Горький. А птичку жалко...

ГОРЬКИЙ. А ПТИЧКУ ЖАЛКО…




            В царской России в школе непременно учили «Боже, царя храни», а в СССР - «Над седой равниной моря».  Причем это несуразное стихотворение в прозе считалось  своего рода святыней, неприкасаемой ни для какой критики.  При Сталине  за любое недоброжелательное слово в адрес этой ахинее, которую А.П. Чехов назвал набором трескучих фраз, можно было схлопотать арест.  Но вначале за это стихотворение  арестовали самого автора – Максима Горького. Вот такое это  «заколдованное» произведение, будто заклинание колдуна: и учи- посадят, и  не учи – посадят. И только орнитологи удивлялись и сегодня изумляются: как могла  эта морская птичка буревестник попасть в  такой  глубокий политический переплет?
       «Песня о Буревестнике» была написана Максимом Горьким в ответ на кровавый разгон студенческой демонстрации у Казанского собора в Санкт-Петербурге 4 марта 1901 года. Писатель в это время был связан с московской организацией «Искры», вёл революционную пропаганду среди студентов и рабочих, выступал инициатором широких общественных протестов против преследования студентов. «…В сердце у меня горят зори весенние и дышу я во всю грудь», — писал он весной 1901 года. Вот эта песня:
Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет Буревестник, черной молнии подобный.
То крылом волны касаясь, то стрелой взмывая к тучам, он кричит, и — тучи слышат радость в смелом крике птицы.
В этом крике — жажда бури! Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат тучи в этом крике.
Чайки стонут перед бурей, — стонут, мечутся над морем и на дно его готовы спрятать ужас свой пред бурей.
И гагары тоже стонут, — им, гагарам, недоступно наслажденье битвой жизни: гром ударов их пугает.
Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах… Только гордый Буревестник реет смело и свободно над седым от пены морем!
Все мрачней и ниже тучи опускаются над морем, и поют, и рвутся волны к высоте навстречу грому.
Гром грохочет. В пене гнева стонут волны, с ветром споря. Вот охватывает ветер стаи волн объятьем крепким и бросает их с размаху в дикой злобе на утесы, разбивая в пыль и брызги изумрудные громады.
Буревестник с криком реет, черной молнии подобный, как стрела пронзает тучи, пену волн крылом срывает.
Вот он носится, как демон, — гордый, черный демон бури, — и смеется, и рыдает… Он над тучами смеется, он от радости рыдает!
В гневе грома, — чуткий демон, — он давно усталость слышит, он уверен, что не скроют тучи солнца, — нет, не скроют!
Ветер воет… Гром грохочет…
Синим пламенем пылают стаи туч над бездной моря. Море ловит стрелы молний и в своей пучине гасит. Точно огненные змеи, вьются в море, исчезая, отраженья этих молний!
— Буря! Скоро грянет буря!
Это смелый Буревестник гордо реет между молний над ревущим гневно морем; то кричит пророк победы:
— Пусть сильнее грянет буря!..

         Первоначально стихотворение являлось частью сатирического рассказа «Весенние мелодии», где разные слои общества были изображены в виде птиц. Песнь «О Буревестнике» здесь принадлежит Чижу, представляющему молодое поколение. Цензура запретила издавать рассказ целиком, но не распространила запрет на песню чижика. В результате стихи были опубликованы в журнале «Жизнь» как самостоятельное произведение. 17 апреля Горького  арестовали, а затем выслали из Нижнего Новгорода. В мае журнал «Жизнь» был закрыт.
         Выход издания с «Песней о Буревестнике» вызвал переполох среди жандармов. После публикации  самого автора стали называть «буревестником» и «буреглашатаем. Хотя журнал был закрыт,  на этом распространение произведения не закончилось. «Песня о Буревестнике» была включена в сборники революционных стихов и песен, выходивших за границей. Ставшая в годы первой русской революции боевым паролем, она вызывала ненависть в лагере реакции. В передовых кругах русского общества «Песня о Буревестнике» была принята как пламенная революционная прокламация; произведение широко распространялось через нелегальные издания. Таким образом, она оказалась одним из эффективных средств революционной пропаганды, призывающим на борьбу с самодержавием.
         Но вот и противоположный пример – в литературном значении песни сомневался эколог и птицелюб Олег Волков. Он придавал особое значение борьбе за сохранение природы и памятников старины. Его считают одним из основоположников советского экологического движения. Описывая свою биографию, Волков уверяет, что  однажды сидел  в ГУЛАГе за «Буревестника» (всего он провел в сталинских лагерях четверть века):  «Сел я за великого пролетарского писателя, — рассказывал Иван Сергеевич. — Вернее, как сформулировано в обвинении, за его дискредитацию. Это я так неудачно свои именины отпраздновал. Были гости, все свои, между прочим: друзья по работе, старые приятели. Зашёл разговор о Горьком… Нечистый и дёрнул меня сказать — не нравится мне, мол, его язык: вычурный, много иностранных слов… Да ещё приплел Чехова, назвавшего «Песню о Буревестнике» набором трескучих фраз.
       Думаю, что и Горький, и Волков хорошо знали греческую античную и русскую языческую старину, в которой особое место отводилось птицам. И там богами или теми, кто стоял рядом с ними, был вовсе не буревестник, а сокол, удод и кукушка. Именно они вошли в историю и были героями античного и языческого эпоса, но никак не буревестник. Под маской сокола перед нами предстает сам античный бог Гор с его всевидящим оком. Ученые говорят, что на пряжке самого князя Рюрика был изображен падающий за добычей сокол. Кукушка – любимая птичка народных мастеров России, которые с незапамятных времен изображали ее на своих вышивках, в глиняных изделиях. Конечно, у этой птички плохая репутация непутевой родительницы, но в античной истории и литературе ей отводится  особая роль. Там в кукушку превращается  сам Зевс, влюбленный в свою сестру Геру. Их тайная связь началась задолго до свадьбы, причём именно Гера играла в ней активную роль. Зевс полюбил Геру, когда она была девушкой, и чтобы обольстить ее, превратился в кукушку, которую она поймала. На горе Коккигион (Кукушечья) в Арголиде есть храм Зевса, а рядом на горе Проне — храм Геры. Кукушку называют «царицей Египта». Брак Зевса и Геры оставался тайным 300 лет и был наполнен ревностью и приключениями.
        Особая роль у удода в античной истории и языческой культуре. Эту птицу  также часто изображали  древние русские мастера. Их народное искусство было тесно связано с искусством античным, в нем отражена глубокая историческая память славянского народа, который  путешествовал по миру и был участником самых различных событий задолго до  времени рождения Христа. В 414 году до нашей эры была написана комедия «древнегреческого комедиографа Аристофана «Птицы». Во время драматургических состязаний, которые состоялись весной того же года в праздник Великие Дионисии, «Птицы», поставленные от имени Каллистрата, заняли второе место. В основе сюжета — история о том, как афиняне Писфетер и Эвельпид, уставшие от интриг и судебных тяжб, пытаются найти тихое пристанище; в результате странники попадают в птичье сообщество и создают среди облаков город Тучекукуевск. Исследователи называют «Птиц» социальной утопией, комедией-сказкой, политической сатирой, отражающей отношение автора к Сицилийской экспедиции во время  Пелопонне;сской войнаы (431—404 до н. э.). Это военный конфликт в Древней Греции, в котором участвовали Делосский союз во главе с Афинами, с одной стороны, и Пелопоннесский союз под предводительством Спарты — с другой. Интересно, что  борьба между этими государствами  сегодня нам понятна, исходя из  современной борьбы  некоторых государств под знаменами различных политических убеждений. Между Афинами и Спартой давно существовали противоречия. В немалой степени они были обусловлены различным политическим устройством государств. Афины представляли собой демократию, тогда как в Спарте власть находилась в руках олигархии. В полисах, входивших с ними в союз, обе стороны старались утвердить аналогичный собственному государственный строй. Политические противоречия усугублялись различием в происхождении: афиняне (как и бо;льшая часть их союзников) были ионийцами, тогда как спартанцы и, в свою очередь, их союзники — в основном дорийцами. Ну чем не современная история с теми же политическими и военными задачами?
           А уж идея создания совершенного города!  Она задолго до французских восстаний и Октябрьской революции  была весьма актуальная в эпоху античности, занимала заметное место в творчестве Аристофана: элементы утопизма обнаруживались ещё в первых его пьесах. В «Птицах» интересовавшая драматурга тема вышла уже на иной уровень — жанровый: как отмечают исследователи, история об основании Тучекукуевска — это сказочная комедия-утопия. Но герои произведения покидают город не по политическим причинам — их уход связан с недовольством афинской повседневной суетой, бесконечными хлопотами и треволнениями. Если Писфетер, выступая перед птицами, воспроизводит почти поэтическую картину афинского утра, начинающегося с петушиной побудки: «Как встают для работы ткачи, гончары, кузнецы, заготовщики кожи, / Мукомолы, портные, настройщики лир, все, кто точит, сверлит и строгает, / Обуваются быстро, хоть ночь на дворе, и бегут», то Эвельпид вспоминает о сопровождающих жизнь горожан нескончаемых судебных тяжбах: «Возьмем цикад — они не больше месяца / Иль двух звенят в садах, а вот афиняне / Всю жизнь галдят в суде, на заседаниях».
        Афинские граждане, с точки зрения комедиографа, чересчур увлечены войной и сутяжничеством; они слишком податливы к новыми учениям, демагогическим уловкам и «философским бредням». Легковерие афинян проявляется и в истории с «птичьим раем». Поначалу главные герои даже не помышляют о том, что их новое обиталище будет идеальным — они просто ищут уголок, где можно жить без забот и переживаний. Поэтому Эвельпид при встрече с Удодом, который царствует в пространстве между небом и землей, просит: «Ты город укажи нам, мягкий, войлочный, / Прекрасношёрстный, чтоб тепло устроиться». Подробностями новый проект начинает обрастать чуть позже, когда Писфетер произносит речь перед пернатыми: «Птичий город, во-первых, вам нужно создать и единым зажить государством, / А затем высоченной кирпичной стеной, наподобие стен вавилонских, / Воздух весь окружить, обнести, оцепить весь простор меж землёю и небом». Слухи о райском государстве, где есть любые блага, включая птичье молоко, доходят до афинян, и на земле начинается «орнифомания» — желание подражать птицам. В стремлении горожан обрести крылья и попасть в Тучекукуевск исследователи видят «погоню за несбыточной блаженной жизнью» — подобными химерами забиты сегодня головы тех, кто с автоматами в руках считает, что «Украина це Европа», как  международные олигархи ищут выход на  ПМЖ в космосе. Ничего нового!
       Вспомним, что первоначально стихотворение Горького являлось частью сатирического рассказа «Весенние мелодии», где разные слои общества были изображены в виде птиц. Песнь «О Буревестнике» здесь принадлежит Чижу, представляющему молодое поколение. То есть, Горький взял сюжет из античной литературы и  приспособил его к революционным событиям в России  в начале 20 века. Роль Писфетера исполняет русский молодой чиж. Но если за комедию «Птицы» никого не сажали в античные времена, то за чижикову «Песню о буревестнике» в России царской и советской – сколько угодно! Видимо, чем ближе к раю, тем горячее огонь из ада.
          Буревестник, как символ революции, в прямом смысле как птица не тянет ни на какой героизм. Эта птица живет на волнах и борется за свое  существование жестокими расправами над соплеменниками, если очень хочется есть, и главным оружием сопротивления – отвратительной  оранжевой маслянистой вонючей жидкость, которую изрыгает из желудка. Этим же буревестник кормит своих птенцов. А вот «жирный пингвин» незаслуженно опорочен автором – это очень боевая птица, которая без раздумий вступает в бой за свою даму сердца, за гнездо и птенцов и бьется как настоящий рыцарь, а вовсе не прячет «тело жирное в утесах».
      Короче,  очень жаль детей, которых мучили в советской школе по столь дурному поводу, заставляя учить наизусть  подобную нелепицу, и их родителей, которые были репрессированы за несогласие с поэтом, так буйно, как в сумасшедшем доме, исказившем птичью действительность. Не потянул горьковский буревестник со своей отвратительной блевотиной на эпического героя, даже под страхом арестов не потянул…
      Тут не лишне вспомнить басню Эзопа «Голубь, который хотел пить»:
«Голубь, измученный жаждой, увидел картину, изображавшую чашу с водой, и подумал, что она настоящая. Он бросился к ней с громким шумом, но неожиданно наткнулся на доску и разбился: крылья его переломались, и он упал на землю, где и стал добычею первого встречного.
Так иные люди в порыве страсти берутся за дело опрометчиво и сами себя губят».