Наперекор волне

10

Не такая уж она плохая, эта чиновница. К такому глубокомысленному заключению пришел Сет, удалившись в свою комнату – как предполагалось, работать над сочинением о вреде насилия. Но вместо проклятого сочинения он занялся рисованием. В конце концов, у него впереди еще целая неделя, чтобы написать это дурацкое сочинение. И делов-то там не больше чем, на пару часов! Хотя он не считал сделку справедливой, но все же это лучше, чем быть исключенным из-за толстомордого Роберта.

Сет и сейчас еще, закрыв глаза, мог ясно представить всех трех Куинов в кабинете миссис Морфилд. Они стояли рядом с ним и бесстрашно смотрели в лицо всемогущей Морфилд. «Это было так… здорово!» – решил Сет и начал машинально набрасывать эту сцену в своей тетради.

Вот Филип в его шикарном костюме. Узкое лицо, аккуратная стрижка… Как на рекламе в журнале, предлагающей солидные вещи, которые по карману только богатым парням.

Затем Сет нарисовал Этана – серьезного, слегка взлохмаченного. Хотя Сет точно помнил, что Этан старательно причесывался перед тем, как войти в школу. И Этан получился именно таким, каким был на самом деле. Сразу видно: это парень, который зарабатывает на жизнь в море.

А вот Кэм – резкий, грубоватый, со злым огоньком в глазах.Большие пальцы рук засунуты в передние карманы джинсов. «Да. Именно так, – решил Сет.  – Кэм всегда так стоит, когда злится». Даже на этом наброске Кэм выглядел как человек, который всегда добивается того, чего хочет.
Последним он нарисовал себя, пытаясь быть объективным, и разочарованно вздохнул. Плечи слишком худые и костлявые. «Но не всегда же они будут такими!» – подумал Сет. Лицо тоже слишком худое – особенно в сочетании с большими глазами, – но и это поправимо. Когда-нибудь он станет выше, сильнее и не будет казаться таким хилым.

Зато он высоко держал голову, разве не так? Он ничего не боялся. А главное – он выглядел среди Куинов почти… почти своим!

«Задеваешь одного Куина – задеваешь их всех» – Вот что сказал Кэм… и Кэм не шутил. «Но ведь я не Куин, – думал Сет, хмуро разглядывая рисунок.  – Или, может, Куин? Я просто не знаю.

Да и неважно, был ли Рэй Куин моим отцом, как говорят некоторые. Важно только то, что я далеко от нее».

Ему всегда было безразлично, кто его отец. И сейчас безразлично – по крайней мере, так он себя уверял. Сет знал только одно: он хочет остаться здесь. Именно здесь.

Уже много месяцев никто не бил его – ни ладонью наотмашь, ни кулаком. Никто не накачивался наркотиками и не лежал так долго и так неподвижно, что казался мертвым. И в такие минуты Сет надеялся, что они действительно мертвые! Никакие обрюзгшие мужики не тянули к нему свои потные лапы, не щупали его…Но Сет сказал себе, что не будет думать об этом.

А вот поесть крабов было здорово, хотя он весь перепачкался. Оказывается, их надо есть руками. И эта мисс Спинелли совсем не такая уж строгая. И не неженка. Она просто сняла жакет и закатала рукава. И вроде бы она не следила за ним и не морщилась, когда он икал или чесал задницу…

«Она много смеялась», – вспомнил Сет. Он не привык к тому, чтобы женщины много смеялись, – если, конечно, не нанюхались кокаина. И у нее совсем другой смех. Смех мисс Спинелли не был ни безумным, ни отчаянным. Просто нормальный человеческий смех. Чуть хрипловатый.

И никто не говорил ему, что больше есть нельзя. Господи, он точно съел сотню этих уродов! Он даже с радостью съел салат, хотя и поворчал для порядка.

Как давно у него уже не сосало под ложечкой от жуткого голода! Так давно, что можно было бы и забыть это чувство. Но он не забыл. Он ничего не забыл.

Сет побаивался, что эта социальная работница захочет забрать его отсюда, но вроде бы все обошлось. И он видел, как она тайком совала маленькие кусочки крабов и хлеба Глупышу. Значит, она не может быть совсем уж плохой!

И все-таки лучше бы она была, например, официанткой, как Грейс. Тогда она бы ему больше нравилась.

Когда раздался негромкий стук в дверь, Сет быстро захлопнул тетрадь с рисунками и открыл другую, где уже была нацарапана первая дюжина из пятисот слов его сочинения.

– Да?

Анна просунула голову в дверь.

– Привет. Можно зайти на минутку? Фантастика! У него просят разрешения! Интересно, что она станет делать, если он скажет «нет»? Просто повернется и уйдет? Но он решил, что не стоит дразнить судьбу.– Пожалуйста.

Войдя, Анна окинула взглядом комнату. Узкая кровать, неумело застеленная, крепкий комод и письменный стол, полки с книжками. На одной из полок стоял портативный стереомагнитофон, который выглядел очень новым, и бинокль, который таковым не выглядел. Покрашенные в светло-зеленый цвет стены, на окнах – белые жалюзи. И все-таки что-то здесь было не так…

«Не хватает беспорядка, – подумала Анна.  – Всякого мальчишечьего хлама. Старых сломанных игрушек, прикнопленных к стенам плакатов… Но в углу посапывает щенок, а это – отличное начало».

– У тебя очень мило, – Анна прошла к окну, – и отличный вид: залив, деревья. Ты можешь наблюдать за птицами. Я, например, купила книжку о местных водоплавающих птицах, когда переехала сюда из Вашингтона. Чтобы различать их. Должно быть, здорово каждый день видеть белых цапель?

– Наверное.

– Мне здесь нравится. Было бы странно, если бы не нравилось, правда?

Сет осторожно пожал плечами.

– Не знаю. По-моему, здесь нормально. У меня все в порядке.

Анна обернулась, взглянула на его тетрадь.

– То самое ненавистное сочинение?

– Я его начал…

Сет поспешно схватил тетрадку и нечаянно скинул другую на пол. Прежде чем он успел подобрать ее, Анна нагнулась и подняла ее сама.

– О, какая прелесть! – Упавшая тетрадка раскрылась на рисунке с Глупышом, и Анна подумала, что художник очень точно схватил его милое и глуповатое выражение.  – Это ты нарисовал?

– Ну и что? Разве нельзя? Я же работаю над этим чертовым сочинением!

Если бы Анна не была так очарована рисунком, то вздохнула бы.

– Замечательно! И так похоже… – Ей безумно хотелось перевернуть страницу, посмотреть, что еще нарисовал Сет, но она не поддалась искушению и положила тетрадку на стол.  – А вот я не могу прилично нарисовать даже домик.

– Ничего особенного. Просто баловство.

– Ну, если он тебе не нужен, может, подаришь мне?

«Какая-то хитрость», – подумал Сет. Она ведь уже надела свой жакет, держит в руках портфель. Настоящий социальный работник, а не женщина, которая хохотала над вареными крабами.

– Зачем?

– Видишь ли, я не могу держать собак в своей квартире. Разве справедливо, если пес целый день сидит взаперти, пока я на работе? А я так люблю собак! Когда буду жить в отдельном доме с двором, то обязательно заведу парочку. Но до тех пор приходится играть с чужими собаками…

Это показалось Сету странным: он всегда был уверен, что взрослые правят миром, часто безжалостной рукой, и получают все, что хотят, когда хотят.

– Почему же вы не переезжаете куда-нибудь?

– О, не все так просто. Дом, где я живу, находится близко от работы, и квартплата приемлемая. Придется подождать, пока я смогу позволить себе собственный дом с двором.  – Она подошла к окну и немного помолчала, завороженная спокойствием пейзажа. В восточной части неба мигнула первая звезда, и Анна чуть не загадала желание.  – Где-нибудь около воды. Как здесь.

Она отошла от окна и присела на край кровати лицом к мальчику.

– Я, собственно, просто хотела узнать, не хочешь ли ты поговорить со мной или спросить о чем-нибудь.

– Нет. Ничего.

– Ладно.  – Она и не ожидала, что он будет откровенничать с ней.  – Но, может быть, тебе хочется узнать, что я думаю о вашей жизни? – Сет пожал плечами, и она восприняла это как согласие.  – Я обнаружила здесь полный дом парней, которые пытаются решить, как ужиться друг с другом, как сделать так, чтобы все получилось. Четверо очень разных мужчин, которые все время натыкаются друг на друга. И я думаю, что все вы еще наделаете ошибок и наверняка будете раздражать друг друга, спорить. Но я также думаю, что… в конечном счете у вас все получится. Потому что вы хотите, чтобы получилось, – добавила она с улыбкой.  – Каждый по-своему, но все вы хотите одного и того же.
Анна встала и вынула из портфеля визитную карточку.

– На обратной стороне я написала номер домашнего телефона. Думаю, мне незачем приезжать пока сюда… в качестве официального лица. Но, может быть, я вернусь за рисунком, если ты все-таки решишь мне его подарить. Желаю удачи с сочинением.

Когда она направилась к двери, Сет неожиданно вырвал рисунок с Глупышом из тетрадки.

– Если хотите, можете взять сейчас.

– Правда? – Анна взяла листок и ласково улыбнулась.  – Боже, как он очарователен! Спасибо.

Повинуясь невольному порыву, она наклонилась поцеловать Сета, но мальчик так резко дернулся и отпрянул, что ей стало не по себе. Отругав себя за то, что совсем забыла об эмоциональной дистанции, которую следует соблюдать, она выпрямилась и попыталась загладить неловкость:

– Пожелай Глупышу спокойной ночи за меня. Спускаясь по лестнице, Анна убрала рисунок в портфель. Филип бренчал на пианино, рассеянно подбирая по слуху какой-то блюз. Еще один талант, которому Анна завидовала. Она постоянно огорчалась, что у нее нет никаких талантов.Этана нигде не было видно, а Кэм беспокойно расхаживал по гостиной. Анна подумала, что эта картина прекрасно отражает характер каждого из троицы. Филип элегантно убивает время, Этан ищет уединения, а Кэм… Кэм выпускает излишек энергии.

А мальчик наверху рисует картинки и думает о чем-то своем…

Кэм поднял глаза, и, когда их взгляды встретились, Анну внезапно бросило в жар.

– Джентльмены, благодарю вас за чудесный ужин.

Филип встал и протянул ей руку.

– Это мы должны благодарить вас. Мы так давно не проводили время в обществе прекрасной женщины! Надеюсь, вы еще приедете.

«О, этому красноречия не занимать», – решила Анна.

– С удовольствием. Передайте Этану, что он гений. Спокойной ночи, Кэм.

– Я провожу тебя.

Она пожала плечами, стараясь не показывать, что рассчитывала на это.

– Сначала о деле, – сказала Анна, когда они вышли из дома.  – Я убедилась, что о Сете хорошо заботятся. За ним следят, обеспечивают, насколько возможно, домашний уют и поддержку в его школьной жизни. Конечно, ему необходима новая обувь, но это нормально для любого десятилетнего мальчика.

– Обувь? Что плохого в его обуви?

– Разваливается, – пояснила Анна, подходя к машине.  – Но это дело поправимое, и, безусловно, самая простая из проблем. Всем вам еще многое предстоит сделать, Кэм. Сет, несомненно, сложный ребенок. Я подозреваю, что он подвергался насилию – физическому и, возможно, сексуальному.

– Я это и сам понял, – буркнул Кэм.  – Можешь не волноваться: здесь с ним ничего подобного не случится.– Я знаю, – Анна положила ладонь на его руку.  – Если бы у меня было хоть малейшее сомнение, я давно бы забрала его отсюда. И все-таки я считаю, что необходима профессиональная психологическая консультация – ему и всем вам.

– Консультация? Чушь. Не хватает еще выворачиваться наизнанку перед каким-то низкооплачиваемым окружным психиатром!

– Многие низкооплачиваемые окружные психиатры отлично выполняют свои обязанности. Поскольку я сама – дипломированный психолог, меня, очевидно, тоже можно отнести к этой категории, о которой ты отозвался с таким презрением. Так вот, будь уверен, я хорошо знаю свою работу!

– Прекрасно. Ты поговорила с Сетом, ты разговариваешь со мной. Можем считать, что мы получили профессиональную консультацию.

– Не упрямься. Ты отлично меня понял, – сказала Анна нарочито кротким тоном.

Она знала, что ее спокойствие разозлит Кэма, но это было только справедливо. Ведь он уже разозлил ее!

– При чем тут упрямство? Я с самого начала оказывал тебе всяческое содействие.

«Более или менее, – подумала она, – и, если честно, больше, чем я ожидала».

– У меня другая специализация. Профессиональный психолог поможет всем вам не только увидеть то, что лежит на поверхности, но и понять корни проблемы.

– У нас нет никаких проблем!

Анна взглянула на него с удивлением: она не ожидала подобного жесткого сопротивления такому элементарному шагу.

– Проблемы всегда есть. Сет, например, боится, когда его трогают. А это серьезная проблема.

– Он не боится Грейс.

– Грейс? – Анна задумчиво поджала губы.  – Грейс Монро? Из того списка, что ты дал мне? – Да, она теперь помогает нам по дому, и парень без ума от нее. Может, даже немного влюблен.

– Что ж, это обнадеживающий признак. Но если ребенок подвергался насилию, в его душе остается неизгладимый след.

«Почему мы говорим об этом, черт побери? – нетерпеливо подумал Кэм.  – Почему говорим о психиатрах и расковыривании старых ран, когда я всего-то хочу несколько минут пофлиртовать с хорошенькой женщиной?»

– Мой отец избивал меня до полусмерти. Ну и что? Я выжил.  – Кэму было отвратительно вспоминать об этом. Стоять в тени дома, ставшего его убежищем, и вспоминать.  – Мать парня тоже избивала его, но больше она это делать не сможет. Тот этап его жизни закончился.

– Это никогда не заканчивается, – терпеливо сказала Анна.  – Невозможно начать жизнь с чистого листа. Невозможно совершенно избавиться от прошлого, нужно просто научиться жить с ним. Короче говоря, я рекомендую вам психологическую помощь и отмечу это в своем отчете.

– Валяй! – Кэм не мог объяснить, почему одна мысль о психиатре так бесит его. Он только знал, что ни за что на свете не заставит себя или братьев открыть перед кем-то те давно запертые двери.  – Можешь рекомендовать все, что хочешь. Это не значит, что мы должны подчиняться.

– Ты должен делать то, что лучше всего для Сета.

– Откуда ты знаешь, что для него лучше, черт побери?!

– Это моя работа, – холодно ответила Анна, чувствуя, что ее кровь начинает закипать. – Ах, работа? У тебя есть диплом и пачка бланков, а мы все это пережили и продолжаем переживать сейчас! Ты представления не имеешь о том, что испытывает человек, когда ему разбивают лицо, а он не в силах остановить это. А потом является какое-то бюрократическое ничтожество из округа, которое ни черта не понимает, но начинает решать, как ему жить дальше.

Ни черта не понимает? Не имеет представления? Анна вспомнила темную пустынную дорогу, собственный ужас и нестерпимую боль. «Нельзя – поддаваться чувствам», – напомнила она себе и на секунду закрыла глаза.

– Твое мнение о моей профессии было абсолютно ясным с нашей первой встречи.

– И тем не менее ты не можешь не признать, что я старался сотрудничать с тобой. Я обо всем информировал тебя и прислушивался к твоим советам.  – Кэм сунул большие пальцы в передние карманы джинсов – Сет сразу бы понял, что это означает.  – Но тебе все мало! Ты постоянно требуешь еще чего-то.

– Если бы я была не права, ты бы так не злился.

– Конечно, я зол! Мы с братьями лезли вон из кожи. Я только что отказался от лучшей гонки в моей карьере. У меня на руках ребенок, который иногда смотрит на меня как на врага, а иногда – так, словно я его спаситель. Господи помилуй, да я…

– И труднее быть его спасителем, чем врагом?

«Точно в цель», – подумал Кэм, и его возмущение только усилилось. Откуда она столько знает, черт побери?!

– Повторяю тебе: для парня будет лучше, если всех нас оставят в покое. Ему нужны ботинки? Я куплю ему эти чертовы ботинки.

– А что ты собираешься делать с его страхом? От этого страха невозможно откупиться!

– Сет справится.  – Кэм уперся, и теперь уже ничто не могло заставить его отступить. – Справится? – Несмотря на все ее усилия, гнев вспыхнул, на секунду сжал ей горло, но затем слова полились бурным потоком.  – Только потому, что тебе так хочется? Потому что ты ему прикажешь? Ты понимаешь, что значит жить с таким страхом? С таким стыдом? Когда пытаешься закупоривать его в себе, а он все равно брызжет ядовитыми каплями, даже если кто-то, кого ты любишь, хочет прикоснуться к тебе? Ты ничего этого не знаешь, а я знаю. Я точно знаю!

Анна рванула дверцу автомобиля, зашвырнула внутрь портфель, но Кэм схватил ее за руку:

– Подожди минуту…

– Убери руки! Немедленно отпусти меня! Но Кэм не подчинился – потому что она дрожала. Где-то во время спора ее профессиональное раздражение перешло в личную ярость, а он и не заметил.

– Анна, я не могу отпустить тебя в таком состоянии. Я только недавно потерял дорогого мне человека и не хочу, чтобы это случилось снова.

– Со мной все в порядке, – она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.  – Я вполне способна довести машину до дома. А когда ты будешь способен разумно обсудить возможность психологической консультации, позвонишь мне в офис и запишешься на прием.

– Послушай, почему бы нам не прогуляться? Нам обоим необходимо остыть, успокоиться.

– Я абсолютно спокойна! – Анна скользнула в машину и чуть не прищемила ему пальцы дверцей.

Когда она уехала, Кэм выругался. Ему страшно хотелось догнать ее, вытащить из машины и закончить этот дурацкий спор. Но он сказал себе, что гораздо лучше просто вернуться в дом и забыть об этом разговоре. Забыть о ней.

А потом Кэм вспомнил ее затравленный взгляд, ее голос, когда она сказала, что знает этот страх, этот стыд. Он понял, что кто-то причинил ей боль. И в этот момент все остальное перестало быть важным. Анна захлопнула дверь своей квартиры, скинула туфли и швырнула их через всю комнату. Если уж в ней вспыхивал гнев, он не остывал, откипев. Он бурлил и булькал, как на медленном огне, а затем выплескивался наружу.

Дорога домой вовсе не остудила Анну; наоборот – дала время ее кипящим чувствам достичь пика.

Портфель полетел на диван, за ним последовал жакет. Невоспитанный, упрямый, ограниченный мужлан! Анна вцепилась в волосы на висках и изо всех сил дернула. Почему она решила, что сможет достучаться до него?! Почему решила, что именно этого хочет?

Услышав стук в дверь, Анна застонала. Наверняка соседка хочет поделиться последними новостями или посплетничать.

Ну нет! У нее сейчас не то настроение.

Полная решимости ни с кем не общаться, пока не сможет разговаривать цивилизованно, Анна начала выдергивать шпильки из волос.

Стук повторился, на этот раз более громкий.

– Ну хватит, Анна! Открой эту чертову дверь! От ярости у нее зазвенело в ушах. Так значит Кэм преследовал ее до самого дома? Ему хватило наглости явиться сюда и думать, что она ему обрадуется? Вероятно, он настолько уверен в своей неотразимости, что не сомневается: она, ошалев от похоти, немедленно прыгнет на него. Ну что ж, его ждет сюрприз!

Анна подошла к двери и распахнула ее.

– Ты, сукин сын…

Кэму хватило одного взгляда на ее раскрасневшееся разъяренное лицо, спутанные волосы, сверкающие жаждой мести глаза, чтобы понять: было бы извращением найти все это возбуждающим. Но в таком случае он наверняка извращенец…
– Давай! – предложил Кэм, взглянув на ее сжатый кулак.  – Но учти: если ты меня изобьешь, тебе придется писать сочинение из пятисот слов о насилии в нашем обществе.

Анна угрожающе зашипела и попыталась захлопнуть дверь перед его носом. Однако Кэм оказался проворнее, обхватил край двери и навалился на нее всем телом.

– Я только хотел убедиться, что ты нормально добралась до дома. А поскольку все равно оказался по соседству, то подумал, что с тем же успехом мог бы подняться к тебе.

– Я хочу, чтобы ты убрался. Очень далеко! Признаться, я была бы не прочь, чтобы ты убрался прямо в ад.

– Понятно. Но прежде, чем я отправлюсь в это путешествие, дай мне пять минут.

– Я уже уделила тебе достаточно много времени.

– Тогда что изменят еще пять минут? Чтобы покончить с перепалкой, Кэм надавил на дверь – чем разъярил ее еще больше – и вошел.

– Если бы не Сет, я немедленно вызвала бы полицию, и тебя бы швырнули в тюрьму!

Кэм кивнул. На своем веку он повидал много разъярённых женщин и знал, что с ними надо проявлять осторожность.

– Да, и это я понял. Послушай…

– Я не желаю тебя слушать! – Анна все-таки двинула его в грудь, правда, после этого разжала кулаки.  – Ты упрямый осел, ты меня оскорбил, так что я вовсе не обязана тебя слушать.

– Хорошо, беру обратно свои слова насчет бюрократического ничтожества. Я понимаю…

– Ни черта ты не понимаешь! – перебила Анна.  – Ты мотаешься по свету, играя в свои рискованные игры, потом являешься сюда и воображаешь, что лучше всех знаешь, как помочь десятилетнему мальчику, с которым и месяца не знаком.

– Это не игры. Это моя профессия! – взорвался Кэм, моментально забыв о своих мирных намерениях.  – И чертовски хорошая профессия. И я действительно знаю, что лучше для этого ребенка. Я сам был таким долгие годы. А ты провела с ним пару часов и решила, что отлично справишься. Бред собачий!
– Справляться с подобными проблемами – моя работа.

– Тогда тебе следовало бы знать, что ни одна ситуация не похожа на другую. Может, некоторым и помогает, когда они выворачивают душу перед чужими людьми и позволяют анализировать свои сны.  – Он так тщательно все обдумал по дороге! Так логично! И теперь был полон решимости оставаться рассудительным.  – И если помогает – ради Бога. Но нельзя делать из этого шаблон. Необходимо рассматривать каждый случай отдельно. Всякая человеческая личность неповторима.

Анна никак не могла привести дыхание в норму, так что даже перестала пытаться.

– Я не делаю шаблоны из людей, которым призвана помогать! Я изучаю, я оцениваю каждую ситуацию, и, будь ты проклят, я не равнодушная! Те, с кем я работаю, для меня – не только имена на бланках. Я не бюрократическое ничтожество, которое ни черта не понимает. Я дипломированный социальный работник с шестилетним стажем. А кроме того, у меня есть опыт. Я хорошо знаю, каково это – чувствовать боль и страх, одиночество и беспомощность.

Ее голос внезапно сорвался, она прижала одну руку ко рту, а другой сделала ему знак уйти. Весь тот ужас снова поднимался в ней, и Анна знала, что не сможет остановить его.– Убирайся, – процедила она.  – Немедленно убирайся отсюда…

– Только не смей плакать! – Паника сжала его горло, когда первые жаркие слезы хлынули по ее щекам. Разъяренных женщин он понимал и умел справляться с ними. Рыдающие женщины делали его абсолютно беспомощным. Незаметно для себя он почему-то перешел на спортивный жаргон.  – Тайм-аут. Фол. Господи, не делай этого!

– Пожалуйста, оставь меня.

Анна отвернулась, мечтая только о том, чтобы он поскорее ушел. Но Кэм обхватил ее руками, прижался лицом к волосам.

– Прости, прости. Прости меня! – Кэм готов был просить прощения за что угодно, лишь бы она не плакала, лишь бы они оставались на равных.  – Я был не прав. Я грубиян, осел… все, что ты сказала. Не плачь, малышка!

Он повернул ее к себе лицом, крепко прижал к груди, стал целовать в лоб, виски. Его руки гладили ее волосы, спину. Затем его губы прижались к ее губам – ласково, успокаивая, утешая. Кэм шептал какие-то бессмысленные оправдания, обещания, просьбы. Но внезапно ее руки взметнулись, обхватили его шею, ее тело прижалось к нему, губы раскрылись.

Перемена произошла так быстро, что Кэм забыл обо всем, утонул в обжигающем поцелуе. Его рука запуталась в ее волосах, сжалась в кулак.

«Помоги мне, спаси меня, – билась в голове Анны единственная мысль.  – Не позволяй мне вспоминать, не позволяй ни о чем думать.Просто возьми меня». Она хотела, чтобы Кэм обнял ее еще крепче, хотела чувствовать его руки, его губы, дрожь его тела под своими пальцами. С ним, сильным, необузданным, она могла бы забыть обо всем.
Но когда Анна содрогнулась в его руках, застонала от его отчаянного поцелуя, Кэм внезапно дернулся как ужаленный и отстранился на длину вытянутых рук, держа ее за плечи.

– Это не… – Он понял, что должен остановиться, подумать хоть секунду. Мысли спутались, и вряд ли ему удастся привести их в порядок, если она будет смотреть на него этими влажными глазами, затуманенными страстью.  – Я сам не верю, что собираюсь сказать это, но все-таки скажу, – Кэм гладил ее руки, пытаясь сохранить самообладание, – сейчас не время, Анна. Ты расстроена и, возможно, сама не понимаешь, что делаешь… – Он все еще ощущал вкус ее губ, и это сводило его с ума – – . Господи, мне необходимо выпить!

Злясь и на него, и на себя, Анна прижала ладони к пылающим щекам.

– Я приготовлю кофе.

– Я имел в виду не кофе.

– Я знаю, но, если ты хочешь сохранить благоразумие, придется ограничиться кофе.

Анна прошла на кухню, включила кофемолку, поставила кофейник на плиту. Ее нервы были напряжены до предела, она и не представляла прежде, что может испытывать такие неистовые желания. Простое и привычное домашнее занятие успокаивало.

– Анна, если бы мы дошли до конца, ты потом могла бы подумать, что я воспользовался ситуацией.

Она молча кивнула, продолжая заниматься своим делом.

– Или бы я сам так подумал. В любом случае получилось бы нехорошо. Когда пользуются ситуацией, в этом всегда присутствует доля насилия. А для меня всегда было важно не смешивать секс и чувство вины.

Анна подняла на него глаза и тихим ровным голосом сказала: – Для меня это жизненно важно. Ты не представляешь, до какой степени.

И Кэм внезапно все понял. А поняв, испытал беспомощный гнев и жалость.

– Господи, Анна. Когда?!

– Когда мне было двенадцать лет.

– Прости.  – У него все сжалось внутри, заныло сердце.  – Прости, – повторил он, не находя других слов, – ты не обязана говорить об этом.

– Мы опять расходимся во мнениях. Именно разговор об этом в конце концов спас меня.  – Анна чувствовала, что не может больше молчать: – Мы с мамой поехали на день в Филадельфию. Я хотела увидеть Колокол Свободы, потому что в школе мы изучали Войну за независимость. У нас был старый автомобиль, просто драндулет, но мы все-таки добрались до города. Осматривали достопримечательности, ели мороженое, покупали сувениры.

– Анна…

Она с вызовом вскинула голову.

– Ты боишься услышать, что случилось?

– Может быть.  – Кэм запустил пальцы в волосы. «Неужели я действительно боюсь, что это изменит наши отношения?» – подумал он. И вдруг понял, что должен все узнать.  – Продолжай.

Анна достала чашки из шкафчика.

– Мы были только вдвоем. Как всегда. Мама забеременела в шестнадцать лет и никогда не говорила, кто мой отец. Мое появление, разумеется, очень сильно осложнило ее жизнь, ей пришлось испытать стыд, перенести множество лишений. Мои дедушка и бабушка были очень религиозны. Старая закалка, – Анна невесело усмехнулась.  – Настоящие итальянцы… Они не отказались от мамы, но я всегда чувствовала, что она старается держаться подальше и не осложнять им жизнь.

Так что мы жили в квартирке, размером примерно с четверть этой.

Анна поставила кофейник на стол, разлила по чашкам крепкий черный кофе.

– Это было в апреле, в субботу. Мама отпросилась с работы, чтобы мы смогли поехать. Мы отлично провели день и задержались дольше, чем планировали, потому что нам было очень весело. На обратном пути я дремала, а мама, должно быть, повернула не там, где надо было. Мы заблудились, машина сломалась, из-под капота пошел дым. Но мама не унывала и даже пыталась шутить. Мы съехали на обочину и вышли из машины. Просто стояли и хихикали: «Ну и дела! Какая неприятность!»

Кэм догадался, что надвигается, и ему стало тошно.

– Может быть, присядешь?

– Нет, все нормально. Мама подумала, что в радиаторе выкипела вода, – негромко продолжала Анна, словно вглядываясь в прошлое. Она до сих пор помнила, как тепло было тогда, как тихо, как луна выплывала из-за клубящихся облаков и снова скрывалась за ними.  – Мы уже собирались вернуться до ближайшего дома и попросить помощи, когда мимо проехал автомобиль… и остановился. В нем было двое мужчин, один из них высунулся из окна и спросил, какие у нас проблемы.

Анна поднесла к губам чашку, отпила глоток.

Ее руки больше не дрожали. Она была готова рассказать и снова прожить все это.

– Я помню, как мамина рука сжала мою, сжала так сильно, что мне стало больно. Только потом я поняла, что она испугалась. Мужчины были пьяными. Мама сказала, что мы идем к дому ее брата, что все в порядке, но они все-таки вылезли из машины. Мама загородила меня собой. Когда первый из них схватил ее, она крикнула, чтобы я бежала. Но я не могла. Я не могла шевельнуться. Он смеялся и хватал ее, а она отбивалась. Когда он затащил ее за ближайшие деревья и бросил на землю, я подбежала и попыталась оттолкнуть его. Но, конечно, мне это не удалось, а тот, второй мужчина схватил меня и порвал мою блузку.Беззащитная женщина и беспомощный ребенок. От ярости и бессилия руки Кэма сжались в кулаки. Ему хотелось вернуться в ту ночь, на ту пустынную дорогу и бить, бить, бить…

– Он смеялся, – тихо сказала Анна.  – Секунды две я видела его лицо очень ясно. Оно словно отпечаталось у меня в голове. Я слышала, как кричит мама, умоляет их не трогать меня. Тот, первый, насиловал ее, а она все просила их не трогать меня. Должно быть, понимала, что ее мольбы тщетны, но боролась изо всех сил. Я слышала, как мужчина бил ее, орал, чтобы она заткнулась. Все казалось нереальным. Даже когда второй начал насиловать меня, мне казалось, что этого не может быть. Просто ужасный сон, который никак не кончается.

Анна на несколько секунд закрыла глаза и помотала головой.

– Когда они… закончили, то, пошатываясь, вернулись к своей машине и уехали. Они просто оставили нас там. Мама была без сознания. Он пытался задушить ее, чтобы она не кричала. Я не знала, что делать. Потом говорили, что у меня был шок, но я ничего не помню до того момента, как оказалась в больнице. Мама так и не пришла в сознание. Два дня она была в коме, потом умерла.

– Анна, я не знаю, что сказать. Что тут можно сказать?!

– Я рассказала тебе все не для того, чтобы вызвать сочувствие. Маме было двадцать восемь лет, как мне сейчас. Это случилось давно, но такое не забывается. Никогда не уходит полностью. И я помню все, что случилось в ту ночь, все, что я делала после… после того, как переехала к дедушке с бабушкой.

А я делала все, лишь бы причинить боль им… и себе. Так я пыталась справиться с тем, что случилось со мной. Кстати, я тоже отказывалась от консультаций, – холодно сказала она.  – Я не желала разговаривать с каким-то высушенным психиатром! Я затевала драки, искала неприятности и находила их. Я убегала из дома, сражалась с социальными работниками и со всей государственной воспитательной системой. Кончилось это довольно печально: беспорядочный секс, наркотики…
Анна подняла небрежно брошенный жакет и аккуратно сложила его.

– Я ненавидела всех, а больше всего – себя. Ведь это я хотела поехать в Филадельфию, из-за меня мы оказались там! Если бы меня с ней не было, она могла бы убежать.

– Нет, – Кэму очень хотел коснуться ее, но он не решался. Не потому, что она казалась слишком хрупкой… наоборот: она казалась ему невероятно сильной.  – Нет, ты не должна была винить себя.

– Теперь-то я это понимаю. Но тогда я чувствовала страшную вину. И чем острее я ее чувствовала, тем отчаяннее сражалась со всеми вокруг.

– Иногда просто не остается ничего другого, – тихо сказал Кэм.  – Бей в ответ, беги куда глаза глядят… пока не забудешь обо всем.

– Иногда не с чем сражаться и некуда бежать. В сущности, три года я использовала случившееся как предлог, чтобы делать все, что хотела.  – Анна снова взглянула на Кэма, иронически выгнув брови.  – А я не хотела ничего хорошего. И когда оказалась в заведении для малолетних правонарушителей, считала себя довольно крутой девчонкой. Но мой социальный работник оказался упрямее. Это была довольно пожилая женщина, но она нажимала, подгоняла, просто преследовала меня! Она не хотела сдаваться, и поэтому ей удалось достучаться до меня. Мои дедушка с бабушкой тоже не сдались – и в результате я не пропала. Анна осторожно положила жакет на подлокотник дивана.

– Конечно, все могло сложиться совсем иначе. Я могла стать еще одной неудачей в статистике системы. Но не стала.

«Как удивительно, – думал Кэм, – что ей удалось превратить кошмар в такую силу духа. Как удивительно, что она сознательно выбрала работу, которая ежедневно напоминает ей о том, что сломало ее жизнь».

– И ты решила расплатиться? Заняться тем, что когда-то спасло тебя?

– Я знала, что смогу помогать заблудшим детям. Да, я должна была вернуть долг. Я чувствовала то же самое, что ты чувствуешь сейчас. Я выжила, – сказала она, глядя ему прямо в глаза, – но просто выжить недостаточно, Кэм. Ни для тебя, ни для меня. Ни для Сета.

– Давай по порядку, – пробормотал Кэм. Я хочу знать, поймали ли тех ублюдков.

– Нет.  – Анна давно научилась принимать это и жить с этим.  – Прошли недели, прежде чем я смогла сделать внятное заявление. Их так и не поймали. Но сейчас речь не об этом. Система не всегда срабатывает, но я знаю, я верю, что она делает все, что возможно.

– Я никогда так не думал и сейчас не думаю.  – Кэм нерешительно потянулся к ней, затем сунул руку в карман.  – Мне очень жаль, что я причинил тебе боль. Что заставил вспомнить.

– Это всегда со мной. Просто, когда справляешься, перестаешь думать об этом постоянно. Но рано или поздно все возвращается, потому что на самом деле никуда не уходит.

– Ты тогда все-таки проконсультировалась с психиатром?

– В конце концов – да. Я… – Анна помолчала и глубоко вздохнула. – Ладно, я не утверждаю, что такие консультации совершают чудеса, Кэм. Но я уверена, что это может помочь, может исцелить. Мне, например, это было необходимо, и, когда я наконец была готова воспользоваться помощью, мне стало легче.
Кэм все-таки дотронулся до нее – просто положил ладонь на ее руки, лежавшие на столе.

– Давай сделаем вот что: оставим консультацию как одну из возможностей. Посмотрим, как пойдут дела… как все сложится.

Анна снова вздохнула, она слишком устала, чтобы продолжать спор. Голова болела, тело казалось выпотрошенным, хрупким.

– Я согласна, но все же в отчете порекомендую консультацию психолога.

– Не забудь про ботинки, – сухо сказал Кэм и испытал огромное облегчение, когда Анна рассмеялась.

– Так и быть, я не стану упоминать их: ты ведь наверняка затащишь Сета в магазин еще до конца недели.

– Назовем это компромиссом. Кажется, в последнее время я поднаторел в компромиссах…

– Неужели? Что-то я не заметила. Каким же ты был раньше?

– Родители называли меня «твердолобый».

– Я их понимаю… – Анна посмотрела на его ладонь, накрывшую ее руку.  – Кэм, если ты захочешь остаться, я не смогу сказать «нет».

– Я хочу остаться. Я хочу тебя. Но сегодня мне лучше уйти.

Анна знала, как некоторые мужчины относятся к изнасилованным женщинам. Ей показалось, что сердце оборвалось и внутри осталась головокружительная пустота. Но всегда лучше знать точно.

– Потому что меня изнасиловали? – Кэм покачал головой. Он уже знал: то, что случилось с ней, повлияет на их отношения.

– Потому что сегодня ты не можешь сказать «нет», а завтра, вероятно, пожалеешь об этом. Анна изумленно посмотрела на него. Ты не перестаешь удивлять меня.

Он сам удивлял себя, особенно в последнее, время.

– Все, что происходит с нами… что бы это ни было… совершенно не то, чего я ожидал. Как насчет свидания в субботу?

– У меня уже назначено свидание на субботу.  – Ее губы медленно изогнулись в улыбке, тошнота отступила.  – Но я отменю его.

– В семь часов.  – Кэм перегнулся через рабочий стол, поцеловал ее… поцеловал снова.  – И учти: я планирую довести это до конца.

– Я тоже,

– Хорошо.  – Кэм громко вздохнул и направился к двери, боясь потерять всю свою решимость.  – Легче будет дожидаться.

Кэм остановился у двери, обернулся.

– Анна, ты сказала, что выжила, но это не все. Ты победила! Ты воплощение мужества и силы.  – Анна смотрела на него, явно ошеломленная, и он улыбнулся.  – Социальный работник и психолог просто помогли использовать заложенное в тебе. Я думаю, ты получила это от матери. Должно быть, она была потрясающей женщиной.

– Да, – прошептала Анна, чувствуя, что слезы подступают к глазам.

– И ты тоже потрясающая женщина. Кэм тихо прикрыл за собой дверь. Он не собирался спешить домой: ему было о чем подумать.

Нора робертс