тонких струй кифар
Нырял-нырял Эублефар
И словно улыбался.
День холодел, смеркался.
Сегодня день, а завтра — год.
Гнёт сильных, оккупантов гнёт.
Горела с четырёх сторон
Земля, чернея от ворон,
Пожаров и проклятий,
Где братья шли на братьев.
Вновь день стоял весенний,
Но не было спасенья.
В стране, охваченной войной,
Безвыходно сгущалась ночь,
Но спал, не чуя дыма тот,
Чьей величайшей из забот
Доныне были танцы,
Министрами — паяцы.
.
Князь мечется, бормочет: «Брысь…»
Два леопарда поднялись
На задних лапах перед ним
И превратились через дым
В зрачки Эублефара.
Без фальши, без коварства,
В ответ как будто на вопрос
Дух-победитель произнёс:
— Проспал ты век свой и страну,
Богатство, славу и жену,
И всех своих наложниц,
Лишь смерть проспать не сможешь.
Но я тебя не попрекну,
Устрою ложе в том же
Большом хрустальном сундуке,
Прозрачном, как вода в реке,
В самом её истоке
На каменном пороге.
Ты будешь дальше спать, как спал,
И при тебе ни стар, ни мал
Не сможет бодрствовать. Когда
Сундук откроют, маета
Охватит всех причастных,
Порвёт страну на части.
И обезумевший народ
Который раз войной пойдёт,
Куда, зачем не зная,
И на других, и вглубь себя,
Везде и всех с плеча рубя.
Так, чередуясь, брат мой,
В долине будем править.
Здесь — феями, затем — людьми.
Открой глаза и смерть прими.
Свидетельство о публикации №124032205735
Салют, Сергей. Да, как говорила моя бабка: не то хорошо, что хорошо, а что к чему подходит. Простенькие рифмы — на простенькие ритмы — на простенький смысл — так, вроде, оно и сочетается…
(или, например, публичные убийства и пытки — с бесстыдной ложью. Гармония… До чего только не доживёшь. Пардон за оффтоп, я под впечатлением, но в столбики такое фу, не надо)
Женя Стрелец 25.03.2024 00:55 Заявить о нарушении