О вере. О надежде. О любви

Проходил мимо. Нет, не мимо. Точно.
Понимаю, тоскно. Надо выпить срочно.
Открываю двери, прохожу к стойке.
Да, видок - не очень. Как у крыс с помойки.

Ни телес, ни лика. Лишь зимы морда.
Ну, оно понятно. Глупость - вера гордых,
а во мне сей дряни - что на взвод с ротой.
Но не суть, ведь сути вызывают рвоту.

Заказал на баре четверной виски.
Мне нельзя по капле. Существуют риски,
в мелочах исчезнув, не познать легкость
и поддаться мраку, что с издевкой бьет в кость

Старый бармен выдал и сказал тихо:
- Ты бы это, кореш, не искал здесь лихо.
Тут сегодня праздник молодых тушек,
а они такие, что тебя потушат.

Я глоток сделал. Нервно стиснул пальцы.
Понимаешь, я же из ослов-скитальцев -
чистый ум с шерстью, дофига упертый,
так что в состояньи отлупить и черта.

Говорю челу:
- Ты чего-то вякнул? -
а потом стаканом да о стойку брякнул
так, что тот в осколки. Бармен в миг сгинул,
я же, дав свободу затяжному сплину,

вынул из кармана полосу стали
и поведал бару о своей печали
возвращенца с линий, где война - проза,
а не новость с сайта «Драмы и курьезы».

Тишину можно было резать бритвой.
Я же вдруг припомнил мамину молитву
и, вздохнув горько, полоснул беззвучно
по запястьям рук, что в мир стреляли кучно.

И никто не стал мне предлагать помощь.
Все глазели будто я предстал искомым
для сердец этих. Великаном духа,
что глотнул реальность и познал непруху.

А мудак за стойкой мне налил полный
и поднес граненый, источая волны
страха жить и счастья, что сидит дома,
а не ищет смерти, как любви истомы.

Кровь стекала тихо. Бар молчал громко.
Со спины слетела пегая котомка -
дар комвзвода. Виски проникал в душу.
Я не трусил раньше. А теперь вот трушу.

Впрочем, что бояться? Впереди - вечность.
Я - балбес, наверно, коли шел по встречной,
а не жался с людом, что на жизнь дрочит,
на пространстве узких, как окоп, обочин.

В голове пусто. Я допил шотландца
и сказал бармену:
- Боевые - в ранце.
Заберешь за виски, с остальным - к нищим.
Все раздай блаженным, кто застрял на днище.

А меня выбрось. Пусть съедят собаки.
Полоснул повторно по венам на всякий
и упал под стойку, бормоча песню
из Лу Рида. С нею как-то интересней

уходить отсюда. Стал весь мир глуше.
Я опять в окопе. Я опять не трушу.
Я опять стреляю по своей тени.
Я - надежды капля во взрезанной вене.