Дюймовочка. Парафраз сказки Андерсена Г. Х

Жила-была женщина: очень хотелось
Иметь ей ребёнка, да где ж его взять?
И вот раз пошла она к старой колдунье
И просит её: «Помоги мне достать

Ребёночка. Очень мне хочется дочку».
Та ей отвечает: «Возьми вот зерно
Ячменное. Знай же, оно не простое,
Не то, чем крестьяне кур кормят. Оно

Волшебное! Надо в цветочный горшочек
Его посадить и увидишь потом,
Что будет!» «Спасибо», – ей женщина молвит.
В каморку вернулась за старым прудом.

В цветочный горшочек зерно опускает,
Водой поливает и вдруг из него
Цветок на глазах растёт, вроде тюльпана,
И лишь лепестки плотно сжаты его.

«Какой же он славный!» - она восклицает,
Целуя с восторгом его лепестки.
В цветке что-то щёлкнуло, он распустился.
Да, то был тюльпан, но, всему вопреки,

В серёдке его, в самой чашечке были
Не пестик с тычинками – стульчик, на нём
Сидела, на женщину робко глядела
Премилая крошка, живая притом.         

А как же нежна и мала ростом, с дюйм лишь.
И женщина тут же её назвала
Дюймовочкой. Сделала ей из ореха
Скорлупки кроватку, потом нарвала

Фиалок и роз лепестки, чтобы дочку
Укрыть одеяльцем. В тарелку с водой
Вложила веночек цветов, конский волос,
Чтоб переправляться на берег другой.

А как же чудесно Дюймовочка пела
И как же был нежен её голосок,
Что женщина плакала от умиленья
И счастья… Но мир этот слишком жесток.

Дюймовочка как-то спала в колыбельке.
Разбито оконное было стекло.
На стол пролезает большущая жаба.
Как знать, что её в этот раз привлекло. 

На девочку спящую жаба взглянула
И квакнула: «Вот для сынишки жена!»
Скорлупку взяв в лапы, в окошко нырнула,
Туда, где за садом журчала река.

У берега было так топко и вязко.
Здесь в тине жила жаба с сыном, а он,
Какой же был гадкий. Фу, в точь, как мамаша.
Весь день только спал или кушал планктон.

Сын квакнул от радости: «Коакс-бре-кекекс», -
Что, видимо, значило «как я влюблён».
«Потише ты! – жаба ему отвечает, -
Проснётся, сбежит ещё. Ты ж так дурён.

Девчонка полегче лебяжьего пуха!
Посадим её посредине реки
На листик кувшинки - он ей целый остров.
От нас не сбежит, ножки-то коротки».

А утром проснулась несчастная крошка
И горько заплакала: всюду вода.
И как ей теперь перебраться на сушу?
Тут старая жаба подплыла. «Сюда

Тебя привезла я. Должна ты гордиться.
Сынок мой – наследник, твой будущий муж.
Вы славно вдвоём заживёте здесь в тине.
Пусть он не красавец, весьма неуклюж,

Но мы состоятельны, род наш известен
Не только в реке, но и в тех камышах.
Готовься же к свадьбе, вас скоро поженим.
Сейчас я вздремну, а то всю ночь в бегах».

А рядом с кувшинкой сновали рыбёшки.
Они, хоть малы, но отважны душой.
Когда услыхали речь жабы, решили
Помочь милой девочке. Стайкой большой

Столпились у стебля кувшинки и живо
Его перегрызли зубами. Поплыл
Листок по течению дальше и дальше,
И ветер попутный его подхватил.

Теперь не догнать жабе бедную кроху!
Кувшинка плыла по реке, а в кустах
Все местные птички ей вслед щебетали:
«Какая же милая девочка, ах!»

Места были дивные, речка бурлила,
Всё дальше вперёд уносился листок.
На край его белый, как облако в небе,
Порхая крылами, присел мотылёк.

Дюймовочка кончиком пояса нежно
Его обвязала, конец же другой
К листу прикрепила, и будто бы птица
Листок заскользил над прозрачной водой.

А мимо летел майский жук. Он увидел
Дюймовочку, что-то себе прожужжав
Под нос, может даже сказал «извините»,
Бедняжку схватил, поднял в воздух стремглав.

Ох, как же она напугалась, бедняжка.
На дереве страшно и так высоко.
Особенно жаль мотылёчка, который
Привязан к листку. Как ему нелегко.

И если не сможет он освободиться,
То верно от голода так и умрёт.
Жук потчевал девочку соком цветочным,
Потом заявил, что гостей позовёт,

Устроит смотрины. Жуки заявились.
Шептались, жужжали, а старший изрек:
«Как жжалко смотреть! У неё лишь две ножжки
И тонкая талия! Впрямь человек!»

«Да, верно, соседи, она безобразна, -
Её прожужжал похититель.  – Она,
Она человек, и ей с нами не место.
Другая, как видно, нужжна мне жжена!»

С вершины слетев, усадил на ромашку
Дюймовочку и улетел тотчас прочь.
Она в одиночестве принялась плакать.
Как страшно в лесу, надвигается ночь.

Из тонких травинок сплела колыбельку,
Подвесила под лопушиный листок.
Так дождик холодный её не намочит,
Пыльцу на обед ей подарит цветок.

Росу будет пить. Так пройдут лето, осень
И дело пошло уже к снежной зиме.
Все птички-певуньи давно разлетелись
И лист лопушиный желтеет во тьме.

Засох он давно и в трубу завернулся.
Дюймовочка мёрзнет, а платье на ней
Разорвано. Холодно. В лист завернулась
Сухой и, шатаясь, бредёт средь корней.

Ложится снежок. Надо где-то укрыться
От белых снежинок, что сыпят горой.
Дюймовочка видит какую-то норку,
Стучится в дверь робко замёрзшей рукой.

В норе этой мышка жила полевая
В тепле и довольстве: амбары её
Набиты зерном, ломятся от припасов.
«Пустите погреться в своё вы жильё.

Я два дня не ела», - взмолилася крошка.
Ей мышь отвечает: «Входи же скорей
В каморку мою и со мною покушай,
Замёрзшие ручки у печки согрей».

Была она, в сущности, доброю мышью,
Оставила девочку жить у себя.
Взамен лишь просила её прибираться
Да сказки рассказывать. Так зажила

Дюймовочка с мышью. И лишь раз в неделю
К ним в гости сосед приходил, старый крот.
Он слеп был и очень богат. Мышь решила,
Что муж он завидный и с ним без хлопот

Дюймовочка жизнь проживёт под землёю.
Беда лишь, что солнечный свет не любил.
Его отродясь никогда он не видел,
Но девочке думать о нём запретил.

Владенья крота были очень обширны,
Прорыл под землёю ходы меж корней.
Дюймовочке в той галерее подземной
Гулять разрешил сколь угодно по ней.

А в гроте лежала том мёртвая птица.
Она умерла лишь в начале зимы,
Как видно от холода. Веки сомкнуты.
Казалось, её лишь согрей, накорми

И ласточка, чёрные крылья расправив,
Вспорхнёт в вышину и наполнит простор
Своим щебетаньем, беспечным весельем,
Пусть смерти безжалостной наперекор.

Дюймовочке жаль стало ласточки бедной
И ночью она, встав с постельки своей,
Тихонько в тот грот пробралась и укрыла
Былинками птичку, чтоб стало теплей.

Потом обложила пушинками тельце,
Сухою листвой и всплакнула. Слеза
На пёрышки нежные ласточки пала
И ласточка тотчас открыла глаза.

Горячее сердце забилось. О чудо!
Она пробудилась от долгого сна.
Наверно, от холода в спячку лишь впала
И только согрелась, как вмиг ожила.

Дюймовочка стала ночами к ней бегать,
Кормить белым хлебом, ячменным зерном,
Водою поить. Птица вскоре окрепла,
Совсем ожила. И теперь об одном

Мечтали они: скоро солнце пригреет,
Растопит снежок и, лучами маня,
Опять можно будет весеннее небо
Увидеть, и луг, и леса, и поля.

И девочке стало на сердце так грустно.
Ей не позволяли на солнце глядеть,
Ведь крот к ней посватался. Целыми днями
Ей надо лишь было за прялкой сидеть,

Готовя приданное. Мышь всё решила:
«Да, крот не красавец, зато он богат.
Пусть скучен порой и довольно прижимист,
И слеп на два глаза, чуть-чуть глуповат,

Зато с ним уж точно не будешь нуждаться
Ни в чём у него в закромах. Позабудь
Про солнце своё. Что хорошего в свете?
Одна суета. В общем, глупой не будь!

Не смей мне капризничать. Замуж не хочет.
От жалоб твоих уже уши болят.
Желаешь взглянуть в раз последний на солнце?
Иди и скорее сейчас же назад».

Дюймовочка вышла из норки наружу.
«О, солнышко ясное, ты передай
Поклон милой ласточке, коли увидишь.
Скажи ей, что помню её и …прощай!»

«Кви-вить», - раздалось над её головою,
«Кви-вить» - это ласточки радостный смех.
«Дюймовочка, здравствуй, зима на пороге
И я улетаю в края, где на всех

Тепла солнца хватит, где целыми днями
Цветы дарят свежесть свою и всегда
Царит лишь веселье, царит только радость,
Где нет и в помине слепого крота.

Меня ты спасла, когда я замерзала.
Садись же на спину мою, повяжись
Покрепче и мы навсегда улетаем
С тобой далеко, прямо в лучшую жизнь».

Дюймовочка села на спину, упёрлась
Ногами, к перу привязала себя
И ласточка тут же стрелой взмыла в небо,
Крылами по воздуху мощно гребя…

И вот они эти края заповедны!
Тут солнце так ярко, а подле канав
Рос, соком искрясь, виноград белый, чёрный
И зрели лимоны. Над зеленью трав

Порхали соцветия бабочек пёстрых,
У озера с чистой прохладной водой
Стоял старый замок из мрамора, белый,
Как сахар. И вот тут на башне одной

Под крышей лепились бесчисленно гнёзда.
«Вот дом мой, Дюймовочка, видишь цветы
Внизу на лужайке, - сказала ей птица. -
Любой выбирай для себя и живи!»

Дюймовочку ласточка тут же сажает
На нежную белую чашу цветка.
Но что это? В чашечке есть человечек,
Не больше Дюймовочки. Так же легка,

Нежна его шейка, прозрачные ручки.
Он точно хрустальный, а на голове
Сияет корона из золота. Это
Король эльфов. Он с божествами в родстве.

Имел за плечами прозрачные крылья
И точно пчела над цветочком порхал.
Он тотчас свою золотую корону
Надел ей на голову, тихо сказал:

«Прелестная девочка, как твоё имя?
Не хочешь ли стать ты женой короля,
Царицей цветов?» И, узнав её имя,
Сказал озабоченно: «Мы для тебя

Другое придумаем имя. Вот Майя
Тебе подойдёт в самый раз». И она
Тотчас согласилась женой быть. Ещё бы,
Не крот и не жаба! Жена короля!

Их вмиг окружили крылатые эльфы,
Такие же ростом, как он и она.
Тотчас поднесли Майе кучу подарков,
А главное, – два стрекозиных крыла.

Нектаром на спинку приклеили крылья,
Чтоб тоже могла над цветами порхать,
А ласточка с гнёздышка сверху глядела
И пела им песню свою. Улетать

Пришла ей пора дальше в Данию. Там есть
Другое гнездо под окошком глухим,
Где старый живёт мастер сказывать сказки
И ласточка сказкой поделится с ним.