Чистый понедельник

Поэма о любви,  о вере и о русской душе. (По одноимённому рассказу И.А. Бунина, начало 20 века -1913-1914 годы, Москва)


 
 
1.

Кончался  серый  зимний день 
В  людской столичной суете,
И ночи новая ступень
Вставала в павшей темноте...
               
Качался  по ветру  фонарь,
Даря бездумно  свет и  тень..
Спешил  на  колокол  звонарь -
Кончался   зимний  день.

И  весь бесчисленный  народ
Бежал  от  рабства  и  забот,
Несясь  потоком  кто  куда...
И ярко вспыхивала  вновь               
Другого  толка   суета -
Надежда,  жажда  на  Любовь... 
               
На нежность от неё в  глазах,
На крыльев долгожданный  взмах...

А  полный донельзя трамвай
Отчаянно  и  визг,  и  лай
На мёрзлых  рельсах издавал
И  ловко  под  гору  нырял...

И звёзды  в  белых  проводах,
Зелёный вдруг роняя  свет,
Шипели, таяли в снегах,
Теряя тот безумный след...

Однако, должен здесь сказать,
Что в мире шёл  двадцатый век
И невозможно  было  знать,
Как страшен был его разбег...

Про лютый голод и войну,
Про боль страны, беду людей:
Делили все  судьбу  одну,
Смирившись, растворившись в ней...

Безумный век...Он- бед  начало...
На том ветру  всех нас качало -
Там жизнь  поставлена  на  кон,
И льётся колокольный  звон...
      .................
Тогда же к нам пришло кино!
Ах, можно ль было без него?!
Хотя совсем и не цветное, -
Бесценным стало всем  оно-
Великое, пусть и немое.....

Мы  были благодарны Богу -
За ту  Железную - дорогу!...
О, как была она важна!
И всякому  тогда нужна...

 
2.

И  каждый  вечер  в  этот  час
По  зову  сердца  шёл   приказ...
Я  мчал  на  сером  рысаке
Скорее к  ней,  к  её  руке...

Других  не  ведая  забот -
От  Красных   памятных   ворот 
До  Храма   на   Москве-реке, 
В  тумане   зимнем,  вдалеке...

Она  жила напротив  там
И, глядя  часто из  окна,
Молилась  на  любимый Храм,
С печалью светлою одна...

Была  загадочна,  странна
И  даже не понятна  мне...
И  не  была  мне,  как жена,
Доступною  вполне...

Но всё одно - я счастлив  был
И  каждый  час  боготворил,
Что с нею вместе проводил -
И чувства эти к ней хранил...

Богат, известен был отец...
Довольно  знатен, как  купец.
К тому ж он был весьма  умён -
И дочь отправил, наконец,
В Москву,где жизни явь -  не сон ...

Она  читала  много  книг,
Пометки часто ставя  в них...
Сонату  Лунную,  как  надо,
Брала без лишнего надсада...

Всегда старательно играла
Той чудной музыки начало:
Оно не рвало, не кричало -
Сомнамбулически   звучало...
               
В гостиной у неё  стояли
В гранёных  вазах  иммортели
И  по  субботам  их  меняли,
Держа  не  более  недели...

Там много места  занимал -
Диван  турецкий, пианино...
Паркет, как зеркало сиял -
Всё стильно было и едино...

Меня там только удивлял
Портрет  писателя  Толстого...
Зачем-то  здесь  его  босого
Известный  мастер  написал...
       .............

Я  помню, как-то раз,  в  субботу,
С  мороза  к ней  вбежал с  цветами...
Прильнула вдруг, обняв руками
Почти в дверях, тая заботу...

Лицом  с  улыбкой  окунулась
В бобровый модный воротник...
(Мне не забыть тот славный  миг)
И, вдруг, очнувшись, отвернулась...

Старалась  в  университете:
Всегда историю учила...
Зачем? - Просил  её ответить...
«Зачем  всё  делается  в  свете?»,-
Смеясь, мне  мудро  говорила...
    
Я лучший нёс ей шоколад,
Подборки  разных новых  книг
О  жизни многих стран других, 
Познавших  войн безумный ад…

И видел, что азарт  возник,
Но тут же, ровно через миг -

Просила сесть  удобно в кресле,
Притом, не сняв пальто и, если
Вдруг что-то  до  меня  читала, 
То так и дальше  продолжала…

    .......

На самом деле, были ль  нужны
Те  книги  ей иль те же страны?..
Как, впрочем, дорогие  ужины, 
Цветы, концерты,  рестораны?..

Меж тем,  могла она одна,-
Ей слабость в том была дана,

Чтоб вкусно, с аппетитом  съесть
Пирог, состряпанный, как надо...
Ухе отдать, знатнейшей,  честь
И плиткам горького  шоколада...
 
В сметане рябчиков так любила!
Смеясь их ела и говорила:
«Как  людям  есть  не  надоело?»
И  снова - так же вкусно ела,
По-русски - с пониманьем  дела...

Любила в золоте черный агат,
Пушистый мех и восточные  ткани:
Атлас расписной, что цветущий сад
И бархат, сотканный в Туркестане...


3.

Я  был простой и очень сердечный
Любил и шутить и болтать...
Она ж, задумчива  была вечно -
О  чём? Я не мог разгадать...

Мы были  молоды и богаты, 
Заметны и  ярки  собой..
Красив и я  был когда-то
Той южной своей красотой...

Бурлила в ней,  знаю  точно,
Часть древней  восточной крови:
Ведь губы  так  ярки  и сочны...
Как мех соболиный - брови...

Глаза  же  как  уголь- черные...
Как будто совсем - бездонные….
.....................

В каком-нибудь дорогом ресторане,
В дыму  табачном едком  хмелея,
Она  хотела, чтоб пели  цыгане
И, как бы даже с того  смелея,

И свой талант, несомненно, имея,
С усмешкой их слушала томною...
Желанье её  со слезою так петь, 
И в души других открыто смотреть -
В ней чувствовалось  огромное...
    ................
Тогда мне было вполне  довольно
Того, что  просто  я езжу  с той,
Что так легко  влечёт всех невольно
Своей сногсшибательной  красотой...
 
Что в санках  глажу мягкую шубку...
Под  ней  дыхание  теплое  слышу...
А, если  ходит, то сладко так вижу 
Шуршащую нижнюю  юбку...

Смотрю  на  губы розово-нежные,
Которые  только что целовал,
И вижу  счастье в том неизбежное,
Какого я  раньше и не  знавал...

Бывало, встречала меня  на  диване
В  атласном иль шёлковом  одеянии...
Садился  возле,  не  зажигая  огня...
Она...  не  отталкивала  меня….

Искал  её  губы,  она  их  давала...
Дышала  порывисто и молчала...
Не  отвечала   ни  "да",  ни  "нет" -
Но тут же резко и быстро  вставала,
Прося зажечь модной люстры  свет...


4.

А, как то собрались мы в ресторан...
То  был  наш обычный при встрече  план-
Сперва в  Метрополь,  а после в Прагу,
Где  нежную нам подавали навагу,

Икорку и   «сёмушку»,  знатный балык...               
И  херес  развязывал  ей всё ж  язык ...
Для многих из нас- известный проказник -
Какой же то был расчудесный  праздник!...

О чём же тогда говорила  она?...
«Люблю я всё наше, всё  русское….»,
(Держа  при том рюмочку  узкую) -
«До самого  тёмного, темного дна..» -

Со светом  чудесным  в томных глазах,
Роняла она вдруг в нежданных слезах...
И, после, так медленно всё  продолжала,
Как будто старинную песнь напевала:
   
«В той русской далёкой от нас старине
Был  город  с названием  Муром...
Как важен и  нужен теперь он  мне -
И тайным заветным тем думам…

В те годы там князь жил  именем  Павел,
И славно, и мудро он в городе  правил...

Люблю я так Были  о  той  старине!
О  подвигах  тех и о тяжкой  вине...

Как дорог ты мне, Свято-Славный  Князь!
Кольчуги твоей  неразрывная  вязь!..
Ведь память теперь во  мне, не во мгле,
Что жил и страдал  ты  на Русской  земле...

Как  Храмы  люблю я,  а  в  них  иконы
И  клироса   слёзные  дивные  хоры,
И  Пасху,  и  светлые в ней разговоры,
И с тех  колоколен  призывные  звоны
О  вечной  борьбе и о вечной  Победе
Добра, а  не Зла  на  всём  белом  свете...»

А  после,  глазами  блестя,  говорила:
«А  знаешь,  ещё  я  недавно  ходила
В  Зачатьевский  наш  монастырь...
Представить  не  можешь, как радостно было!
Как  дивно  там  пели  стихирь!

А  в  Чудовом  лучше  того  ещё  было!...
Я  прошлой  весною (на самой Страстной),
Туда  очень  часто  всегда  приходила…
Душа  будто  знала,  что  он  мне  родной...
 

5.

Моё  удивление   сменилось  тревогой,
Что  ж  это  с  ней  нынче?  Постой...
И  нежной  была  необычно  дорогой,
Как  будто  прощалась  со  мной?...

Уже   подъезжая,  она  мне  сказала:
"Жду  завтра  вас  вечером,  к  десяти,
Ведь  будет  капустник  в  театре...Качалов               
Просил  непременно  придти...

"Постойте,  вчера  вы  меня  уверяли :
"Пошлее  капустников  нет  ничего?…»
-"Нет,  надо..С  такою  надеждою  звали -
Нельзя  так  обидеть  его…"
     .......................
Желанье той  встречи  с  ней  было  огромно,
На  лестнице  десять  часы  били  ровно.
Я  дверь  отворил  -  у  неё  всё  сияло,
И  громко  соната  в  зале  звучала.

Высокая  лампа  под  абажуром
Её  освещала  в  платье  ажурном...
Томительно  звуки  сонаты  лились...
Дверь  хлопнула...Звуки  оборвались...

В  театре  всё  было  как  будто  обычно…
Актёры   Париж  представляли  привычно…
Качалов  с  вином  в  хрустальном  бокале,
Серьёзно  канкан  с  Москвиным  танцевали…

И  глядя  сквозь  дым   папиросы  на  лица,
Качалов  кричал:  «Где  она -  Царь - девица?»
Она  улыбалась  и  чокалась  с  ним,
Как  с  близким  знакомым  или  родным...

Тут  вдруг   Сулержицкий  к ней  подскочил
И  ловко  на  польку   её  пригласил...
Она  засветилась:  в  глазах  будто  пламя,
Сверкая  сережками и руками,

И  платьем  роскошным,  и  кружевами,
Пошла  в  своём   танце  меж  стихшими   нами,
Ловя  на  ходу  восхищённые  взгляды,
Не  зная,  не  требуя  большей  награды..

Свой  взгляд   оторвав  от  хрустального  дна
Мне  крикнул  Качалов: « Эй ты, - Сатана!
Кто будешь,  красавец?  Всё с ней  тебя  вижу?
Уж больно  прекрасен, ты змей...Ненавижу»!

6.

Дорогой  молчала  под  светлой  луною,
Склоняясь  от  лёгкой  метели...
И  вечные  звёзды над  нею  и  мною
На  пару  влюблённых  глядели...

Ямщик  осадил  у  подъезда   коней…
Она   мне  вдруг   тихо   сказала:
«Его  отпусти:  мороз  всё  сильней...»
А  после...вдвоём  поднимаемся к  ней -
Такого  ещё  не бывало...

Я  снял  с  неё  скользкую  шубку  от  снега,
Она  с  волос  сбросила  мокрую  шаль…
И  вот - поцелуев желанная  нега!..
Того, кто  не  ведал те чувства, мне  жаль...

И  смуглые  руки  тянулись  к  объятью,
И  падало  на  пол  прекрасное  платье,
И  то,  что  луна  всё  в  окошко  смотрела -
Нам  с милою не  было  дела..

Наутро,  склонившись,  она  мне  сказала: 
-"Я  вечером  нынче  уеду  домой...
Не  провожай -  отвезут   до  вокзала",
И  мокрой  от  слёз  прислонилась  щекой…
-"Теперь  же  прости... Я  очень  устала...

Я  всё  напишу,  только   ты  не  грусти
О  нашей  с  тобой  дальнейшей  судьбе...
Как  только  приеду  - я  тут  же  тебе
Отправлю  письмо - лишь  неделя  в  пути.."

Я  встал,  осторожно  оделся   и  нежно
Волос  лишь  коснулся  немыми  губами...
И  мысленно  сна  пожелав  безмятежно,
На  улицу  вышел  и  шёл  всё  дворами...

Шёл  долго  по  свежему,  липкому  снегу:
Всё   было  спокойно,  метель  прекратилась...
С  пекарен  несло   новой  выпечкой,  хлебом -
Я  сердца  не  слышал… Оно  и  не  билось...

Дошёл  я  до  Иверской… В  ней,  как  знамение,
Пылали   костры   от  зажжённых  свечей...
И  там,   на  растоптанный  снег   на  колени
Упал  средь  убогих   и  нищих  людей...

Не  помню,  как  долго  я  плакал  сквозь  ладан,
Не  зная  ещё,  как  жесток  будет  век...
И, вдруг,  мне  старушка  с  несчастнейшим  взглядом,
Сказала: «Не убивайся же так - это  грех…»

Письмо  получил  я  спустя  две  недели…
На  улицах   март,  зазвенели  капели…

«В  Москву  не  вернусь:  есть иная  дорога...
Ты  больше  меня  не  ищи  и  не  жди.
Я  выбрала  путь не для жизни - для Бога...
Сам  видишь  ведь: разные  наши  пути...

Сперва  послушание...Постриг  потом...
Волнуюсь,  но  рада всё думать  о  том...
Ответ  не  пиши  - боль сильна от разлуки,
Не  продлевай   нам  сердечные  муки».

7.
Я  выполнил  просьбу  и  начал   спиваться
По  кабакам,   опускаясь   безбожно...
А   после помалу  стал  поправляться,
Но  жил  так  безрадостно,  безнадёжно...

Спустя  года  два,  перед  самой  войной
Был  тихий  и  солнечный  вечер...
Такой  же,  как давний тот - памятный  мой  -
Счастливейшей  нашей  с  ней  встречи...

Извозчика  взял   и поехал  в  Собор...
Красиво  и  нежно  пел  девичий  хор...
Я  долго  стоял,  не   прося   ни  о  чём,
Лишь  глядя  на  золото  старых  икон...

И  даже   вздохнуть  было  боязно  мне
В  пустой  русской  церкви, в  её  тишине...

Потом  по   Ордынке   всё  ездил я  шагом,
По  улицам  тёмным  в  сиреневом   снеге
И  плакал,  и  плакал, но  в  сладостной  неге
И  больше   печаль  не  казалась  мне  адом…

И  вот,  у  ворот  Мариинской  обители
Вдруг  вижу  - выносят  хоругви,  иконы...
За  ними  монахини,  Бога  служители,
Хранящие   истово   божьи  законы…

На  них  белый  плат, в  руках  свечи  в  огне..
Я  зорко  глядел - то  не  чудилось  мне:
Одна  из  них  пламя  зачем-то  закрыла
Рукою  у  ясно  горящей  свечи,
И  темный  свой  взгляд   на  меня  устремила...
Что  видеть  могла  она  в  зимней   ночи?...

Ужели  узнала,   ужель  разглядела?...
И  только  окликнуть  меня  не  посмела..?

Я  вышел  тихонько  за  церкви  ограду -
Вдруг сердце  забилось и  будто  бы  радо...

И  колокол  пел,  громким  эхом   даря:
Знать помнит!  Знать любит с  того  ещё  дня!...

И  молится  свято,  крест  Божий  творя,
За  русскую  душу,  а  с  ней  за  меня...