Японский перец или корейцы на Сахалине

    Ким Ён Хва

    КОРЕЙЦЫ НА САХАЛИНЕ
 
    Очень сложно дать однозначную характеристику сахалинским корейцам. Ведь с момента появления  на Сахалине  почти четыре  поколения корейцев, проживая на одной и той же территории,  становились в своё время подданными трёх различных государств - японского, советского и, теперь уже, российского, испытав на себе все «прелести» и феодально-крепостнических отношений, и социалистического строительства «светлого будущего», и сегодняшнего полукапиталистического настоящего.
    Почти полуторавековая история сахалинских корейцев, спрессованная драматическими событиями 20 века, не только явилась отражением корейской истории вообще, но и ёмко обозначила трагедию всего корейского народа, которая продолжается и в 21 веке. Во всём мире уже не осталось разделённых государств и разделённых народов, только людей корейской национальности  в одной стране называют «хангукин», в другой - «букханин», в третьей – «дёсонин», а корейцы, проживающие в бывшем СССР, носят название «кореин». Мозаика этих наименований запечатлела разные пространственно-временные эпохи, в которых довелось жить корейскому народу. Сегодня для всех корейцев течёт одно время, но многие из них по-прежнему разделены, кто территориально, а кто и психологически.
Как, по каким критериям можно сравнивать  поколение моих родителей, постоянно мечтавших о возвращении на свою родину и всю жизнь проживших на чужой земле, более полувека пребывая в безмолвном вакууме, и нас, родившихся и выросших при социализме, познавших все достоинства и недостатки социалистического миропорядка, переживших перестройку и распад великого государства, но продолжающих жить в этой по-прежнему противоречивой стране? Нас, для которых маленькая часть этой огромной страны под названием «Сахалин» продолжает оставаться единственной родиной и которые долго не понимали, почему эта самая «родина»  ограничивала нашу свободу передвижения и волеизлияния, не признавала нас, как своих граждан и  вместо паспорта  выдавала вид на жительство, болезненно уязвляя человеческое  самолюбие.  Ведь даже отпетый преступник или опустившийся бомж имели паспорта и считались гражданами своей страны, а мы были как будто и не люди, а какие-то пришельцы, то ли из моря, то ли из-за моря, то ли вообще с другой планеты.
    А что такое Сахалин для поколения наших детей? Детей, не успевших   окрепнуть душою и в одночасье лишившихся моральных ценностей и нравственных ориентиров, мучительно ищущих себя и своё место в этом стремительно меняющемся мире. 
    Так кто же всё-таки мы – корейцы на Сахалине? Какими были наши деды и отцы, какими станут наши дети и внуки?
    Мне кажется, что несколько отдельных штрихов из жизни простого   советско-российского корейца будут искренним и честным дополнением к общей картине и помогут глубже, изнутри понять и Сахалин, и нас – корейцев, волею судьбы получивших звание «сахалинские».

Поколению моих родителей -
с низким поклоном

                ЯПОНСКИЙ ПЕРЕЦ

     Для большинства людей Сахалин -  это остров на Дальнем Востоке России, а для нас, корейских мальчишек, впервые в жизни увидевших белый сахалинский свет - это не остров, а целая родина, и не «малая», как сейчас говорят, а самая что ни на есть большая и настоящая, и не на краю света, а в самом его центре.
    Хоть в старину Сахалин часто называли краем, и не просто краем, а «краем каторги», потому что царское правительство ссылало сюда преступников и инакомыслящих. А в апреле 1869 года Александр II подписал указ о превращении Сахалина в официальное место каторги и ссылки. В старинных песнях того времени так и пелось: «Бежал бродяга с Сахалина...».
     Если для географов и новоявленных бизнесменов слово «Сахалин» ассоциируется с газом и нефтью, то для нас, сахалинцев, Сахалин – это, прежде всего, Чехов. Да, да… Антон Павлович Чехов, который с состраданием описал жизнь и быт сахалинчан, читай – каторжан, за что  их благодарное потомство увековечило его имя в названиях города, театра, горных вершин, речек.  Хотя Антон Павлович описывал каторжные  поселения ещё при царе Александре III, но и в наше время какой только народ  не побывал на Сахалине не по своей воле...
    Жили поселенцами и татары, жили кучно и обособленно, крикливо галдели на своём языке. Мы их пацанов обходили, не то, чтобы боялись, просто они жили на нашей стороне, на набережной, и как-то со своими драться было не принято. Баталии шли между «городскими» и «набережными». Крови не было, просто старшаки, как стая собак, охраняли свою территорию, а мы, мелюзга, как шавки, наскакивали первыми. Остались в памяти некоторые татарские слова: «киль манда» - иди сюда, «малай тиле» – мальчик-дурак. Через какое-то время татары исчезли.
    Потом появился народ, по-видимому, из-под Каспия. Рыбачили колхозом, который так и назывался - «Каспийский рыбак». И они схлынули, как волны. Но первыми уехали японцы. В один из дней приехали грузовики, солдаты помогли погрузить домашний скарб. Взрослые разместились на вещах, маленькие дети сидели на коленях родителей, а большие прилепились вокруг, стараясь тоже держаться родителей.  Все молчали и молча уехали. И мы молчали. Вчера только что разговаривали, играли, дрались (всякое бывало в детском мире). А сегодня впервые что-то было не так.
    От японцев, как позже и от татар, остался язык. Примечательно, что после войны прошло уже лет восемь-десять, и давно настали советские времена, а мы продолжали общаться меж собой по-японски, хотя японских детей было значительно меньше. По-японски говорили все дети в деревне, сплошь заселенной корейцами, в пяти километрах от города Найоси - Лесогорска.   И это продолжалось практически до шестидесятых годов несмотря на запреты родителей и внушения учителей.  Нас даже наказывали за общение на японском языке. Что это? Феномен японского языка или подсознательная связь с историей Кореи и, соответственно, с корейским менталитетом?   
    Постепенно мы начали говорить на «тарабарском» наречии, состоящем из русско- японско-корейских слов.
    Поколение моих детей   говорит только по-русски и практически не знает корейского языка.  Когда читаешь в прессе о том, сколько денег по всему миру тратит Южная Корея на обучение людей разных национальностей корейскому языку,   на ум  приходит ехидненькое – опять  выщёлкиваются. (Что есть, то есть, этого у корейцев не отнимешь - любят похвастаться). Но и своих зарубежных соотечественников они активно  поддерживают, обучая их  в первую очередь, языку, истории, искусству,   чтобы те становились носителями корейской культуры  в России  и  Казахстане,  Узбекистане и Китае и во многих других государствах мира. Через них, этнических корейцев, являющихся гражданами других стран,  будет быстрей происходить взаимное обогащение культур и, соответственно, укрепление дружбы и добрососедских связей между народами. Иностранцев тоже надо учить, чтобы лучше понимали Корею, пусть они и не станут после этого корейцами. 
    Описание «неблагонадёжных» обитателей Сахалинских поселений   будет не полным, если не упомянуть ещё одно поселеньице, в котором разместили нищих москвичек. Это были, так называемые, «тунеядки», высланные из столицы перед московской олимпиадой, дабы они не смущали иностранных гостей своими несоциалистическими замашками и поведением.  Жили поселенки в посёлке Медвежье, одно название которого говорит само за себя.  Настоящая глухомань, примерно в тридцати километрах от районного города Углегорска. Перед «доставкой» москвичек местных жителей отселили в другие отделения совхоза. Сначала  поселение огородили и выставили охрану. Потом всё убрали - бежать с острова Сахалин некуда. Во время  сельхозуборки   побывал в этом поселении один шофёр, командированный в совхоз на вывозку огурцов. Первое, что попросили бедные женщины - привезти хозяйственное мыло (стирать было нечем) и по возможности немного «дунькиной радости». Изощрённая жестокость, с которой власти относились к поселенкам, вызывала возмущение. Ведь какими бы «плохими» они не были, прежде всего, это  были женщины, и лишать их повседневных бытовых вещей было просто подло и гадко.
    Но вернёмся к послевоенному Сахалину. В то время отец мой работал дорожным мастером. На Сахалине после войны ощущался острый кадровый голод, и мало-мальски грамотный кореец или даже поселенец  могли работать на должностях  так называемого среднего звена. Отец мой был дипломированным учителем-корейцем из Казахстана, но после приезда   на Сахалин он  «почему-то» уже не мог работать в школе. Пришлось ему переквалифицироваться в дорожного мастера. Соседним участком заведовал поселенец-гуцул, дядя Федя или Хвёдор, как шутя называл  его отец, а тот называл отца - Кимыч.    Они быстро сдружились: одинаковая судьба, взаимная помощь на работе, близкое соседство. Жили  недалеко друг от друга в домах-насыпнушках, оставшихся с японских времён.
    Кстати, о насыпнушках. Я всё время думаю, почему японцы строили дома не из брёвен, а из тонюсеньких досок - ведь леса на Сахалине в то время было завались?  Да и двери в некоторых домах были раздвижные,  обклеенные бумагой. Может быть, так им было легче переносить разлуку с родиной?  Или они наперекор судьбе строили свои жилища на японский манер?  Как бы там ни было, благодаря такой конструкции лет в двенадцать я довольно сносно владел пилой и топором и мог свободно утеплять дом - отдираешь внешние доски и засыпаешь опилки в образовавшиеся пустоты. Вокруг дома сам делал завалинки. В четырнадцать лет я перепланировал квартиру и выкроил себе отдельную комнату. Правда, сёстры мои её тут же конфисковали. 
    Дядя Фёдор и отец, как заправские русские мужики, во время обеда или вечером после работы выпивали у нас дома. Я не скажу, что постоянно, но довольно-таки часто. Дядя Фёдор, по заведённому порядку, сам ходил в наш огород за закуской, может быть, из-за того, что отец хромал. Всякий раз он приносил разные овощи, но больше всего полюбил сладкий перец, который и составлял основу их растительной закуски.
    За эти выпивки моя мать, как и всякая другая женщина, невзлюбила Хвёдора, и дядя Федя, если была возможность, старался уйти домой до её возвращения с базара, на котором моя мама торговала овощами.
    Как-то раз, в дождливый день друзья зашли   домой вместе, но дядя Федя в огород не побежал - не хотелось, по-видимому, мокнуть под дождём. А   мой отец с ехидцей его и спрашивает:
    - Что, Хвёдор, не идёшь за гуцульской закуской?
    В ответ дядя Федя кивнул на подоконник, где стоял горшок с «японским перцем»:
    - Я вот этим закушусь.
    - Сдохнешь от горечи!
    - Да я гуцул, да шоб от этакой п...!.
    Здесь надо сказать несколько слов об этом «комнатном» растении.  Не знаю его правильное название, но у нас его так и называют - японский перец. Может быть, потому что перец этот в отличие от других растёт как-то наоборот. А, может быть, от того, что стручки на нём маленькие, но их очень много, и они какой-то невыразимо едкой жгучести.
    Так вот, этот самый гуцул дядя Хвёдор демонстративно срывает несколько перчиков и, осушив полстакана водки, бросает в рот целую горсть ярко-красных стручков.  Надо было видеть его лицо после того, как он пытался смачно разжевать и проглотить закуску. Глаза его покраснели и полезли на лоб, из них ручьём хлынули слёзы. Дядя Федя судорожно  потянулся за водой, а отец - куда пропала хромота! быстро притащил кашу и стал запихивать ему в рот.
    После этого случая дядя Фёдор, выпивая у нас, любовно поглаживал горшок с японским перцем и с мечтательной улыбкой приговаривал:
    - Вот пройдёт срок, и увезу я их на родину и буду хвастаться соседям, понимаешь, ни у кого нет, а у меня есть, вот лопнут от зависти.
    - Ну, ну, доживи до срока, - улыбнулся отец.
     И вот срок этот, наконец, пришёл, и стало известно, когда дядя Федя  уезжает.
    В тот день отец рано утром ушёл из дома, ничего не сказав, и мама была какая-то непонятная и не пошла на базар торговать.
    Утром к дому дяди Феди подъехала «Захарка», и стали грузиться — да что там грузить-то у поселенца! Уже часов в десять машина остановилась возле нашего дома.
    Дядя Федя зашёл и стоял долго, словно ожидая появления отца, затем махнул рукой и пробормотал:
    - Ну, ладно…
    И вышел, медленно, словно на ходулях пошел к машине. Мама вдруг схватила с подоконника горшок с японским перцем и, догнав дядю Федю у калитки, протянула его своему «злейшему врагу». Дядя Федя  осторожно принял  горшок из рук матери и бережно уложил его в машину. Вдруг он обнял маму, и они оба заплакали - мама навзрыд, а он молча, только его согнутые плечи подергивались.
    А я стоял, смотрел и думал, отчего они плачут - дядя Федя, наконец, возвращается домой, а ведь маме-то радоваться надо - собутыльник отца уезжает...
    По прошествии многих лет я понял значение этих слёз, и какая-то дрожь прошла по телу от жалости к родителям, дяде Феде и другим, обделённым судьбой,  сахалинским поселенцам.

    P.S. Отец мой с матерью через пятьдесят один год всё-таки побывали на своей корейской родине и прожили там целый месяц у родственников, месяц слёз. Отец узнал, что его мать перед смертью в течение месяца каждый день ходила на вокзал в Инчёне  встречать своего сына, да так и ушла на тот свет не в своём уме.
    Иногда я представляю, что бабушка моя умерла с улыбкой,  наконец-то встретив сына в мире своих безумных фантазий. От этого мне становится как-то  легче.
    Отец мой умер 31 июля 1996 года. По завещанию его сожгли, а пепел развеяли по морю. Наверное, так он хотел попасть на родину и воссоединиться со своей матерью. 
    Моей мамы не стало 18 июля 1999 года. Последние дни она провела  всё-таки в Корее, в доме  престарелых в городе Ансане. Она не прожила там и года.
    Мне, как старшему сыну, не удалось по корейской традиции похоронить своих родителей. На похороны отца опоздал ровно на полдня. До Южно-Сахалинска тогда плохо летали самолёты - страна моя была в раздрае. А мама… другая страна, и нужно было оформлять загранпаспорт, визу, да и средств на международный рейс не хватало, а  времени уже не оставалось, чтобы собрать  эти пресловутые  деньги.

       Моей сестре Ён Ден 

                ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА

    Моя старшая сестра Ён Ден была примерной девочкой, ходила всегда чистенькой, никогда не опаздывала в школу и училась хорошо. Сначала в корейской семилетней школе, а потом в средней русской школе. Средняя корейская школа тоже была, но только в пос. Ударном. Надо было уезжать и жить там в интернате. Мама не отпустила дочку из-за её неважного здоровья. Ён Ден была слабенькой и впечатлительной девочкой. Как-то она с классом ездила на экскурсию на маслозавод, где из молока делали сливочное масло. И там, в цехе по изготовлению масла, на своё несчастье, увидела крысу.  С тех пор она наотрез отказалась есть сливочное масло.
    После окончания школы Ён Ден поступила в Южно-Сахалинский пединститут, единственный вуз, который находился в областном центре. Сейчас он стал университетом.
    В то время корейцы, окончившие среднюю школу, могли поступать только в это высшее учебное заведение. Правда, законом не возбранялось поступать в вузы на материке, но оформление документов в местном ОВИРе затягивалось настолько, что будущие абитуриенты не успевали получить разрешение на выезд с острова к началу вступительных экзаменов.  И на следующий год могло повториться то же самое.
    Через три года после того, как сестра стала работать в школе, от неё пришло письмо, из которого мы с удивлением узнали, что она теперь Татьяна Сергеевна. Так, видите ли, звучит благозвучнее, и ученики хорошо это имя-отчество воспринимают, не то, что  Татьяну Анатольевну.
    Отец, прочитав письмо, хмыкнул — в то время все его звали дядей Толей. Сначала грузчики продуктового склада, которым он заведовал. А грузчик Абрам (нет, не еврей, просто  фамилия у него была Абрамов), когда надо было выпросить бутылку водки для бригады, величал отца не иначе, как Анатолий Петрович. Кстати, это ему всегда удавалось, может быть, он действительно был евреем - так убедительно просить не каждый грузчик умеет. А потом отца все так и звали, в том числе и директор Лесогорского торга.
    Однажды Абрам в обеденное время выступил на складе с  обвинительной речью  по поводу водки. Он был замечательным оратором  и в своих речах никогда не повторялся. Выслушав «докладчика», отец с ехидцей ответил, что не по адресу выступление, так как его величают не Анатолий Петрович, а Сергей Петрович! Надо было бы посмотреть в тот момент на Абрама.
    С тех пор все дети в нашей семье стали Сергеевичами и Сергеевнами.

Заключение. Несколько слов о сахалинцах и Сахалине.
(Небольшой историко-топонимический экскурс )
            
    Когда я начал искать в Интернете материалы, связанные с корейцами на Сахалине, то понял, что очень многих людей интересует эта тема. Даже известный кореевед Андрей Ланьков внёс свою посильную лепту в раскрытие темы, опубликовав в 2006г. в  «Сеульском вестнике» материал под одноименным названием, в котором  он описал историю появления корейцев на Сахалине. Но более подробная со статистическими выкладками история появления корейцев на Сахалине отражена в  большой статье Германа Кима, заведующего кафедрой корееведения Казахстанского национального университета. В статье, в частности, приводится информация о том, что после окончания Второй мировой войны, по данным Советского Союза, на Сахалине оставалось около тридцати тысяч корейцев, по японским источникам — около шестидесяти тысяч, а по данным из монографии американского историка Дж. Стефана послевоенное количество корейцев на Сахалине оценивалось примерно  в пятьдесят тысяч человек. Также Дж. Стефан в своей работе отмечает, что к 1941 г. численность корейцев на острове достигла 150 тыс. человек. Из них 100 тыс. человек во время войны  были вывезены для работы на японских шахтах, где не хватало рабочих рук (Stephan J. Sakhalin. Oxford, 1971, p. 186.). В настоящее время корейцев на Сахалине насчитывается примерно 27 тысяч (2010, Википедия).
Следует также отметить найденные по ходу поиска данные о том, что на Сахалине трагическая судьба выпала   не только на долю корейцев, но, пожалуй, более драматическим испытаниям подверглись исконные жители Сахалина – староверы, которые оставались на острове после русско-японской войны. Им первым выдали вид на жительство в СССР как лицам, не имеющим гражданства. У корейцев была хоть какая-то надежда на возвращение в родную страну и обретение корейского гражданства, у староверов не было даже этого.
    Сергей Федорчук в своём материале «Сахалин», опубликованном на веб-сайте japantoday.ru, так пишет о сахалинских старожилах:  «Прибывающие с материка переселенцы с подозрением относились к русским старожилам, считая их либо кулаками, либо японскими шпионами. Часть старопоселенцев была арестована по обвинению в шпионаже. Многие оказались в местах лишения свободы, так и не поняв, за что они были наказаны. Остальные десятилетиями жили в страхе». 

    Что стоит за словом «Сахалин»?

    Остров Сахалин - самый большой остров России. Своими очертаниями он напоминает большую рыбу, плывущую на север. Расположен остров между 45гр. и 54гр. с.ш. и между 141гр. и 144гр. в.д. Длина его без малого 950 км, максимальная ширина - 160 км, минимальная - 6 км (Охтинский перешеек). Площадь - 76,4 тыс. кв. км. От материка остров отделен Татарским проливом, от Японии - проливом Лаперуза. С запада и юга остров омывается теплым Цусимским течением, с севера и востока - холодным Восточно-Сахалинским течением. Большая часть Сахалина занята невысокими горами.  На Сахалине насчитывается более 16 тыс. озер. Самые большие - Невское (178 кв. км) и Тунайча (174 кв. км).
    В юношестве я думал, что Сахалин – богом забытый край. Ан нет! Оказывается, на острове жили еще синантропы (150-250 тыс. лет назад), а современный человек появился на Сахалине 10-15 тыс. лет назад. Случались и войны – на остров вторгались чжуржени, потом монголы. Аборигены Сахалина (айны) были данниками Ханской империи.
    Много споров по поводу названия острова. Вот одна из версий.  Река Амур по-монгольски называлась "Сахалян-улла". На карте "Татарии", изданной в западной Европе и изображавшей Сахалин полуостровом, в районе устья Амура надпись "Sachalien anga-hata", что по-монгольски означает "скалы черной реки". После того как, капитан Невельский установил, что Сахалин является островом, эту надпись составители карт отнесли к новому острову, который и стал с тех пор называться Сахалином.
    «Ы;миф» – древнее нивхское название острова Сахалин. Само слово «Сахалин» является тунгусо-маньчжурским производным от перевода нивхского словосочетания «Ы; миф» – Черная земля (По Косареву).
    Многие топонимические названия Сахалинской области носят айнские названия. Так слово «Сахалин», возможно, произошло от  айнского "сахарэн мосири", что означает волнообразная земля.
    Японцы называют остров «Сахалия Карафуто» или «Кабафуто», что одни источники трактуют как "березовый остров", другие - «китайский остров».

                *  *   *
    Но кто бы и как не называл этот удивительный остров, для меня, корейца по происхождению, наполовину русского по состоянию души, работающего в настоящее время в Республике Корея, где покоится прах моих предков, Сахалин навсегда останется незабываемой родиной. И сегодня не так важно: первая эта родина или вторая, реальная или историческая.  Главное для меня то, что здесь я впервые увидел небо, сделал первые шаги по земле, здесь я научился любить и ненавидеть, узнал цену свободе и научился отстаивать свою правоту.  Здесь я узнал,  что такое человеческая доброта, которая по сути своей не имеет национальных различий.  И если бы мне, российскому гражданину  корейской национальности, сегодня задали вопрос «Что бы я выбрал, если бы представилась возможность родиться заново, остров Сахалин или полуостров Корея?»,  я бы не стал спешить с окончательным ответом…

Фёдор Сергеевич Ким
апрель 2010 г.         

    От "соавтора": с Фёдором Сергеевичем, иркутянином, кандидатом химических наук, сотрудником ИГУ, мы познакомились в Южной Корее, где наш иркутский земляк преподавал и занимался научной деятельностью в Университете Пэ Джэ в г. Тэджон. Так получилось, что балагур-кореец стал близким другом нашей семьи, а наши дети так и называли его - дядя Федя.