Родина моя

Заблудило, ветром закрутило,
по дорожкам русским поносило...
Душеньку ж носило в городке Ельце,
тихую печаль носил я на лице.

Затерялись средь полей его следы;
купола и золочённые кресты…
Обнимает сердце светлой грустью,
всё пронизано и дышит Русью.

У реки смиренная церквушка,   
тычет маковкою в синь послушно.
Гулкий колокол к молению звонит,
крест златой в сиянии блестит, парит.
Что же сердце и тоскует, и болит?

С глаз слеза сочится у старушки,
и она склонилась низко до земли,
и поклоны бьёт: «О господи, внемли!»
Ветер рвёт на ней платочек белый, 
боль в глазах её заиндевела.

В бедах наших и скорбях Бога молит,
просит сыну милосердной доли.
Он за Русь воюет в ратном поле. 
И горчит в том поле горькая полынь,
словно материнская то боль и стынь.

Милостивое сердце ей дано,
плачет на ветру в страдании оно... 
А у церкви слышится гармошка,
кто буянит там вовсю – безбожно?

Потешает люд честной калека,
на Руси бывает так от века,
чтобы не было народу скучно:
то блаженный, то чудной Петрушка.

Эй, народ, держи считалку:
«Ёлки да моталки,
покатилось колесо,
укатилось далеко,
как судьбы веретено.
Ай, люли-люли...
Затерялось, где оно?»

И звенит его гармонь-трёхрядка:
«Не играйте же с судьбою в прятки...
Ай, люли-люли...
Лучше уж в пучину, чем в кручину,
не истлела бы души лучина...»

Глухо бьётся, вьётся в голосе тоска,
на Руси она бескрайня и горька.
грудь его вся в ранах и «заплатках»,
веселится лишь его трёхрядка.

А старушка помолилась за него –
ах, война коснулась горюна того:
каждому ж своя беда припасена,
а мужчинам каждому своя война…

А в церквушке тускло догорает    
Мной зажжённая оплывшая свеча;
как закат, стекающий у края,
где маячит сиротою каланча.

В поле ж русском ветер повевает.   
Что он ищет и к кому взывает,
во сырую землю слёзоньку роняет… 
И склоняюсь в думах тяжких до земли,
ты мои молитвы, Родина, прими.

Мне, как мать свою, Россию жалко;      
на дороге ждёт судьба-гадалка.
Лишь худого ей, гадалка, не сули,
видишь, ноги все её в седой пыли –
много горя на своём пути, снесли.

Но гадалка всё стращает: и сумой, 
и тюрьмой, и окаянною войной. 
А старушка-мать всё молит Бога:
сыну, ох, трудна ещё дорога.

И притих калека, поутихла хмель,
горькую из слов своих прядёт кудель:
«Передайте матушке родимой:
я её молитвами хранимый
А душа по ней болит – живая,
Ах, судьба лихая
покатила колесо,
укатила далеко. 

А старушка всё молилась за него – 
за Россию и за сына своего.

Сын ушёл на фронт: «А кто же, как не я!
Нам помочь, ох, надо зло осилить
нашей матушке святой России.
Ворон чужеродный, злющий, как змея,
вишь, косит своим свинцовым взглядом.
Знаю, что беду он кличет: «Чур, тебя!»
Ворог рядом, ворог за оградой,
и война гуляет – люто нас страша,
только непуглива русская душа».

И калека вторит: «Ворон, чур, тебя!»
Загудит нам с вече колокол, как встарь, *
ты звони, звони неистово, звонарь!
Православный люд наш, собирайся,
с ворогом на битву подымайся!

И набат гудит, и гул стоит людской –
супостата ох погнали – только вой…   
Гонит буйный ветер русский: «Гой, да гой…»

И калека пляшет, пляшут костыли,
и звенит опять гармонь-трёхрядка,
да с присвистом залихватским, ладным:
«Ай, люли-люли…
Было горюшко, а стала волюшка,
ах ты, русская раздольна долюшка...
Если б братцы Русь свою не сберегли,               
Лучше лечь бы в землю всем тогда костьми». 

Душеньку носило в городке Ельце,
тихую печаль носил я на лице.
Заблудило, ветром закрутило,
по дорожкам русским поносило.

Звоном мне дорожку огласило:
«На Руси не в слове – в вере сила!»   

Матушке России низко поклонюсь,
и старушке,
и церквушке,
а калеке дам полушку;
обо мне в считалке вспомнит пусть
и мою о родине тоску, и грусть.

Слышу отголосок радости в звонце,
петушок пропел мне на резном крыльце:
«Жить привольно на Руси,
в славном городке Ельце…
Здесь и Бунин, здесь и Пришвин,
здесь всё русское
в золочённом куполов венце...»   

Это всё, всё это – Родина моя!
Да и там, где степь, моё раздолье,
там гуляет русский ветер в поле...

Кличет колокол, благостно звеня...
У реки, у крохотной церквушки,
помолюсь я вместе со старушкой.

Оброню в народ свою считалку:
«Ай, люли-люли…
Ёлки да моталки,
было горько,
стало сладко,
вышла зорька
на Руси –
                вот и Ладно!»


*Сергий Радонежский