Москва-16. 10. 1941

Не дай Бог
Перед боем
Передаться страху
От воина-кавалериста
Его коню!*

Об этом
Командиры знают
Исстари.
И оттого,
Перед атакой
Сахар лошадям
И водку, -
("На коня"), -
Перед командою:
"По кОням!", -
Бойцам-кавалеристам
СтаршИны
Выдают.

.......................................................
*  - См. нижеприведенное Приложение.

Артем Кречетников
            
                16 ОКТЯБРЯ 1941-го года В МОСКВЕ.
         https://www.bbc.com/russian/features-37552488

       Фраза "Москва зашаталась" вошла в обиход во второй половине XVII века во время восстания Разина. Еще больше она применима к ситуации 16-19 октября 1941 года, когда на фоне продвижения вермахта в столице возникла паника, вылившаяся в массовое бегство и анархию.

       Вопреки распространенному мнению, началась она не спонтанно.
      
       Стихию вызвал, как, впрочем, и погасил четыре дня спустя сам Иосиф
Виссарионович  Сталин.

                УГРОЗА ГОРОДУ.

       2-12 октября войска Западного, Брянского и Резервного фронтов потерпели тяжелое поражение под Вязьмой.

      Прекратили существование пять советских армий, - немцы захватили в "котле" 660 тысяч пленных, 1242 танка, 5412 орудий, и продвинулись к Москве на 120 километров.

      Руководство СССР узнало о германском ударе 4 октября из выступления Гитлера по радио.

      В 2:30 8 октября Георгий Жуков, посланный Ставкой выяснить обстановку, доложил Сталину: "Бронетанковые войска противника могут внезапно появиться под Москвой".

      14 октября пал Калинин (ныне Тверь), спустя сутки Можайск.

      15 октября Сталин, обычно приезжавший в Кремль около полудня, приказал собрать политбюро к 9 утра и объявил соратникам, что им надлежит эвакуироваться до вечера, а сам он покинет город на следующий день.   

      Из высшего руководства во время кризиса в столице, кроме него, оставались только Берия, Микоян и Косыгин.

      Член Военного совета Московского военного округа генерал Константин Телегин в мемуарах погрешил против правды, написав: "Обывательские домыслы, а то и просто трусость отдельных людей породили провокационные слухи о якобы готовящейся сдаче Москвы".

      Партийные функционеры и наркомы поделились новостью с подчиненными и семьями.

      Поползли слухи.   

      Вечером Совинформбюро передал по радио  невнятное, но тревожное сообщение об ухудшении положения на западном направлении и "прорыве обороны на одном из участков".

                СПАСАЙСЯ, КТО МОЖЕТ!

      Самые пессимистические предположения подтвердились на следующее утро, когда, единственный раз в истории, не открылось московское метро. Приказ подготовить его к уничтожению отдал накануне нарком путей сообщения Лазарь Каганович.

      Именно это стало для массы лишенных достоверной информации и привыкших к постоянному обману граждан недвусмысленным сигналом: если уж метро встало, значит, конец.

      Добравшимся до работы объявляли, что предприятия закрываются, но ничего толком не сообщали о порядке эвакуации и вообще их дальнейшей судьбе.

      В результате люди стали действовать по принципу: "Спасайся, кто может!", а пример показывало большое и малое начальство.

      Согласно многочисленным документам и свидетельствам, подобное творилось во многих местах с начала войны.

      "Облисполком распустил свои отделы, большинство работников с семьями уехали, НКВД также сворачивает работу. Все думают, как бы эвакуироваться самому, не обращая внимания на работу своего учреждения. Председатель горсовета Азаренко загрузил в грузовик бочку пива, чтобы пьянствовать в дороге", - говорилось, в частности, в докладе военного прокурора Витебского гарнизона от 5 июля 1941 года о ситуации в городе.

       Но в Москве номенклатуры и привилегированной интеллигенции было намного больше, и находились они на виду.

                КАРТИНЫ С НАТУРЫ.

      "Десятки тысяч человек пытались вырваться из города на восток. На Казанском, Курском и Северном [ныне Ярославском] вокзалах народ брал штурмом поезда, по шоссе Энтузиастов шли вереницы забитых людьми и скарбом автомобилей, автобусов и гужевых повозок", - повествует историк Леонид Млечин.

       Десятиклассник 407-й московский школы Лев Ларский утром 16 октября оказался возле Заставы Ильича.

       "По знаменитой Владимирке при царизме гоняли в Сибирь революционеров. Теперь большевики сами по ней бежали на восток.

       Я сразу определял, какое начальство драпает: самое высокое в заграничных лимузинах с "кремлевскими" сигнальными рожками, пониже в "эмках", более мелкое в старых "газиках", самое мелкое - в автобусах, машинах "скорой помощи", "Мясо", "Хлеб", "Московские котлеты", в "черных воронах", грузовиках, пожарных машинах.

       А рядовые партийцы бежали пешком по тротуарам, обочинам и трамвайным путям, таща чемоданы, узлы, авоськи и увлекая личным примером беспартийных".

       "В три часа на мосту произошел затор, - вспоминал Ларский. - Вместо того, чтобы спихнуть с моста застрявшие грузовики и ликвидировать пробку, все бросались захватывать в них места.

       Те, кто сидел на грузовиках, отчаянно били нападавших чемоданами по головам.

       Атакующие лезли друг на друга, врывались в кузова и выбрасывали оттуда оборонявшихся, как мешки с картошкой.

       Но только захватчики успевали усесться, только машины пытались тронуться, как на них бросалась следующая волна.

       Ей-богу, попав впоследствии на фронт, я такого массового героизма не наблюдал…".

       "По шоссе Энтузиастов неслись на восток автомобили вчерашних "энтузиастов", груженные никелированными кроватями, кожаными чемоданами, коврами, шкатулками, пузатыми бумажниками и жирным мясом хозяев всего этого барахла", - свидетельствовал журналист Николай Вержбицкий.

       Во второй половине дня встали трамваи и троллейбусы, перестало работать отопление, начался массовый грабеж магазинов и складов под лозунгом: "Не оставлять же немцам".

      "В очередях драки, душат старух, бандитствует молодежь, а милиционеры по два-четыре слоняются по тротуарам и покуривают: "Нет инструкций", - живописал Вержбицкий наступивший хаос.

                БЕЗ ОГЛЯДКИ.

       Из секретной справки Московского горкома партии и прокуратуры Москвы:

      "16-17 октября из 438 предприятий, учреждений и организаций сбежало 779 руководящих работников. Было похищено наличными деньгами 1 484 000 рублей, а ценностей и имущества на 1 051 000 рублей. Угнаны сотни легковых и грузовых автомобилей. Выявлен 1551 случай уничтожения коммунистами своих партийных документов вследствие трусости в связи с приближением фронта".

      18 октября заместитель Берии Иван Серов сообщил шефу, что сотрудники железнодорожной милиции нашли на Курском вокзале 13 брошенных чемоданов с постановлениями горкома и личными делами номенклатурщиков.

      Старший майор госбезопасности Шадрин доложил заместителю наркома внутренних дел Всеволоду Меркулову о результатах обхода здания ЦК ВКП(б) на Старой площади: "Ни одного работника оставлено не было. В кабинетах царил полный хаос. Многие столы взломаны, разбросана всевозможная переписка, в том числе секретная. Совершенно секретный материал, вынесенный в котельную для сжигания, оставлен кучами".

      "Мой папа работал в Институте профессиональных заболеваний имени Обуха. Партийная верхушка института бежала, увезя с собой весь спирт, хотя знала, что он переоборудуется в госпиталь, и скоро привезут раненых", - вспоминала художница Алла Андреева.

      Секретарь Союза писателей Александр Фадеев докладывал в ЦК, что автор слов "Священной войны" Василий Лебедев-Кумач "привез на вокзал два пикапа вещей, не мог их погрузить в течение двух суток, и психически помешался".

      Возник горький анекдот: "Медаль за оборону Ленинграда на муаровой ленточке, а за оборону Москвы на драповой!".

      "Руководителей страны и города охватил страх.
 
      Стала ясна слабость системы, казавшейся столь твердой и надежной, безответственность огромного и всевластного аппарата, трусость сталинских выдвиженцев.

      Думали только о собственном спасении, бежали с семьями и личным имуществом и бросали столицу на произвол судьбы", - резюмирует Леонид Млечин.

                нАРОДНЫЙ ГНЕВ.

      Реакцией рядовых москвичей, не имевших возможности бежать - пешком далеко не уйдешь - стал всплеск ненависти к начальству, которое до войны обещало победить любого врага малой кровью, требовало самоотверженности, репрессировало за опоздание на работу и малейшее сомнение, туда ли ведет оно страну. Стоило показать слабость и растерянность - "единство партии и народа" и безропотное послушание улетучились, как и не было их. По словам Леонида Млечина, "исчез страх, а с ним и советская власть".

       "Кругом кипит возмущение, кричат о предательстве, о том, что капитаны первыми сбежали с кораблей, да еще прихватили ценности.

       Вспоминают обиды, притеснения, несправедливости, зажим, бюрократическое издевательство чиновников, зазнайство и самоуверенность партийцев, драконовские указы, газетную брехню и славословие", - записал в дневнике Николай Вержбицкий.

       Участник обороны Москвы Михаил Коряков, командированный 16 октября из воинской части за противотанковыми минами, въехал в столицу по Ярославскому шоссе и первым делом увидел разграбление толпой грузовика с маслом, сахаром и консервами под выкрики: "Взяться всем народом, распотрошить чемоданчики ихние".

       "Тучный человек в брезентовом дождевике и каракулевом картузе" уверял, что везет продукты работникам предприятия, отправленным на рытье окопов, но ему не верили: "Видали мы твои документы! Сам их отпечатал!".

       Чуть позднее Коряков стал свидетелем разгрома магазинов в самом центре, на Тверской и Кузнецком Мосту.

       "Как крысы с тонущего корабля, бежали из Москвы директора заводов, крупные советские чиновники, работники центрального аппарата, захватывая поезда и автомобили.

       Простой арод, не имеющий ни автомобилей, ни привилегий на проезд по железной дороге, перехватывал беглецов, избивал, устраивал им "станции Березайка - вылезай-ка".

       На заставах, установленных рабочими, потрошили чемоданы, находили пачки денег в банковской упаковке. В громадном и сложном аппарате обломились зубья ведущей шестерни: машина застопорила", - описывал Коряков свои впечатления.

                ГДЕ ДЕНЬГИ?

       Особое возмущение вызывали повсеместные задержки с выплатой выходных пособий.

       Типичную ситуацию обрисовал рабочий Григорий Решетин:

       "Придя утром на завод, обнаружили отсутствие руководства: оно уже уехало. Поднялся шум. Рабочие направились в бухгалтерию: по закону нам положено выплатить двухмесячный заработок. Кассира нет. Начальства нет. Никого нет. Начались волнения. Стены легких фанерных перегородок трещат под напором людей. Наконец, часам к двум дня деньги выдали и предложили: кто пожелает, следовать в Ташкент самостоятельно. Получив деньги, я пошел домой".

       В других местах все заканчивалось не столь мирно.

       Документальное представление о том, что творилось в Москве, дает справка начальника столичного управления НКВД Михаила Журавлева от 18 октября:

       "Группа рабочих завода № 219 напала на автомашины, проезжавшие по шоссе Энтузиастов, и принялась захватывать вещи.

       Ими было свалено в овраг шесть легковых машин.

       В рабочем поселке завода имели место беспорядки, вызванные нехваткой денежных знаков для зарплаты.
       Помощник директора Рыгин 16 октября, нагрузив машину большим количеством продуктов питания, пытался уехать с заводской территории, однако был задержан и избит рабочими.
       Арестованы пять организаторов беспорядков".


       "16 октября во дворе завода "Точизмеритель" в ожидании зарплаты находилось большое количество рабочих.
       Увидев автомашины, груженные личными вещами работников Наркомата авиационной промышленности, толпа окружила их и стала растаскивать вещи.
       Разъяснения оперативного работника районного отдела НКВД Ныркова рабочих не удовлетворили. Ныркову и директору завода Гольдбергу они угрожали расправой".


       "16 октября рабочие колбасного завода Московского мясокомбината имени Микояна растащили до 5 тонн изделий".

       "Директор Краснохолмского комбината Шилов разрешил выдать пятнадцати работникам комбината по три-четыре метра материала "бостон". Стоявшие у ворот рабочие, ожидавшие зарплаты, увидев выносивших материал, стали возмущаться и отнимать ткань".

       "На обувной фабрике "Буревестник" из за нехватки денежных знаков задержалась выплата выходного пособия. В связи с этим 16 октября в 17 часов рабочие снесли ворота и проникли на территорию".

       "Директор фабрики "Рот-Фронт" Бузанов разрешил выдать печенье и конфеты. Между пьяными рабочими произошла драка".

       "17 октября рабочие завода электротермического оборудования, требуя выдачи зарплаты, вооружились молотками и лопатами, окружили территорию завода, и никого не выпускали".

       "На шарикоподшипниковом заводе №;2 рабочие собирались большими группами и проявляли намерения сломать станки".

       "17 октября на Ногинском заводе № 12 группа рабочих в количестве ста человек настойчиво требовала от дирекции выдачи хранившихся на складе 30 тонн спирта.
       Опасаясь серьезных последствий, директор вынес решение спустить спирт в канализацию.
       Ночная смена вахтерской охраны завода оставила пост и разграбила склад столовой с продовольствием. Группа рабочих этого же завода напала на ответственных работников Наркомата боеприпасов, ехавших из Москвы, избила их и разграбила вещи".

       "17 октября собравшиеся у ворот автозавода ЗИС полторы тысячи рабочих требовали пропустить их на территорию и выдать зарплату.
       Вахтеру, охранявшему проходную, разбили голову лопатой, двух милиционеров избили".

       "16 октября слесарь мотоциклетного завода Некрасов похитил со склада спирт и организовал коллективную пьянку, в ходе которой призывал уничтожать евреев".

                "СТРАШНАЯ ПРОПАСТЬ".

       Автор идейных произведений о Гражданской войне писатель Аркадий Первенцев вспоминал, как пытался уехать из города, но дорогу преградила толпа. -

      "Несколько человек бросились на подножки, на крышу.

       Под ударами кулаков рассыпалось и вылетело стекло. Машину схватили десятки рук и сволокли на обочину, какой-то человек поднял капот и начал рвать электропроводку".

      "Я знаю русскую толпу.
      Эти люди в 1917 году растащили имения, убили помещиков, бросили фронт, убили офицеров, разгромили винные склады.      

      Я посмотрел на их разъяренные, страшные лица, на провалившиеся щеки, на черные, засаленные пальто и рваные башмаки, и вдруг увидел страшную пропасть, разъединявшую нас, сегодняшних бар, и этих пролетариев.

      Они видели во мне барина, лучше жившего при всех невзгодах пятилеток и сейчас бросающего их на произвол судьбы".

      В конце концов, Первенцева отпустили, отняв пиджак и унты на волчьем меху, и бросились грабить очередной правительственный ЗИС.

      "Летели носовые платки, десятки пар носков и чулок, десятки пачек папирос.

      ЗИС увозил жирного человека из каких-то государственных деятелей и его жену с черно-бурой лисой на плечах.

      Из машины вылетел хлеб и упал на дорогу. Какой-то человек прыгнул к хлебу, поднял его и начал уписывать за обе щеки…".

                ПЕРЕЛОМ.

      По свидетельству наркома авиационной промышленности Алексея Шахурина, 16 октября Сталин в его присутствии приказал первому секретарю МГК Александру Щербакову и главе исполкома Василию Пронину выступить по радио и начать наводить в городе порядок, однако указание было выполнено лишь на следующий день.

      17 октября заработал транспорт, на улицах появились армейские и милицейские патрули.

      Окончательный перелом наступил вечером 19 октября после заседания Государственного комитета обороны, на котором Сталин, задав присутствовавшим риторический вопрос: "Будем ли защищать Москву?" - тут же продиктовал постановление о введении в столице осадного положения.

      Документ, очевидно, составил он сам, о чем свидетельствует архаичный оборот в его начале: "Сим объявляется…".

      "Мне сейчас трудно описать чувство облегчения, успокоения, почти радости. Кто-то о нас заботится, нас не собираются оставить на произвол судьбы, немца к нам, может быть, и не пустят", - вспоминала москвичка Светлана Урусова.

      "Москва обновилась, переродилась, стала суровая, грозная и спокойная", - отметил Михаил Коряков.

      Историки практически единодушно подчеркивают роль назначенного 13 октября командующим Западным фронтом Георгия Жукова, который в "черный день" 16 октября на заданный ему Сталиным "как коммунисту" вопрос: "Отстоим ли Москву?", уверенно ответил: "Отстоим!".

      Однако, по мнению присутствовавшего на заседании ГКО Василия Пронина, до 19 октября были возможны и иные варианты.

      В ходе вышеупомянутого разговора с Жуковым верховный главнокомандующий приказал: "Все же набросайте план отхода войск фронта за Москву, но только чтобы кроме вас, [члена Военного совета фронта Николая] Булганина и [начальника штаба фронта Василия] Соколовского никто не знал".

      План был разработан и 18 октября утвержден Сталиным.

      Руководителям Ярославской, Ивановской и Горьковской областей показали карту генштаба с рубежом обороны, который надлежало создать на вверенных им территориях, если Москва будет сдана.

      "Сталин боялся уезжать из Москвы.
      Понимал, какое это произведет впечатление: и в стране, и за границей решат, что Советский Союз войну проиграл.
      В Кремле он - вождь великой страны. Как только сядет в поезд - превратится в изгнанника", - указывает Леонид Млечин.

      Так или иначе, именно личное решение Сталина остаться, судя по всему, давшееся ему нелегко, сыграло ключевую роль и в прекращении паники, и вообще в обороне города.
               
                ЗАБВЕНИЕ.

     Режим осадного положения предусматривал, помимо прочего, расстрел на месте грабителей и паникеров.

     Сколько человек расстреляли, неизвестно.

     По имеющимся данным, в ходе облав в городе задержали свыше 20 тысяч дезертиров и лиц без документов, которых направили в армию.

     За самовольное бегство и разбазаривание казенного имущества угодили под суд несколько второстепенных чиновников, в частности, заведующие отделами горисполкома Фрумкин и Пасечный, управляющий трестом местной промышленности Коминтерновского района Маслов, директор обувной фабрики Хачикьян, директор продбазы треста "Мосгастроном" Антонов и его заместитель Дементьев.

     Но в целом, с учетом природы тогдашнего режима, московская элита отделалась на удивление легко.

     Сталин решил предать забвению эту неприглядную историю, и в дальнейшем к ней не возвращаться.


                16 окьября 2020-го года..