Мартынов И. Г. Расцвет увлечения геннадиевскими ре

Мартынов И.Г. Расцвет увлечения «геннадиевскими» редкостями совпал, или вернее сказать, вызвал появление на свет в 1874 году профессионального поставщика этих прославленных редкостей. Таковым был Ив. Гавр. Мартынов (1840-1889), ученик Исакова, первый на Руси, присвоивший себе звание «антиквара». До него торговцы старыми книгами именовались просто книжниками, иногда старинщиками; позднее вошло в употребление слово «букинист», которое так понравилось, что некоторые торговцы писали на вывесках «Книжная торговля под фирмою "Букинист"». Магазин И.Г. Мартынова помещался в Петербурге на Литейном проспекте, в д. Шереметева. Несколько вкусивший плодов просвещения, владеющий языками и знакомый с заграничным рынком, он счастливо отличался от своих малограмотных собратьев и был популярен среди крупных коллекционеров, каковых, главным образом, и обслуживал, пренебрегая всеми остальными. Начав с 1883 года издавать антикварные каталоги, он сразу заявил себя в публике дорогим продавцом, но это его мало огорчало и он не считался с мнением большинства, имея определенный кружок покупателей, на которых и рассчитывал. Он мог бы спокойно обойтись и без каталогов, но как европейский человек, почуявший, по примеру Запада, обаяние для покупателя твердых цен, хотел укрепить эти цены печатными каталогами, а тем более в России это было новинкой. Каталоги его, составленные без всякой системы и даже при отсутствии алфавитного порядка, тем не менее были интересны обилием редкостей, а еще более впервые введенными в них «Desiderata». В этих «Desiderata» ясно обнаруживался спрос того избранного кружка собирателей, который Мартынов обслуживал. Искались геннадиевские редкости, петровские и новиковские издания, сатирические журналы XVIII столетия, книги по генеалогии, масонству, фольклору и по истории Москвы. Все эти списки перворазрядных редкостей, даже не редко уник, чрезвычайно любопытны и могли бы составить хорошую книжку первоклассных редкостей; особенно интересен материал по истории Москвы, для кого-то розыскивавшийся Мартыновым. Имели ли эти воззвания практические результаты, удавалось ли Мартынову что-либо получить из своих Desiderata? Увы, очень немного. И не мудрено. Каталоги Мартынова, будучи печатаемы в самом ограниченном числе экземпляров, вращались как раз в том же заколдованное кружке любителей, для которых эти редкости и предназначались. Проникни его каталоги глубже, в среду не собирателей, а в медвежьи углы держателей книг, в провинцию, куда не вступала еще дотоле ни одна нога столичного антиквария, результат, быть может, был бы и несколько иной, потому что по новизне приемов поисков, до Мартынова не практиковавшихся, ему, при полном отсутствии у него серьезных конкурентов, что-нибудь и удалось бы получить, но немногим более и в этом случае, ибо те «белые вороны», которые подобрал Мартынов в своих «Desiderata», не приходят скопом, не приходят тогда, когда их ищут, так сказать, профессионально, а являются они всегда невзначай и оттуда, откуда меньше всего их ожидают. Это — аксиома. При таких условиях дело с обслуживанием одними редкостями узкого кружка библиоманов не могло у Мартынова развиваться. Он больше искал, чем имел. У него спрос превышал предложение. Структура антикварного дела, в отличие от всех других предприятий, такова, что здесь успех не в моменте продажи, а в моменте покупки. И Мартынов хирел. Слава его, как певца геннадиевских и иных редкостей, блестела недолго. Дело обслуживания узкого кружка любителей одними редкостями оказалось нежизненным, по крайней мере, у нас на Руси. Собратья Мартынова по профессии не только не завидовали его успеху, а. смотрели на него с соболезнованием, как на пропащего. Один прыткий сынок входившего уже тогда в славу московского антиквария вздумал было начать издание каталогов, но получил от ретроградного родителя такой отпор, что должен был на время оставить свою затею. «Мало тебе примера Мартынова, хочешь и ты без штанов остаться», говорил ему отец. Бедный пионер по постановке в России антикварного дела на европейский образец действительно успех с каталогами имел очень слабый. Издав их 7 нумеров и опубликовав в них до 9000 названий, он тем и кончил свое предприятие. Ошибка Мартынова, имевшего все данные для широкого успеха, заключалась в двух причинах: ограниченном распространении своих каталогов и в высоких ценах, с которыми большинство собирателей примириться никак не могли, памятуя совершенно иную расценку, по которой еще можно было кое-что добывать у мелких букинистов. Правда, что он и не расчитывал на массу, таксируя книги для избранного кружка своих постоянных клиентов. Но это дело ненадежное и слишком рискованное, могущее неожиданно подвергнуться различным переменам. Постоянные и верные своему поставщику покупатели хотя и могут одни питать его, но все до поры до времени. Так случилось и с бедным Мартыновым, понадеевшимся построить свое благополучие на одних них.

Успех каталогов Клочкова и Шибанова. Неудачный дебют Мартынова в роли реформированного на европейский образец антиквария ошеломил было его собратьев, но время брало свое. Молодому поколению книжников душно было вести дело в узких примитивных рамках своих предшественников. До них доходили иностранные каталоги, они чувствовали их несомненный успех. Это была пора любительского спорта. Хотелось нащупать новых покупателей. Более передовые книжники смекали, что должны быть интересующиеся редкой книгою и не в одной их округе, не только тот замкнутый десяток, который к ним заглядывал, но и где-то еще и в других городах. Назрела пора обслуживания провинции. За это дело первые взялись Клочков в Петербурге и Шибанов в Москве, одновременно начавшие в 1885 году издавать свои каталоги, широко распространяя их не только по всем культурным центрам России, но и заграницею. Успех был колоссальный. Клиентура, по крайней мере количеством, увеличилась в сотню раз. Отовсюду посыпались заказы, а еще более запросы и предложения без конца. Завязалась крепкая связь с городами, с разобщенной доселе провинцией, с далекой Сибирью. Последовал ряд «разъяснений» мнимо-редких, мнимо-распроданных изданий. Кому неизвестно, что существует масса книг, имеющих, так сказать, местную редкость? Еще Сопиков начал употреблять термин «редка в России», термин, можно сказать, смехотворный. Что значит «редка в России»? Кто же мешает выписать эту книгу из-за границы? Но и здесь, в России, мы знаем не менее курьезные явления. Кажется, недалеко отстоят Москва от Петербурга, а сколько есть книг, таксирующихся в Москве как распроданные, а в Петербурге от них полки ломятся, и обратно. Особенно неблагополучно стояло дело с провинцией. Харьков, Казань, Киев, Одесса, Варшава имели буквально залежи книг, считавшихся в Москве редкостями. Получить же здесь книгу, изданную во второстепенных русских городах, а тем более в Сибири, было явлением экстраординарным. Счастливец, которому удавалось раздобыть провинциальное издание, в восхищении рассказывал об этом, как о событии из ряда вон выходящем; слушающие завидовали ему, а в это время бедный автор прекрасного и важного труда, курский или вятский, горько сетовался на судьбу, что книга не идет у него с рук.